Всё, что было у Эммы.

Пролог

Новый мир оказался неожиданно ярким.

Первым, что он увидел, открыв глаза, был свет направленных в его сторону ламп. Они слепили, и это мешало рассмотреть людей, стоявших вокруг кушетки и с любопытством его разглядывавших. Они переговаривались, трогали его руки, качали головами и улыбались, а маленькая девочка лет семи подобралась ближе, чтобы потрогать его волосы.

— Эмма, отойди, мы же договаривались, — зазвучал строгий голос, показавшийся ему смутно знакомым. — Ничего не трогать.

Высокий мужчина с аккуратно зачесанными назад светлыми волосами наклонился над ним, рассматривая его с критическим выражением лица. Какое-то время они просто смотрели друг на друга, затем мужчина пожал плечами.

— Возможно, на этот раз удалось, — задумчиво сказал блондин сам себе, а потом обратился к нему: — Кто ты? Назови свое имя и цели программы.

— Я Генрих Вайсвольф, старший оператор ковчега «Таубе», — ответил он. — Моя основная цель — найти безопасное убежище для людей, находящихся под моим командованием. Сопутствующие цели — следить за поддержанием системы жизнеобеспечения, следить за сохранностью жизней экипажа, следить за…

Конец фразы утонул в смехе присутствующих. Кто-то из людей тихонько хихикал в кулак, а кто-то откровенно чуть ли не плакал от смеха. Высокий блондин нахмурился и поднес ладонь к лицу. Кажется, этот жест выражал разочарование.

— И кто же у нас в техническом отделе такой шутник? — Голос человека звучал раздраженно. — Вы хоть понимаете, как важно создать рабочую модель хотя бы на этот раз? Учтите, я узнаю, кто это был. Два месяца будете сидеть на сухпайке!

— А ты узнаешь меня? — девочка вновь упрямо протиснулась к кушетке и дотронулась до его руки. — В тебе должна быть память моего папы, так что меня ты точно должен знать! Папа же записал меня в свои архивы, верно?

— Эмма, — повторил он, будто вспоминая что-то важное. Программа подсказывала, как надо было действовать, встречая нового человека, но что-то внутри входило в резонанс с ее подсказкой, будто он и впрямь знал Эмму не первый год. — Привет, Эмма. Я рад с тобой познакомиться.

— Но как я могу с тобой познакомиться, если не знаю, как тебя зовут? — хихикнула Эмма. — Ты не Генрих Вайсвольф. Генрих это мой папа, — она кивнула на недовольного блондина. — Хоть ты на него немного похож, но ты не он.

— И впрямь у него пока нет имени, только номер, — Генрих улыбнулся дочери. — Если хочешь, можешь сама придумать ему имя.

— Конечно, хочу! — Глаза Эммы блестели. — Он выглядит потрясно! Совсем как большая кукла, ну, как те, которые делали до войны, только огромная!

— И как же ты его назовешь? — поинтересовалась женщина в белом халате, стоявшая рядом с Эммой.

— Хочу назвать его Бенедикт, — ее большие голубые глаза на мгновение встретились с его глазами.

— Иронично, — рассмеялся Генрих, прижимая дочь к себе. — Что ж, Бенедикт, смотри на нас и запоминай новую цель. Защищай Эмму, помогай ей и будь вместе с ней до тех пор, когда ей уже не будет нужна твоя помощь.

— А он правда будет со мной столько же, сколько и ты? — Эмма посмотрела на Генриха все теми же широко открытыми от любопытства и удивления глазами.

— Лучше, — Генрих вновь улыбнулся дочери. — Он будет с тобой гораздо дольше, чем я.

«Мое имя — Бенедикт, — отметила программа новые данные. — Я должен защищать Эмму, помогать ей и быть вместе с ней до тех пор, когда ей уже не будет нужна моя помощь».

Параллельно с этой мыслью андроид самой последней модели отдал соответствующие команды своему телу и сел на кушетке.

Глава 1. Хроники прошлых дней

— Это против правил, мисс Эмма, — программа подсказывала, что в подобных случаях он должен хмуриться, выражая свое недовольство действиями девочки. — Вы должны быть в кровати, когда в жилых помещениях отключают свет на ночь. Выходить из жилого блока ночью не рекомендуется.

— Всего один раз! — девочка закатила глаза. Ему пришлось мягко поймать ее за руку, чтобы она не сбежала. — Ну же. Мы просто обязаны там быть!

Казалось, она стала гораздо более энергичной и непоседливой за эти три года. Эмме Вайсвольф недавно исполнилось десять лет, ее длинные светлые косы стали еще длиннее, голубые глаза еще больше, а росла она быстрее любой ровесницы, о чем постоянно ему напоминала. В блоке памяти у Бенедикта за это время накопилось много посторонней информации, которую программа относила к разделу «об Эмме». Истории о школьных уроках и подругах, рассказы о прочитанных книгах, болтовня о том, что она ела на ужин. Он запоминал все, что помогало следить за благосостоянием его человека: Эмма любит вафли, но полезнее для организма будет овсяная каша из пакетика, которую она тайком выкидывает в мусор. Эмма обожает довоенные фильмы, но некоторые заставляют ее плакать, как тот старый фильм о собаке, поэтому включать их часто нельзя. Эмма вообще без ума от животных, но так как домашних питомцев на ковчеге не держат, старший оператор подарил ей на день рождения механическую кошку, которая умела гулять по комнате и издавать широкий ряд звуков от пронзительного мяуканья до тихого урчания. Эмма хочет кататься на роликах каждый день, но в этом месяце она уже врезалась в двери комнаты и повредила коленку, поэтому ролики отправляются на склад до лучших времен.

За три прошедших года Бенедикт усвоил, что оберегать Эмму часто означало не давать ей делать то, что она хочет.

— Но папа разрешил, — она раздраженно надулась. — Ты иногда такой скучный. Почему ты не можешь хоть разочек не быть скучным?

— Потому что он андроид, Эмма, — в комнату заглянул Генрих. — И его программа не даст ему послаблений, даже «разочек». Все в порядке, можешь ее отпустить. Приказ старшего оператора.

— Мисс Эмма, можете выйти из жилого блока, — эхом повторил Бенедикт, отпуская ее руку.

— Наконец-то, — фыркнула девочка. — Ну же, идем скорей!

— А он тебе там зачем? — в голосе Генриха зазвучало удивление. — Бенедикт может подождать нас здесь.

— Но я хочу, чтобы он тоже увидел, — глаза Эммы сияли. — Он тоже должен увидеть это.

— Но ему будет все рав… — Генрих вздохнул. — Ладно, почему бы и нет. Бенедикт, ты идешь с нами.

— Да, сэр, — ответил он.

Они прошли мимо жилых помещений, забитых койками со спящими людьми, и пересекли огромный главный зал, встретивший их ровным гулом огромных моторов, не затихавших ни на миг. В молчании они поднялись на верхний этаж, в ночное время доступный лишь руководству, и оказались под самым куполом, таинственно мерцавшим красными огоньками лампочек. Коридор был не очень длинным. Эмма вертела головой, рассматривая расчерченный вспышками света потолок, а Генрих набрал код на панели дальней двери и жестом пригласил их следовать за собой. Автоматически пропустив Эмму вперед, Бенедикт увидел кабину пилотов ковчега, в которую обычно не пускали никого, кроме самых высокопоставленных членов экипажа. Вдоль стен располагались несколько огромных пультов для управления всеми системами ковчега, но не только они здесь привлекали внимание. В кабине пилотов было нечто, недоступное всем остальным обитателям ковчега.

Окно.

— Ого, — Эмма завороженно смотрела на него, будто боясь подойти ближе. — Все такое… Пустынное и темное.

— Да, сейчас же ночь, — усмехнулся Генрих. — Но ты ведь сама хотела посмотреть на луну и звезды. Смотри, там, впереди, это и есть луна. Большая и круглая, прямо как в учебнике, да?

— Луна очень красивая, — на лице Эммы было сложное выражение, будто она получила вовсе не то, чего ожидала. — Но… Я не думала, что земля будет такая… Голая. Там будто вообще нет жизни.

— Пока что нет, — Генрих рассеянно потрепал ее по голове. — Землю здорово потрепало радиацией, но волноваться тебе не о чем. Мы найдем безопасное место, и там все будет гораздо красивее.

— Но где мы его найдем, если все тут такое безжизненное? — Эмма смотрела вдаль. — Тут… Как будто вовсе ничего нет.

— Не беспокойся, милая, — Генрих улыбнулся, сухо и быстро. — Все мы тут знаем, что делаем. Мы выполним нашу цель.

— Интересно, — Эмма нахмурилась. — А те люди, кто развязал войну, тоже знали, что делают? Они знали, что все будет вот так?

Генрих ничего не ответил, и она обернулась к Бенедикту, что побудило программу вклиниться в разговор.

— Предположительно, — отозвался Бенедикт, отвечая на запрос. — Так как строительство ковчегов было завершено еще до начала войны, уместно будет допустить возможность, что военные структуры догадывались о том, чем война завершится. Но просчитать заранее все риски им все же не удалось, о чем свидетельствует тот факт, что лишь немногие из ковчегов остались в удовлетворительном состоянии и способны продолжать выполнять свои функции. Ответ на ваш вопрос таков: с вероятностью в девяносто процентов военные структуры знали, к чему приведут ядерные удары, но не смогли точно рассчитать последствия, что привело к выведению из строя некоторых ковчегов.

— Постой, — в глазах Эммы появился страх. — Лишь немногие? А другие ковчеги? Что с ними случилось? А с людьми?

— У Бенедикта неполная информация на этот счет, — Генрих пренебрежительно махнул рукой. — Другие ковчеги разрабатывались, это верно, но они были признаны дефективными, поэтому и не были использованы. «Таубе» идеально справляется со своими функциями, и тебе не стоит об этом беспокоиться. Так что мы будем делать, Эмма? Слушать курс истории или смотреть на звезды в телескоп?

— А что, можно и в телескоп посмотреть? — Эмма робко улыбнулась.

— Конечно, — Генрих взял ее за руку. — Пойдем, я покажу тебе Бетельгейзе.

— Бенедикт, идем, — она схватила его за запястье свободной рукой. — Ты тоже должен это увидеть.

Повинуясь ей, он послушно заглянул в телескоп, который Генрих установил позади пульта управления. Ему открылось черное ночное небо с бесчисленным количеством звезд. Большинство названий уже было загружено в программу.

— Ну как? — он перевел взгляд на Эмму, глаза которой снова сияли. — Правда ведь красиво? — Она смотрела на него, и ее улыбка постепенно угасала вновь. Программа подсказала, что Эмма ждет ответа, реакции, которую не получает.

— Этот вид был довольно познавательным, — он выбрал один из вариантов, наиболее приближенных к реакции, которую она ждала. — Учитывая, что лишь немногие люди на ковчеге имеют возможность наблюдать звезды ночью, это весьма ценный опыт.

— Это замечательно, правда? — Эмма зарделась. За ее спиной Генрих кивнул, подсказывая Бенедикту, как надо отвечать.

— Да, мисс Эмма. — Бенедикт послушно кивнул. Девочка хихикнула и прильнула к телескопу сама, рассматривая знакомые созвездия.

Этой ночью мисс Эмма была счастлива, и программа внесла ее в архив важных воспоминаний, таких как любимые книги мисс Эммы и ее детские мечты.

***

— Мисс Эмма, это нерационально, — он отошел на шаг назад, когда в стену рядом ударился учебный планшет. Маленькая робокошка отозвалась тихим мяуканьем, когда планшет приземлился рядом с ней. — Разбрасывание вещей не поможет вам достичь цели, какой бы она ни была.

— Ой, да заткнись, — огрызнулась Эмма. В ее глазах были слезы, и это заставляло программу работать на полную мощность, пытаясь отыскать сбой или ошибку в привычном течении дел, что повлияла на состояние человека.

Работать с мисс Эммой было сложнее, чем следить за огромными двигателями ковчега. Архивы информации приходилось регулярно обновлять. Эмме недавно исполнилось пятнадцать лет, она давно не играла с игрушками, она перестала носить платья и юбки, отдав предпочтение джинсам и свитерам черного цвета. Многие способы ее успокоить и привести в нормальное расположение духа уже не работали. Как и сейчас, его система часто сбоила, не в силах выполнить свою задачу и не в силах понять, в чем была допущена ошибка.

— Мисс Эмма, объясните ситуацию, — он попытался взять ее за руку. Раньше это ее успокаивало, но сейчас она лишь фыркнула и отдернула руку. — Я не понимаю. Ваше физическое состояние в норме. Сегодня не произошло событий, которые могли бы изменить ваше ментальное состояние. Есть ли какая-то проблема, о которой вы мне не сообщили?

— Ты не поймешь, — Эмма села на своей узкой кровати, скрестив руки на груди. Механическая кошка подошла к ней, и Эмма машинально взяла ее на руки, баюкая, словно живую. На глазах у нее по-прежнему блестели слезы. — И я тебе уже сказала, в чем проблема. Ингрид выдают замуж.

— Ингрид это ваша подруга, — он начал рассуждать вслух, пытаясь добраться до сути. — По традиции, близкие друзья радуются за человека, который решил связать себя узами брака. Проблема по-прежнему неясна.

— Да ничего она не решала, — Эмма шмыгнула носом. — Она просто согласилась под давлением… Всех! Да ей же всего семнадцать. Она даже не любит этого придурка, просто родители насели на нее с разговорами о цели человечества и восстановлении популяции и прочим дерьмом. И она согласилась.

— Но ведь цель человечества — это действительно восстановить популяцию и произвести как можно больше детей к тому времени, как ковчег достигнет безопасного места для высадки, — он подошел к кровати и опустился на одно колено перед ней, помня, что мисс Эмме неудобно было бы смотреть на него снизу вверх. — Если эти данные неверны, прошу, дайте мне нужную информацию, чтобы я мог понять вашу проблему.

— Цель человечества и цель отдельного человека это разные вещи, — Эмма смотрела на него устало и горько. — Она не хочет этого, понимаешь? И никакие пафосные слова это не изменят. Она не будет счастлива, а если Ингрид не будет счастлива, как я могу радоваться, глядя на это? Конечно, мне будет грустно. У тебя в твоих электронных мозгах вообще есть понятие о том, что такое грусть?

— Грусть, она же печаль или тоска, это отрицательно окрашенная эмоция, которая возникает в случае недовольства человека собой или своей жизнью, — процитировал Бенедикт.

— Ну ладно, — вздохнула Эмма. — Но ты понимаешь, что это означает? Что человек чувствует, когда ему грустно?

— Нарушения в ментальном состоянии могут повлиять на качество работы и жизни человека, — ответил он. Его процессор начал издавать еле слышное гудение, как и всегда, когда перегружался. — Но как именно и почему, я не знаю. Не хватает данных.

— Знаешь, — лицо Эммы постепенно просветлело, как и всякий раз, когда у нее появлялась новая идея. — Знаешь, при физических травмах человек чувствует боль, которая затрудняет движения или работу? Ответ нервной системы на то, что с организмом что-то не так. — Он кивнул, и она продолжила: — Грусть и другие негативные эмоции — это как боль внутри, как травма ментального толка. Когда мы грустим, мы словно получаем раны… в душе. И необязательно, чтобы что-то происходило конкретно с нами. Эту боль можно чувствовать и за близких людей тоже.

— Раны в душе, — повторил он, обрабатывая новую информацию. — Спасибо, мисс Эмма.

— Теперь понимаешь?

— Мне по-прежнему непонятна сама концепция чувств и ощущений, — честно ответил он. — Но теперь я могу представить, как этот механизм устроен у человека. Думаю, ваш отец мог бы вам помочь с решением проблемы, если бы вы рассказали ему про Ингрид.

— Отцу плевать, — Эмма пожала плечами. — Он не станет заморачиваться ради нее. Думаю, мне вообще повезло, что я дочь старшего оператора и меня не заставляют саму поскорее выскакивать замуж и рожать детей для восстановления популяции. Ладно, давай поговорим о другом. У меня сейчас голова от всего этого лопнет. — Эмма вытерла слезы. — Ты можешь снова меня постричь? Хочу отвлечься.

— Вы просили подровнять концы волос полмесяца назад, — напомнил он, послушно вставая и доставая ножницы из ящика ее письменного стола. — Это выбивается из вашего графика стрижки.

— Я хочу сменить имидж, — заявила Эмма, отпуская кошку. Она села на стул перед письменным столом, откидывая назад длинные светлые волосы. — Каре, пожалуйста. И после этого покрась в черный. Как у тебя. Думаю, это то, что нужно сейчас.

— Да, мисс Эмма, — он положил ножницы на стол.

— Надеюсь, хоть ты не будешь попрекать меня тем, что я хочу покрасить волосы, — она установила перед собой настольное зеркало. — Как это обычно делает отец.

— Я не буду этого делать. Для меня имеет значение лишь состояние мисс Эммы, — отозвался он. — Ее внешний вид должен нравиться ей и удовлетворять ее потребности.

Эмма безразлично посмотрела на их отражение в зеркале. Хмурая девочка-подросток и ее бесстрастный невысокий ассистент с идеально правильными чертами лица. Даже сейчас не все на ковчеге понимали с первого взгляда, что он не человек — ведь все в Бенедикте, включая короткие шелковистые волосы и голубые глаза, выглядело довольно… правдоподобно.

— За это я тебя и люблю, механическая нянька, — хмыкнула она.

— Любите меня? — Бенедикт щелкнул ножницами, отрезая первую прядь. — Нужно ли мне повысить свой ранг значимости в списке близких вам людей?

— Иногда мне кажется, что ты надо мной смеешься, — Эмма недовольно прищурилась, будто пытаясь разглядеть эмоции в отражении лица андроида.

— В моей программе не заложена опция сарказма или иронии, — честно ответил он. — Могу ли я задать вопрос, мисс Эмма?

— Почему нет, — в ее голосе появилось любопытство. — Давай.

— Есть ли у вас душевные раны, связанные со мной?

— В смысле? — Она замерла. — Почему ты спрашиваешь?

— Моя программа настроена на то, чтобы защищать вас, — пояснил он. — Я не должен становиться причиной вашего дискомфорта. Я должен оградить вас от этого. Прошу, если какие-то мои действия или высказывания причиняют вам боль, сообщите мне об этом, чтобы я скорректировал свое поведение.

— Хорошо, — на ее лице появилась слабая улыбка. — Я обязательно тебе об этом сообщу.

И она засмеялась, снова оставаясь для него чем-то непонятным, непредсказуемым.

Необъяснимым.

***

Он увидел опасность и отреагировал почти мгновенно, становясь между съежившейся от страха Эммой и разъяренным человеком. Перехватив занесенную для удара руку мужчины, Бенедикт крепко сжал ее, стараясь не повредить, но и не отпуская. Эмма отползла в угол лаборатории, ахнув, когда ее рука наткнулась на осколок стеклянной колбы. Ее инструменты были разбросаны по холодному белому полу, стену рядом с ней окрасила кровь, с которой она работала, а на операционном столе лежало маленькое механическое тельце робокошки, сотрясаемое электрическими разрядами.

— Прошу прощения, старший оператор, — Бенедикт безэмоционально отвел вторую руку Генриха, замахнувшегося теперь и на него. — Безопасность Эммы — главный для меня приоритет. Отойдите от нее и прекратите агрессивные действия.

— Да что он себе позволяет! — Аманда Бернс, глава медицинского отдела, смотрела на него со страхом в глазах. — Генрих, нужно немедленно отключить его! Он напал на человека! — Она попятилась, пытаясь нашарить кнопку тревоги. — Что это? Сбой в программе? Мы не можем…

— Молчать! — рявкнул Генрих. — Все вы, замолчите сейчас же! Ты, — он обернулся к Эмме, его взгляд не предвещал ничего хорошего. — С тобой мы поговорим позже. Иди в свою комнату. Сейчас же! — Когда Эмма вскочила на ноги и убежала, Генрих перевел взгляд на Аманду. — Мы не будем никого отключать.

— Но, Вайсвольф, как же так, — она поправила очки, пытаясь унять дрожь в руках. — Он же напал на вас! Выходит, Бенедикт опасен. Он может выходить за рамки своей программы, вы понимаете это?

— Нет, не может, — Генрих, казалось, полностью успокоился. Видя это, Бенедикт отпустил его руку и отошел. — Он запрограммирован защищать мою дочь, и именно это он сейчас и сделал. Волноваться не о чем.

— Не о чем? — изумилась Аманда. — Другие андроиды не могут причинить боль человеку или встать у него на пути, а этот может! Ты не думаешь, что у твоей дочери слишком много привилегий, Генрих, учитывая, что она тут натворила?

— Нет, не думаю, — в голосе старшего оператора была явно слышна угроза. — Когда-нибудь Эмма окажется на моем месте. И если кто-то будет ей угрожать или попытается организовать переворот внутри ковчега, он должен быть остановлен.

— Послушай себя, Генрих, да кому может быть нужен переворот внутри ковчега? — огрызнулась Аманда.

— А ты разве не знаешь? — парировал Генрих. — Ты не понимаешь, что произойдет, если кто-то когда-нибудь получит доступ к архивам?

Аманда открыла рот, но ничего не сказала. На ее лице проступила усталость.

— То-то же, — Генрих вздохнул. — Хоть ты не действуй мне на нервы. Лучше бы придумала, как восполнить недостачу. А ты, — он обернулся к андроиду. — Убери тут все и выясни, зачем моей дочери понадобилось проводить эту мерзкую операцию. Выяснить и доложить мне, ясно?

— Да, старший оператор, — Бенедикт начал собирать осколки стекла. Краем глаза он заметил, насколько была встревожена Аманда Бернс, выходящая из лаборатории вслед за Генрихом. Заметил — и отложил эту реакцию в архив памяти.

Закончив уборку за полчаса, Бенедикт отправился в жилой блок. Не найдя Эмму в ее комнате, он прошел в столовую и не прогадал. Эмма была там с планшетом в руке, на котором она яростно пролистывала страницы очередной книги, пытаясь найти ответы на еще неизвестные ему вопросы. Когда ей исполнилось семнадцать, она часто стала засиживаться в столовой после отбоя, читая при свете маленького ночника, который приносила с собой. В последний год она скачивала из архива все больше учебников для колледжа по медицине и анатомии, хотя ее основной специализацией были информационные технологии, как приказал ее отец.

Услышав его шаги, Эмма подняла голову. На ее щеках все еще были дорожки слез.

— Вам больно, мисс Эмма? — Он подошел ближе, пытаясь разглядеть, нет ли у нее травм. — Требуется перевязка?

— Что? — Она посмотрела на ладонь правой руки, где была глубокая кровоточащая царапина. — А. Осколок я уже вытащила, волноваться не о чем.

— Позвольте мне наложить повязку, — он сел рядом с ней и осторожно взял ее руку в свои. — Я принес пластырь и бинт.

— Валяй, — она пожала плечами. Некоторое время они провели в молчании, а потом она осторожно поинтересовалась: — Отец сильно злится?

— Старший оператор Генрих опечален тратой ресурсов, — честно ответил Бенедикт, накладывая бинт. — Он также хотел бы знать цель ваших действий.

— Это сложно, — Эмма вздохнула.

— Моей мощности хватает для решения сложных задач, — Бенедикт перевел на нее взгляд. — К тому же за последние годы я научился понимать вас лучше. Повторяю запрос: зачем вы это сделали?

— Ты не думал, что у людей мало шансов выжить вот так? — Эмма подвинула свой стул ближе к нему. — Мы несовершенны. Как и другие живые организмы. Ядерная война заставила нас прятаться в бункерах и ковчегах, а теперь мы годами торчим тут, на ковчеге, не в силах найти нормальное место для жизни. Для того чтобы жизнь на земле снова стала возможна, нужно что-то изменить.

— Некоторые люди уже начинали ставить себе протезы до войны, — ответил он, поняв, куда клонит Эмма. — Но эти решения не всегда приводили к хорошим результатам.

— Да, знаю, но что, если сделать наоборот? — Глаза Эммы загорелись надеждой.

— Боюсь, я пока не понимаю, о чем вы говорите.

— Что, если объединить синтетику с органикой, а не наоборот? — повторила Эмма. — Ты же знаешь, что строение андроидов в последние годы перед войной пытались сделать максимально похожим на строение людей? У тебя внутри даже есть трубки, заменяющие кровеносные сосуды. Это делали для того, чтобы повторить человека, его мозг, его нервную систему, кровеносную… Все. И внешность, разумеется, тоже. Пытались создать идеальное сочетание машины и человека.

— Знаю, — он помедлил, обрабатывая данные, а потом внезапно понял. — Вы пытались вживить робокошке органические структуры?

— Именно! — Эмма кивнула. — Отец дал мне доступ к лаборатории и биоинкубаторам, и два из них я запрограммировала на выращивание кошачьих органов. Думаю, папа из-за этого так разозлился, ведь у нас и так их слишком мало. Я думала, если соединить систему робота и имплантированные органы, я смогу создать что-то новое. По сути, что такое эмоции? Что такое чувства? Что такое психика? Все рождается из мозга и химических процессов организма. Из сочетания гормонов и мышления. Что, если взять мозг робота и органы живого существа? Сможем ли мы получить что-то новое?

— С робокошкой у вас ничего не вышло, — отметил Бенедикт.

— Все потому, что у меня не хватило знаний и навыков, — отмахнулась она. — Представь себе, что было бы, если мы могли бы продолжить человеческий род вот так! Создать более совершенных существ, которые пронесут через века наши знания и открытия. Сделать андроидов живыми, испытывающими эмоции и чувства. Разве ты ни разу не хотел узнать, каково это, чувствовать?

— Я не знаю, о чем вы говорите, — честно ответил он. — Я не понимаю, что значит «хотеть».

— Точно, — Эмма вновь погрустнела. — Прости. За столько лет я должна была запомнить.

— Не извиняйтесь. Это нормально, что вы автоматически отождествляете меня с человеком и проецируете на меня свой опыт и чувства. Именно для этого я был создан похожим на человека, — произнес он. — Возможно, вы могли бы объяснить мне значение слова «хотеть». У вас хорошо получается объяснять, мисс Эмма.

— Нет, — она грустно покачала головой. — Это не то, что можно объяснить словами, как бы мне этого ни хотелось. Это, например, как со змеями, понимаешь? У них нет ушей, поэтому услышать звуки они не могут. И понять концепцию звуков тоже не смогли бы. Так и с тобой — в тебе нет того, что заставляет людей и животных хотеть чего-то самим, без приказов от программы.

— Возможно, в будущем это во мне появится, когда мисс Эмма начнет производство новых, более совершенных людей, — ответил Бенедикт. Эмма хихикнула.

— Ну и ночка, а? — Она зевнула. — Просто ужасная. И Дымку жалко. Побудь со мной здесь, хорошо? И, пожалуйста, обними меня, а то чувствую себя так, будто завтра на меня обрушится гнев всего ковчега.

— Приказ принял. Нахожусь с вами здесь, — он осторожно обнял ее за плечи, подвигая стул ближе. — Обнимаю вас.

Эмма доверчиво закрыла глаза, опираясь на Бенедикта. Завтрашний день и впрямь обещал быть тяжелым.

***

Он понимал, что с этого момента все изменится, и на ковчеге, и в жизни самой Эммы, которой было всего двадцать лет.

Люди проходили мимо него в узких коридорах, не замечая вовсе. Многие спорили до хрипоты, остальные отстраненно молчали. Он видел пару заплаканных лиц, но, как объяснила мисс Эмма, они плакали не о случившемся, а о том, что будет с ними дальше. Казалось, теперь мало кто верил в успешное завершение их путешествия.

Он проскользнул в комнату мисс Эммы без стука, поставив поднос с едой на стол и прикрыв за собой дверь. Она сидела на кровати, недвижная и молчаливая.

— Вам нужно питаться, чтобы нормально функционировать, — мягко напомнил он, открывая шкаф. — Вы пропустили завтрак и обед в столовой, поэтому я принес еду сюда. Ваш любимый консервированный тунец, мисс Эмма.

— Я не хочу есть, — ее взгляд оставался безжизненным. — Не после того, что узнала.

По кровати были рассыпаны листки бумаги — редкое зрелище, учитывая, что абсолютное большинство данных хранилось теперь в единой электронной системе. Он нагнулся, чтобы собрать их. Эмма наблюдала за ним сквозь приоткрытые веки.

— Ты думаешь, я смогу заменить отца? — В ее голосе не было любопытства, только усталость и еще что-то странное, что он раньше никогда не слышал.

— Ваш опыт и ваши знания не одинаковы, — честно ответил он. Ее плечи поникли. — Вы не сможете полностью заменить его. Никто не сможет, так как не существует полностью идентичных людей. Вы не будете заменой старшему оператору Генриху Вайсвольфу. Вы будете другим старшим оператором. И пока вы не вступите в должность, никто не может точно просчитать, будете ли вы лучше или хуже него. — Она молчала, и Бенедикт по привычке опустился на одно колено перед кроватью, как тогда, когда она была маленькой и ей трудно было смотреть на него снизу вверх. — Мой ответ причинил вам боль?

— Нет, Бенедикт, — она устало посмотрела ему в глаза. — Это странно, но мне как-то спокойнее от твоей своеобразной философии. Выходит, переживать заранее нет смысла, так как даже я сама еще не могу сказать, облажаюсь или нет.

— Пора переодеваться, мисс Эмма, — мягко напомнил он. — Вы должны произнести речь на похоронах старшего оператора. По традиции, ваша одежда должна быть черной. Мне достать ваш школьный костюм? Он как раз черного цвета.

— Меня не могут оставить в покое даже сейчас, верно? — Ее глаза по-прежнему были пустыми. — Не могут позволить побыть одной? Он все же был моим отцом, хоть в последнее время мы почти не общались. К черту. Помоги мне одеться.

Она послушно подняла руки, позволяя ему снять с себя свитер, а потом встала с кровати, пока он стягивал джинсы. Переступив через них, Эмма подошла к шкафу и выбрала вешалку с костюмом. Увидев, как она вновь застыла в безучастном оцепенении, Бенедикт подошел к ней и аккуратно забрал вешалку. Она посмотрела ему прямо в глаза — с тех пор, как она выросла и они стали одного роста, это давалось ей гораздо легче.

— Если я прикажу тебе сохранить что-то в тайне от всех, ты это сделаешь? — поинтересовалась она. — Твоя программа никому это не выдаст?

— Да, мисс Эмма, — он накинул блузку ей на плечи, помогая просунуть руки в рукава, а затем застегнул пуговицы. — Я создан для того, чтобы охранять вас. Я приму от вас любой приказ и не нарушу его.

— Тогда прочти эти документы, — она кивнула на охапку листов. — Это ужасно. Мне нужно хоть с кем-то это обсудить.

Бенедикт подошел к кровати и взял с нее бумаги. Проигнорировав пометку «совершенно секретно», он быстро просмотрел их все и положил назад, а затем обернулся к Эмме. Она развела руками.

— Это невероятно, — в ее голосе впервые за день прозвучала злость. — Неудивительно, что пайки, которые мы раздаем, такие скудные. Запасов еды не хватит надолго. Если об этом узнают люди, начнется паника. И отец скрывал это от меня все это время? Сколько еще он намеревался мне врать?

— До вашего тридцатилетия, — ответил он. Эмма бросила на него быстрый взгляд, полный неверия.

— И ты все это время знал об этом? Знал и молчал?

— Помните ли вы ту ночь, когда мы ходили смотреть на звезды? — осведомился Бенедикт. Эмма кивнула. — Тогда вашему отцу не понравилось, что я сообщил вам сведения о неудаче, постигшей другие ковчеги. В ту же ночь он загрузил в мой архив памяти много данных и установил запрет, который будет снят, как только вам исполнится тридцать лет. До этого времени я не могу сообщать вам определенную информацию. Однако я могу обсуждать ее с вами, если она вам уже известна.

— На тебя бесполезно злиться за ложь, не так ли? — она горько вздохнула. — Ты не можешь пойти против программы. Не можешь принять собственное решение.

— Это так, мисс Эмма, — он вновь подошел к ней и помог надеть пиджак, застегнув его на все пуговицы. Она протянула ему юбку, и он послушно наклонился, помогая ей продеть ноги, а потом натянуть ее до уровня талии и застегнуть. — Быть может, это изменится, когда вы создадите новый, более совершенный вид людей.

Лицо Эммы все еще было уставшим, но от этой фразы в ее глазах едва заметно мелькнули смешливые искорки.

— Пора произносить речь, — сказала она, надевая туфли и распахивая дверь комнаты.

И он поспешил за ней в главный зал, подхватив ее рабочую сумку.

***

Эмма перевела взгляд в дальний угол комнаты, где недвижно и молчаливо стоял Бенедикт, готовый в любой момент выполнить приказ. Его вид успокоил ее — хоть что-то незыблемое в этом постоянно меняющемся мире.

Ей было жутко неуютно в этой огромной полутемной комнате, тускло освещенной лампами по периметру потолка. Ночью командный центр переходил на режим сбережения энергии, как и все остальные блоки ковчега, что делало его еще более холодным и зловещим. Эмме не нравилось ни это место, ни люди, сидящие вокруг стола, но что она могла поделать? Будучи старшим оператором, она была вынуждена взаимодействовать с главами отделов. Однако сегодня один человек отсутствовал на этой тайной встрече, и этому была очень серьезная причина.

— Вы точно уверены, что мистер Гилмор хочет обнародовать эти данные? — вполголоса осведомилась она. — Вы требуете от меня принять непростое решение, но уверены ли мы, что угроза вообще существует?

— Я могу поклясться в этом, — бледный юноша, сидящий напротив нее, нервно сглотнул. — У меня есть диктофонная запись нашего разговора. Он утверждал, что народ заслуживает знать правду, если мы хотим, чтобы ковчег двигался дальше.

— Какие доказательства вам вообще нужны? — вступил в разговор новый глава медицинского отдела, мистер Кроу. Эмма недовольно скосила на него глаза. До этой ночи она уже пару раз пересекалась в коридорах с этим суровым худощавым англичанином, но до сих пор не смогла привыкнуть ни к его резкому акценту, ни к холодным и отчужденным манерам. — То, что заместитель главы отдела связи вообще знает о существовании секретных архивов, это уже достаточное доказательство! Мы не можем позволить Гилмору распоряжаться секретной информацией. Своим стремлением к правде он начнет мятеж.

— Хорошо. — Эмма скрестила руки на груди. — Что вы предлагаете делать? Мне нечего официально предъявить мистеру Гилмору, он выполняет свои обязанности идеально. Если у вас есть какие-нибудь предложения, я готова их выслушать.

— Мы надеялись, что у вас будут предложения на сей счет, старший оператор, — вступила глава технического отдела мисс Дхаван, стройная индианка с недобрым проницательным взглядом. — А, может быть, и готовое решение.

— И почему вы так думали? — выпалила Эмма и тут же разозлилась на себя. Это прозвучало по-детски. Недостойно старшего оператора.

— Может, потому что ваша семья мастерски умеет разбираться с подобными трудностями? — в голосе мистера Кроу появились неприятные насмешливые нотки. — Взять хотя бы мою предшественницу.

— Аманду Бернс? — недоумевающе переспросила Эмма. — И что с ней? Она умерла три года назад от инфаркта, при чем тут моя семья?

— Очень удобно умерла, учитывая, что в вечер своей смерти она угрожала Генриху отдать вас обоих под суд за растрату ценных ресурсов ковчега, — мисс Дхаван улыбнулась, но в этой улыбке не было ни следа веселья. — Не играй с нами в загадки, девочка. Мы все прекрасно знаем, что сделал твой отец и с помощью чего он это сделал.

— Я не понимаю, — Эмма почувствовала, как по спине пробежал холодок. Это ведь не могло быть правдой?

— Мы все знали и поддерживали это, — поправил ее Конрад Шнайдер, глава службы безопасности ковчега. С этими словами она почувствовала, как маленькая часть ее самой будто умерла — широкоплечий неразговорчивый немец Шнайдер некогда казался ей оплотом справедливости на ковчеге, их главным защитником. С детства смотря на него снизу вверх (чему способствовал его немалый рост), она и представить не могла, что когда-то он скажет ей такое. Но он продолжал: — Старший оператор это тот человек, от которого зависит судьба всего ковчега. Вы слишком молоды для этой должности, мисс Эмма, но все же хотя бы попытайтесь увидеть всю картину целиком. Мы все здесь заперты в замкнутом пространстве. Если вера людей в руководство пошатнется и начнется мятеж, кто сможет его остановить? Кто заменит специалистов? Кто починит все, что сломано? Наши ресурсы ограничены.

— В таких условиях нам необходим человек-символ, за которым пойдут все те люди, которые сейчас мирно спят в жилых блоках. И мы не можем допустить, чтобы один человек настраивал всех против старшего оператора или распространял панику и слухи. Ковчег продолжает работать после несчастного случая с Амандой Бернс, и он точно так же продолжит работать без старого главы отдела связи, — голос Кроу был уверенным и надменным. — Но будет ли он работать без старшего оператора, который не только следит за его системами, но и направляет людей? Генрих был, конечно, куда более предпочтительным вариантом, но на вас работает его фамилия. Люди верят в вас, любят вас. Если вас не станет, начнется хаос. А вот пропажу мистера Гилмора никто особо и не заметит.

— Звучит бесчеловечно, — тихо произнесла Эмма. Кроу поморщился, а Дхаван открыла рот, готовясь парировать, но внезапно в разговор вновь вступил нервный юноша с диктофоном.

— Мисс Эмма, позвольте мне сказать, — он впервые за весь разговор смотрел ей в глаза. — Есть еще кое-что, что вы должны знать. — Он облизнул губы, и его глаза вновь уткнулись в стол. — Отдел связи тоже имеет свой засекреченный архив. Мы подавали совету глав не все данные. Мистер Гилмор сам принимал передачи по закрытому каналу связи, и только мы с ним знали, что произошло с другими ковчегами.

— С другими ковчегами? — эхом повторила Эмма. — Но разве они не были признаны непригодными для использования еще до ядерных ударов?

— О Боже, неужели Генрих тебе вообще ничего не рассказывал? — Кроу закатил глаза к потолку. — Разумеется, не были. Большинство из них вышло из строя через пару лет после окончания войны, но еще три должны быть на ходу.

— Именно об этом я и хотел сказать, — вздохнул заместитель главы отдела связи. — Я нашел записи о них в нашем архиве. С ковчега «Хоук» десять лет назад пришло несколько экстренных сообщений. Связисты сообщали о вспыхнувшем мятеже среди жителей, персонал ковчега нес тяжелые потери. Они запрашивали помощь, но мистер Гилмор промедлил пару часов, обдумывая, нужно ли сообщать об этом оператору Вайсвольфу, и в итоге… сообщения перестали приходить. Мы пытались связаться с «Хоуком» еще несколько дней, но никто не ответил.

— И вы говорите нам об этом только сейчас?! — в голосе Кроу звучало потрясение, смешанное со злостью. Главы остальных отделов начали перешептываться.

— Я только недавно получил доступ к этим записям, причем случайно, — голос юноши стал совсем тихим. — Мистер Гилмор хранит их в сейфе в бумажном виде. Я не смог вынести их. Мое слово против его слова — разве кто-то бы послушал меня?

— Не время для обвинений, — жестко сказала Дхаван. — Что с другими ковчегами? Единственные оставшиеся, «Штарлинг» и «Кэнери», по нашим данным, должны находиться к северу от нас.

— «Кэнери» перестал выходить на связь четыре года назад, причина неясна, — ответил юноша. — На «Штарлинге» вспыхнул мятеж еще шесть лет назад, связь тоже была утеряна. За последние четыре года ни один ковчег не ответил на наши сообщения, хотя мы регулярно рассылаем их, согласно протоколу.

— Постойте, — Эмма наклонилась вперед. Вопрос о моральном облике ее отца внезапно отошел на второй план. — Вы хотите сказать, что «Таубе» это единственный ковчег, который остался на земле? Что мы можем быть последними людьми на планете?

После этих слов в командном центре воцарилась зловещая тишина.

Юноша-связист не поднимал взгляд от стола, его руки дрожали. Эмма откинулась на спинку стула и обхватила голову руками, пытаясь осознать масштаб той мысли, которую сама же и произнесла. Они — последние оставшиеся в живых. Они — единственная надежда человечества. И они нещадно облажались.

— Нам нужно действовать, — твердо произнес Шнайдер. Все глаза обратились к нему. — Если все, что нам сейчас сообщили, — правда, то мы не можем допустить, чтобы на «Таубе» вспыхнул мятеж. К черту идеалы. Мы должны избавиться от угрозы этой же ночью.

Эмма поморщилась, но ничего не возразила. Как бы она ни относилась к цинизму главы службы безопасности, сейчас он был прав. Она не могла придумать ни одного другого решения.

— Хорошо, — она вздохнула, сдаваясь. — Хорошо, мы устраним мистера Гилмора. Но, уверяю вас, я понятия не имею, что на самом деле произошло с Амандой Бернс, и не представляю, что именно нужно делать.

— Лично вам нужно лишь отдать приказ, — насмешливые зеленые глаза мисс Дхаван встретились с ее глазами. — Оружию, которое было сделано лично для вас и ваших нужд.

— Оружию? — переспросила Эмма. У нее появилось неприятное предчувствие.

— Или вашему личному телохранителю, если вы так предпочитаете его называть, — Дхаван повернулась в сторону от стола и обратилась напрямую к андроиду. — Бенедикт, похоже, мисс Эмме снова требуется твоя помощь. Мистер Гилмор угрожает ее безопасности. С ним должно случиться то же, что и с Амандой Бернс.

— Приказ понятен, — голос андроида звучал ровно, как и всегда. — Требуется подтверждение старшего оператора.

— Подтверждаю, Бенедикт. — Плечи Эммы поникли. Кроу довольно кивнул ей, но она избегала его взгляда. Собрав оставшиеся силы, она заявила: — Мы должны действовать.

— Да, именно это вы сейчас и сделали, впервые со времени вступления в должность, — фыркнул мистер Кроу, но она не обратила на него внимания.

— Мы должны действовать сейчас, — упрямо продолжила она. — Всем здесь известно, что наша пропаганда расходится с реальным положением дел. Нам не хватит ресурсов, чтобы оставаться на ковчеге до тех пор, пока радиация рассеется везде. Нам не хватит ресурсов даже на ближайшие сорок лет. Мы должны найти место, где сможем основать хотя бы временное поселение. Уже очевидно, что план моего отца найти убежище у воды провалился. Дхаван, откройте карту мира. Никто не уйдет с этого совещания, пока мы не разработаем новый план действий.

— Простите, старший оператор, — связист вновь нервно сглотнул. — Это означает, что я свободен?

— Как тебя зовут? — осведомилась Эмма.

— Уорд, мэм. Роберт Уорд, — поспешно ответил он.

— Представляю вам нового главу отдела связи, Роберта Уорда, — обратилась она к главам отделов. — Мистер Уорд, поздравляю с повышением. А теперь давайте к делу. Выводите карту на стол!

Под ровный гул голосов Бенедикт открыл дверь и неслышно выскользнул из командного центра.

***

— Думаю, ее можно разбирать на запчасти, — вздохнула Шанти Дхаван, снимая медицинские перчатки. Девушка-андроид на столе не двигалась, ее голова слегка дымилась. По открытому корпусу со снятой грудной пластиной то тут, то там пробегали искры. — Бенедикт, приберись тут, будь добр. Робота-уборщицы в этом блоке больше нет.

— Мы что-то упускаем, — Эмма нервно постукивала пальцами о столешницу. — Что-то делаем не так. Должно было ведь получиться!

— Ты не думала, что здесь лучше привлечь Кроу, а не меня? — мягко спросила глава технического отдела. — В андроидах ты и без меня отлично разбираешься, а опытный хирург мог бы помочь тебе с пересадкой органов.

— Да ни за что, — фыркнула Эмма. Она устало кивнула Бенедикту, который подошел и забрал тело андроида. — Он бы точно не одобрил то, чем я тут занимаюсь. Он вообще меня не очень жалует, да и я его, по правде, тоже. Терпеть не могу этот британский акцент. Уверена, он специально так разговаривает, чтобы подчеркнуть свое происхождение.

— Неудивительно, — усмехнулась Дхаван, распуская собранные в пучок темные кудри и протирая руки дезинфицирующей салфеткой. — Думаю, многие бы в твоей ситуации его не любили. Доктора Кроу, не его акцент.

— Что ты имеешь в виду? — напряглась Эмма.

— Он же принимал роды у твоей матери, разве нет? — зеленые глаза индианки удивленно уставились на нее.

— А. — Воспоминания выбили Эмму из равновесия. — Это. Даже не знаю, Шанти. Я не думала об этом в таком ключе. Не знаю, как конкретно все произошло, отец не любил говорить об этом, но он был уверен, что Кроу ни в чем не виноват.

— Мне тогда было всего пять лет, так что о Шарлотте Вайсвольф я тоже знаю лишь по слухам, — задумчиво протянула Дхаван. — Но разве не из-за этого случая главой медицинского отдела тогда стала Аманда Бернс?

— Не знаю точно, но репутация Кроу была подпорчена, — Эмма отвернулась, убирая инструменты в лабораторный автоклав. — Но это не его вина. Моя мать рожала в тот самый день, когда произошли ядерные удары по Европе и экстренная посадка на ковчег. Она умерла от кровотечения. В тот день на несколько часов отключались основные двигатели, отец вообще думал, что «Таубе» выйдет из строя. Когда началась всеобщая паника, у мамы не осталось шансов, а Кроу ничего не смог сделать без нужных препаратов.

— Сочувствую, — голос Дхаван звучал необычно мягко. — Это было ужасным стечением обстоятельств.

— Ты не представляешь, насколько, — Эмма вздохнула. — В записях сказано, что именно из-за экстренной посадки не удалось загрузить последние припасы на ковчег, поэтому-то мы и потеряли большую часть запаса еды.

— Теперь я понимаю, почему ты мечтаешь сделать роботов живыми, — отметила Шанти. Эмма недоумевающе обернулась к ней, и она пояснила: — Мы многое потеряли из-за человеческого фактора, не так ли? Если бы всем руководили андроиды, этого бы не случилось.

Бенедикт, убиравший в это время стол, едва заметно пожал плечами.

— Нет, о таком я не задумывалась, — Эмма покачала головой. — Не ищи тут двойного дна, Шанти. Моя цель весьма банальна. Создать существо, которое будет лучше в плане выживания и сможет пронести наши знания сквозь века.

— Что ж, зови, если сможешь что-нибудь придумать, — Дхаван поправила пиджак и направилась к двери лаборатории. — Я тоже попробую поломать голову над твоей идеей, но ничего обещать не могу. Уж больно она у тебя затейливая.

— Уборка закончена, мисс Эмма, — Бенедикт встал рядом с ней, ожидая новых приказов.

— Тогда здесь больше делать нечего, — Эмма бросила последний взгляд на биоинкубаторы. Пройдет еще немало времени, прежде чем у нее появится возможность попытаться еще раз. — Бенедикт, скажи мне честно. То, что произошло с Бернс и Гилмором. То, что ты сделал… Они хотя бы не страдали?

— Одного сильного электрического разряда хватает, чтобы остановить сердце, — сообщил он. — Оба человека умерли мгновенно. Их смерть была максимально гуманна, если к этой ситуации применимо такое слово.

— И в твоей программе не было сбоев, когда ты получил такой приказ? — Эмма наклонила голову, будто пытаясь разглядеть в выражении его лица что-то, чего там не могло быть. — Всех андроидов программируют на защиту окружающих их людей. В твоей системе не было противоречий, когда приказ был получен?

— Нет, мисс Эмма, — он покачал головой. — Я особая модель андроида. В моей программе заложена цель оберегать вас любой ценой, и ее приоритет выше, чем у любой другой цели.

— Понятно. То есть тебя не потревожило то, что я попросила тебя убить человека? — Эмма все так же смотрела на него испытующим взглядом.

— Логически это было обосновано, — он пожал плечами. — На ковчеге находится четыре тысячи двести сорок четыре человека, включая экипаж. Их жизни были бы под угрозой, если бы мистер Гилмор не был остановлен. Одна жизнь против четырех тысяч двухсот сорока четырех. Не нужно удивляться, что некоторые ваши подчиненные считают это убийство морально оправданным. Некоторые, но не вы, верно?

— Дело не во мне, Бенедикт, — Эмма отвела взгляд.

— Нет, мисс Эмма, — возразил андроид. — Именно в вас. Я не живой. Я не чувствую вины и не оцениваю свои действия с точки зрения морали. Но вам произошедшее причинило душевную боль. В чëм заключается проблема, мисс Эмма? Вы чувствуете вину за решение, которое пришлось принять? — он взял ее за руку, как делал когда-то давно в детстве. — Или же вы больше не желаете видеть меня рядом с собой, поскольку своими действиями я очернил себя в ваших глазах? Теперь я вам неприятен?

— Выкинь это из головы, — жестко ответила она. Ее ладонь накрыла его ладонь. — Ты никогда не будешь мне неприятен, Бенедикт. Кто угодно, только не ты.