*Время в её крови* — 1 книга «Америка: Сквозь века»

Елена резко открыла глаза.

Не от боли. Не от звука. Просто — как будто кто-то щёлкнул выключателем в её сознании. Одно мгновение — тьма, библиотечный полумрак, шелест страниц, запах старой бумаги и кофе из автомата. Следующее — солнце.

Ослепительное, золотистое, жаркое солнце, бьющее прямо в лицо.

Она инстинктивно прикрыла глаза ладонью, но тут же замерла. Рука… была не её.

Тонкая. Загорелая. Покрытая мелкими песчинками. На внутренней стороне предплечья — тёмная, изящная татуировка: три спирали, переплетённые, как волны, как дыхание, как что-то древнее и знакомое, хотя она точно знала — никогда не делала татуировок.

Она села. Песок просыпался с её тела, как мелкий сахар. Белый, почти сияющий. Под ним — твёрдая, утрамбованная земля. Впереди — море. Не просто море. Оно было бирюзовым, прозрачным, переливающимся, как стекло, в котором играет свет. Волны накатывали мягко, с шепчущим шорохом, оставляя на песке кружево пены.

— Где… я? — прошептала она.

Голос тоже был не её. Моложе. Чистый. Звенящий, как колокольчик.

Она огляделась. Ни зданий. Ни туристов. Ни лодок. Только пальмы, слегка наклонённые к воде, как будто кланяются ей. Вдалеке — зелёный берег, заросший кустарником. Где-то в тени слышался смех детей. Пение птиц, резкое и звонкое, как в тропиках. Воздух был тёплым, влажным, пахнущим солью, цветами и чем-то сладковатым — как спелый ананас.

Она попыталась вспомнить.
Библиотека. Университет. Книга по истории. Колумб. 1492 год.
Она читала про первые контакты. Про тайно. Про то, как они встретили испанцев с дарами и улыбками.
И потом — как вымерли.

Она вдруг почувствовала, как сердце сжалось.

— Это не сон, — прошептала она. — Это не может быть сон.

Потому что сны не пахнут. Сны не обжигают солнцем. Сны не заставляют тебя чувствовать каждый грамм песка под пальцами.

Она посмотрела на своё тело. Носила лёгкое коричневое платье из грубой ткани, перехваченное поясом из витых волокон. Ноги босые, покрытые пылью. На шее — ожерелье из белых ракушек и чёрных бусин.

И тогда в голове всплыло имя.

Каиба.

Не Елена.
Не Маркс.
Каиба.

И вместе с именем — вспышки.
Кукурузное поле. Жёлтые початки. Руки, тянущиеся к небу.
Танец у костра. Бубны. Пение на языке, которого она не знала, но понимала.
Голос женщины: «Ты слышишь ветер, дочь моя. Он говорит с тобой».
Мать.
Отец.
Дом.

Она вскочила, задыхаясь.
Это не её воспоминания.
Но они были внутри неё. Как если бы кто-то вставил чужой фильм в её голову и нажал «пуск».

— Что со мной? — прошептала она, но на этот раз уже на языке, который не умела говорить.
И поняла: это и был её язык. Язык Каибы.

Она сделала шаг. Потом ещё один. К воде.
Волна коснулась её стопы — прохладная, живая.
Она опустилась на колени.

— Я не здесь, — сказала она. — Я не должна быть здесь.

Но тело было здесь.
Дыхание — здесь.
Сердце — билось.

И тут она увидела.

На горизонте, сквозь марево жары, что-то двигалось.

Три тёмные точки. На фоне неба.
Сначала — как птицы.
Потом — как корабли.

Большие. Неправильные. С белыми крыльями, расправленными по ветру.

— Нет… — вырвалось у неё.

Она знала, что это.
Она учила это.
Santa María. Pinta. Niña.

— 1492 год, — прошептала она на двух языках сразу. — Остров Гуанахани.

И в этот момент поняла:
Она не наблюдает за историей.
Она в ней.
Она — не Елена Маркс, исследовательница из XXI века.
Она — Каиба.
Девушка из племени тайно.
И она стоит на берегу, где через несколько часов начнётся конец её мира.

Она встала.
Песок осыпался с её плеч, как время, стекающее сквозь пальцы.
Где-то в глубине, за пальмами, зазвучал барабан.
Зов к собранию.

Она сделала шаг прочь от моря.
К дому.
К судьбе.
К смерти.

Потому что уже знала:
Она умрёт здесь.
Но не навсегда.

Потому что где-то, в другом времени,
она снова откроет глаза.