Вечер в космосе всегда одинаков. За иллюминатором тянулись холодные звезды, будто выложенные на черное бархатное полотно. Кадет Звездного флота Сергей сидел в своей каюте, склонившись над стаканом с янтарной жидкостью. В кресле напротив расположился его сослуживец — высокий гуманоид по имени Кай’тэн. Его кожа отливала серебристо-серым, глаза светились мягким зеленым светом. На плече у него, как всегда, сидела крошечная ящерка, похожая на живой кусочек малахита.
Сергей часто замечал это странное соседство, но никогда не решался спросить. Сегодня, когда спиртное слегка притупило осторожность, он кивнул на ящерку.
— Слушай, Кай, — начал он, — а зачем она тебе всегда? Ты ведь даже в тренировочный зал её таскаешь, и в бассейн.
Гуманоид улыбнулся — грустно и чуть устало. Его длинные пальцы осторожно коснулись спинки ящерки, и та тихо зашипела, прижимаясь к коже хозяина.
— Потому что она — всё, что у меня осталось. Всё, что утеряно для меня — заключено в ней.
Сергей молчал, ожидая продолжения. Кай’тэн сделал глоток и посмотрел куда-то мимо него, сквозь стены, сквозь перламутровый свет звезд. Они оба были уже порядочно пьяны.
— Много лет назад флот нашёл в глубоком космосе обломки. Мы не знаем, кто это были. Слишком мало осталось — куски корпуса, расколотые контейнеры. И лишь один уцелел. В нём спали эмбрионы… десятки. Но когда их достали, живыми оказались только двое. Я — и она.
Сергей поставил стакан на стол, сердце сжалось от боли за друга.
— Ты хочешь сказать… ты не знаешь своей планеты? Не знаешь своей родни?
Кай’тэн слегка качнул головой.
— Я не знаю ни своего мира, ни языка, ни имени, что мне дали родители. Я не знаю, почему их корабль оказался среди астероидного пояса, куда они летели, от кого или к кому… Всё это утеряно. Всё, что осталось — эта маленькая жизнь рядом со мной. Она — мой последний свидетель.
Сергей заметил, как крепко гуманоид держал ладонью крошечное существо, будто боялся, что кто-то попытается отнять.
— Значит, она вроде как твоя семья? — тихо спросил он.
Кай’тэн посмотрел прямо в глаза Сергею.
— Она и есть мой народ. Последний представитель всего, что погибло. Если она умрёт — я останусь один, и тогда ничего не будет напоминать мне, что я не пустое место во Вселенной.
В каюте стало тише, чем в безвоздушном космосе. Сергей откинулся на спинку кресла, глядя на то, как ящерка осторожно перебирает лапками по плечу друга. Теперь он понял: это не просто привычка и не странная прихоть. Это — память, удержанная в ладонях, чтобы не исчезнуть окончательно.
Сергей поднял стакан.
— За всё, что утеряно… и за то, что мы всё-таки сохранили.
Кай’тэн кивнул.
Ящерка тихо зашевелилась, словно согласилась вместе с ними. А затем забавно обмакнула розовый язычок в бокал с виски, и оба кадета тихо захихикали, сдерживаясь, чтобы не спугнуть зверька.