Все к лучшему

День не задался с самого утра. Понятно это стало едва я вышел за дверь госпиталя и увидел краешек солнца, встающего над крепостной стеной — густо-малинового, словно облитого кровищей после вчерашней ампутации.

Ну, в смысле, как вышел… Правильнее сказать, когда меня за ту дверь вышибли — пинком и с наказом сначала мотануться на квартиру к лекарю, чтобы разбудить и опохмел отобрать, если тот его где заныкал; потом в палату к лежачим — горшки проверить и вынести, что у них там за ночь накопилось; потом в кухни к мамаше Ринто — с мусором разобраться; потом…

Нет, дальше выслушивать я не стал — расписание известное. Пробежаться по всему форту и сделать всю грязную работу. Правильно, а кому ж еще ее делать, как ни сиротинушке? Что б их всех черти побрали!

Утешало лишь, что попасть мне башмаком под зад у каптенармуса не вышло. Поравнявшись с дверным косяком, я прибавил ходу, увернувшись, и тот в итоге с размаху влепил ногой по деревяхе, заскакав на другой и поминая всех адовых демонов и меня вместе с ними. Хе-хе. Вот сколько раз уже с ним такое проделываю, а он все равно попадается, рожа тупая.

Но теперь следовало быстро провернуть маневр отступления и обеспечить себе безопасную дистанцию, желательно на артиллерийский выстрел, не меньше, а то безопасность выйдет так себе. Что я и сделал — чесанул от него подальше, остановившись лишь по другую сторону одноэтажного кирпичного здания больнички, где и увидел неприятно красный диск поднимающегося солнца. И пока на него пялился, вдруг сообразил, почему прям с утра такая непруха.

День рожденья! У меня сегодня долбанный день рождения! Восемнадцать, что б его с переворотом. И как только это факт дойдет до коменданта форта… Короче, лучше уж самому валить, пока не вышибли с треском. Или не заставили подписать контракт лет эдак на десять. Хотя последнее сильно вряд ли — слишком хорошо меня тут знали, чтобы учудить такую глупость. Но больше ни на каких условиях взрослый мужик, каковым я теперь считаюсь, оставаться в форте не может — или служи, или проваливай.

Ладно, обдумывать все это стоит не впопыхах, и точно не сейчас, а пока пора браться за дело. И начнем мы, пожалуй… с мамаши Ринто. Если удастся спереть с противня у этого дракона пару булок, это тоже станет неплохим утешением и скрасит наступающий денек. А госпиталь с его горшками пусть пока подождет, никуда они не денутся, увы. Да и доктору тоже не грех дать поспать лишний часок — умаялся вчера, как ни крути, отпиливая раздробленную ногу невезучему Берчу, угодившему аккурат под рухнувший зубец старой части стены…

— Так, ты куда полез, охламон чертов! А ну, пошел отсюда! — кухарка отвлеклась, вытаскивая из печи второй противень, и потому слегка опоздала — один рогалик с первого, уже остывавшего на столе, я прихватил и даже зубы в него запустить успел:

— Что… даже мусор выносить не нужно? — слова сквозь горячую вкуснючую выпечку пробивались с трудом. — Так это… до свиданьица тогда…

— Ну-ка стой! — мигом поменяла она свое решение. — Что ж ты за наказание такое… Булку положь!

— Да сдалась она тебе, горелая и надкусанная? Или, думаешь, комендантские дочки и такую сожрут?

— Язык-то придерживай, — слегка подобрела та, убедившись, что рогалик я и в самом деле прихватил с того края, где они излишне зарумянились — как раз по моему вкусу. — Вон какая орясина вымахала, а ума так и не прибавилось. Давно на конюшню плетей огрести не гоняли?

— Дайка вспомнить… — наморщил я лоб. — Когда ж это было? Вчера вроде? Точно, вчера! Сегодня еще по любому не успел бы.

— Ох, горе луковое, — внезапно прониклась она жалостью. — Сильно досталось?

— Да не, не слишком, — отмахнулся я. — Считай, вообще просто так отпустили, в честь будущих именин.

— Чьих? — не сразу сообразила та.

— Так моих же, мамаша Ринто. Моих! Аккурат сегодня и будут. — Я придвинулся поближе и подмигнул: — Пирог мне праздничный сделаешь, а? Со свечками?

— На тебе пирог, — хмыкнула она и сунула мне во вторую руку еще один рогалик — опять горелый. — Как дожуешь, первым делом очистки свиньям снеси, вон там два ведра стоят. Потом вернешься, я тебе еще одно приготовлю, чтоб на Южный Рог оттащил, где остальной мусор жгут. Понял?

— Чего ж тут непонятного? — дернул я плечом, стараясь откусывать поменьше — давиться уже было незачем, не отнимут теперь.

— И это… За что тебя? Вчерась-то?

— А ты не слышала? — покосился я недоверчиво. — Правда?

— Вурт, — окатила она меня неодобрительным взглядом, — если выслушивать про все твои выходки, до ветру сбегать времени не останется!

— О, ну вчерашняя-то точно тех забегов стоит, что хочешь поставлю, — не удержался я от смешка, вспомнив, как визжали и носились, задрав модные подолы, дочурки нашего нового коменданта. — Я, понимаешь ли, из винного погреба крысоловку нес, мимо того садика, куда нам теперь и соваться нельзя…

— Ясно, — нахмурилась кухарка.

Порядки, что недавно завели в крепости приехавшие с новым начальством дочки, не нравились никому. Гарнизон у нас, вообще-то, маленький — дай бог три десятка человек, но больше приграничной крепостишке и не требуется, так что делить ее на куски, куда ходить можно, а куда нельзя, никому и в голову не приходило. Пока эти две фифы сюда не пожаловали. И не развели вместо грядок с морковкой и прочей петрушкой, что нам в похлебку шла, сад из десятка розовых кустов. Для сугубо личного отдыха, коему служивое быдло не должно мешать ни под каким видом. И теперь любой, кто по старой памяти надумает подойти к дому коменданта со стороны бывших огородов, здорово рисковал познакомиться сначала с постной рожей их папаши, а потом с кнутом нашего конюха — в таком вот порядке, да. За что этих самых фиф и невзлюбили, причем всеми, не сговариваясь. Но если уж начистоту, то и не только за это. Капризные ломаки, строящие из себя невесть что и всюду сующие свои длинные носы, вообще мало кому способны понравиться. Потому, видать, в невестах-то и засиделись. Обе. Старшей вон вообще двадцатник скоро, а подходящего жениха не видать даже на горизонте. С того и бесятся, ага.

— Ясно, — повторила мамаша Ринто. — Так ты что, с теми крысами к ним в розы залез, что ли?

— Не-не-не, — открестился я. — Не полоумный же, в самом деле? Просто мимо шел, но вот споткнулся. И упал. Да так неудачно, что крысоловка аж вдребезги. А в ней две такие тварюки сидели — ну прям с кошку, не меньше. И умные, заразы — сразу в розы и рванули. А вот там уже растерялись и побегали, пока не нашли куда юркнуть. Ну и эти две, что среди цветочков на лавочке сидели, тоже чуток побегали… Моцион — вот как это нынче в столицах называется. Ужасти как полезно, говорят. Так за что меня на конюшню-то?

Дородная, пышная как ее сдоба тетка, не удержалась и захихикала — тоненько и визгливо, что удивительно ей не шло. Но тут же махнула рукой:

— Ладно, иди уж, крысолов. В свинарник сначала, но потом вернуться не забудь, а то знаю я тебя!

Я дожевал последний кусок рогалика и кивнул. Свинарник — так свинарник. Главное, вовремя отбрехаться и свалить, что б и там чистить не заставили. Ну и про то, для чего мне понадобились розы, которые я успел наломать, пока две наши королевишны крыс воплями гоняли, тоже рассказывать не стал. Это, как говорится, уже личное.