Всё, кроме одиночества

Снаружи идёт дождь и в доме холодно. Пришлось разводить огонь, чтобы немного согреться. Дождь, это хорошо, будет много воды, можно выкупаться и постирать вещи. Их немного, но беречь надо каждую. Стирает он в небольшой бочке, что осталась с того времени, когда она спасся на плотике, собранном после крушения корабля. Юнга на большом корвете, он уже думал, что это конец, когда они налетели на подводную скалу.

Волны, такие огромные, что внушали ужас, бросили их парусник с размаху на камень и в трюме образовалась большая дыра. Он как раз был в трюме и видел всё это своими глазами. Бочки прыгали, как мячики, тюки завалили проход и трап, и он выбирался из трюма два дня, раскидывая по сторонам все препятствия, попавшиеся на пути. Пустые гамаки навевали тоску, а ящик с инструментами плотника говорил о том, что команда в спешке покинула судно, забыв юнгу в трюме.

Живы ли они и куда ушли, теперь его это не волновало совершенно. А тогда он сделал плот из обломков, погрузил бочонок с пивом, поставил мачту, прихватив и ящик плотника, и ушёл, куда несла его стихия. Носило его около месяца, пиво закончилось, и он страдал от жажды и голода. Наконец, на горизонте показалась скала. Вот к ней он и направил свой плот, который не особо управлялся, но грести доской получалось вполне и его «судно» двигалось в нужном направлении.

Мог бы и мимо пролететь, если бы не работал импровизированным «веслом». Остров оказался именно скалой, с небольшой плоской площадкой песка, заросшего травой и пальмами. Зато со скалы струился маленький водопад, и он припал к воде, как к самому вкусному в мире. Едва плот не упустил, пришлось кидаться в воду, спускать парус и снова грести к берегу.

Теперь он разбирал плот и относил доски подальше от линии прибоя, их них он и построил свой «дом», хижину, прилепившуюся к скале. Собственно, из плота он сделал только крышу, сложив каменные стены и очаг. Для одного вполне достаточно, а он тут и живёт один. Ловит рыбу, лазит за кокосами, да спит в гамаке из паруса. Живёт уже пятый год и не видит никаких поводов для перемен.

Оказалось, в скале есть трещина, в которой собирается дождевая вода, которая сочится наружу, создавая тот маленький водопад. Это продолжается тысячи лет, и внизу вода выбила маленькое озерцо, едва больше корыта, но там можно полежать в жару и навести личную гигиену, там же удобно и набирать воду, когда нет дождей и от водопада остаются только капли, падающие с высоты.

Такая жизнь начала даже нравиться ему, не надо думать о деньгах, еду можно просто добыть. Одежда понемногу изнашивается, но пока ещё прикрывает тело. Вот износится до лохмотьев, и он попробует сделать ткань из молодых кокосов. Тут красиво, хотя и немного шумно, птичий базар располагается на скале, но благодаря ему, планктон, а с ним и рыбы, не покидают остров.

Однажды он забрался на скалу, посмотреть, что находится поблизости. Зрелище потрясающее, но оно разочаровало его. Поблизости, до самого горизонта, нет ни одного клочка суши. Здесь ему жить до скончания века. Это не радовало, но сама жизнь устраивала вполне. Работать приходилось немного, а остров и океан кормили его исправно.

Свободное время можно потратить на размышления или на прядение кокосовых волокон. Он уже начал пытаться, выстрогав примитивное веретено. Пока получалось грубовато, но он совершенствует своё мастерство, последний клубок уже вполне похож ни нить, или тонкий шнур. А чего это огонь зря горит, пора заняться делом, и он достал свою прялку и веретено. Столярные работы постепенно получались, и прялку он сделал из того, что вынесло море.

Нить понемногу скручивается и собирается на веретено, ещё немного, и можно начинать сматывать новый клубок. Но тут, сквозь шум дождя, он уловил человеческие голоса снаружи. Кричал человек на незнакомом языке, которого он не знал. Интересно, что там произошло снаружи? Он вышел под дождь в одних подштанниках и всмотрелся в темноту ночи.

– Aia te aahi, e hoe i to'na*! – ну вот, точно люди кричат в ночи.

– Я здесь, плывите сюда! – закричал он и замахал руками, как будто в непроглядной темени кто-то мог увидеть его.

Он побежал на берег и остановился у самой кромки воды. Глаза постепенно привыкли к темноте, и он разглядел людей, сидевших на каком-то бревне и отчаянно работавших вёслами.

– Сюда, тут берег пологий! – они ничего не поняли, но гребли на звуки голоса.

Минут пять и гребцы выбрались через прибой на берег, затащив и бревно подальше от волн. Говорили они на непонятном языке, но знали и французский, который он знал совсем чуть-чуть. Используя в помощь знаки руками, спасённые рассказали, что в шторм их лодку разбило вот это бревно. Мудрый мореход, их старший товарищ, забрался на бревно и их заставил сесть на него. Чтобы не перевернуться, они гребли дружно уже вторые сутки. А потом старший заметил огонь в хижине. Дверью он так и не обзавёлся, поэтому огонь очага виден далеко.

Мако, Таитуи и Вайнуи плыли по делам, когда поднялся шторм. Дети моря не первый раз попадают в такие условия, но тут неожиданно в воде оказалось большое бревно, упавшее с какого-то судна, перевозившего лес. Оно ударило в лодку и проломило борт, разделив её с поплавком балансиром. Так они и оказались на этом острове, сильно уставшие и уже страдавшие от жажды.

Напоив спасённых и дав поесть немного жареной рыбы, оставшейся от ужина, он решил закончить с пряжей, надо же и отдохнуть. Трое аборигенов легли прямо на землю вокруг очага и заснули сном праведников. Ночью дождь перестал лить, и утро встретило лучами солнца, пробившимися сквозь остатки облаков. Он решил забраться на скалу, выстирав и развесив свои вещи. Рыбу сейчас бить сложно, а кокосов пока хватает.

С вершины океан выглядит совершенно иначе, без мелких волн, зато глубина просматривается на много метров. Со стороны скалы, это синяя бездна, у которой нет дна, зато с другой стороны видно всё, рыбу и большие раковины. Даже скатов можно разглядеть, которые зарылись в песок, но контур, пусть и размытый, просматривался всё равно.

Гости уже проснулись, осмотрелись, залезли на пальму и срубили молодые кокосы. Когда он вернулся, они оживлённо что-то обсуждали.

– Tei reira te mauhaa, e mea ti'a ia tatou ia hamani i te pahi,** – Мако, как самый главный, убеждал остальных.

Он долго осматривал бревно, перекатывал его из стороны в сторону, а потом подозвал меня.

– Хуан, ты позволишь нам взять инструмент? – показал он на ящик плотника.

Сам он брал иногда то, что нужно, но потом всегда клал на место.

– Мы построим лодку и уплывём отсюда, можем взять и тебя, если захочешь.

Пусть он сжился с этим островом, но согласился, пора бы и вернуться к цивилизации. Конечно, он дал согласие, тем более, самому делать почти ничего не пришлось. Гости сами крутили бревно, высматривая, что с ним лучше сделать. Он уже думал, что они будут долбить лодку, но бревно раскололи пополам, вбивая клинья, а потом откололи от него доски, из которых и сделали корпус, узкий и высокий. Оставалось сделать балансир и раму, на которой его разместить.

– Хуан, – Мако всегда спрашивает, можно ли. – Давай разберём твою хижину, нужен материал на лодку.

– Делайте, что нужно, – согласился он.

Честно говоря, немного жаль дом, в котором прожил так долго, но сейчас важнее всего лодка. А судно получилось замечательное, борта прострогали гладко, даже разрисовать умудрились, пока плели парус. Вот и пригодились его нити, которые он хотел пустить на одежду. Этим людям ничего не нужно, они всё умеют, были бы инструменты и материал. Такого паруса он никогда не видел, но лодка потом показала хорошую скорость в свежий ветер.

– Мы готовы, ты останешься или поплывёшь с ними? – Мако всегда предельно тактичен с ним, вдруг он откажется покидать остров.

– Я с вами, пусть этот остров был мне домом, но я тут умер бы в одиночестве, – честно сознался Хуан.

Сейчас он мало отличается от туземцев, разве что борода выдаёт представителя Испании. Хуан черноволосый, загорелый и очень похож на аборигена. В дорогу взяли только кокосы, рыба в таком путешествии лишняя. Прощальный ужин, а утром с рассветом ушли в открытое море. Хуан поразился, как резво бежало их судно. К тому же дельфины устроили хоровод вокруг их лодки, вытворяя такие трюки, что поражали своей ловкостью и задором.

– Мако, океан прекрасен! – воскликнул Хуан.

С борта парусника не чувствуешь это так остро, только стоя над водой в паре футов, или даже меньше, понимаешь его красоту. Неделю они наслаждались красотой океана, а потом на горизонте показался большой остров. Встречали их, как героев, радуясь встрече, они уже думали, что мужчины пропали, но они приплыли на новой лодке.

Хуан сидел в большом кругу с кокосовой скорлупой в руке. Пальмовое вино лёгкое, вроде пива, но сейчас это не имело значения. Мако рассказывал, что с ними произошло, а его спутники помогали ему. Это было похоже на танец, но так всё становилось понятно без слов. Потом Мако указал на Хуана.

– Ua riro te reira ei auahi na'na,*** – сказал он и всё племя одобрительно загудело.

На него надели гирлянды цветов, а молодые островитянки смотрели на него с особым восхищением. Хуан так и остался на этом острове, завёл семью и детей. Ему не хватало общества, а теперь он у него было. Зато жизнь на острове прекрасна. Все работают, сколько могут, ловят рыбу, собирают кокосы, а вечерами все дружно усаживаются в круг и начинается праздник.

Он никогда не надоедает, ведь всегда найдётся, что рассказать своему племени. Местные шутники выдумывают смешные истории, или рассказывают обычные так, что все смеются, женщины танцуют и поют, а потом все расходятся по своим хижинам. Жизнь не закончится в этом племени, и детские голоса будут звучать на острове всегда. Лишь бы белые люди не нашли здесь свой интерес, но песка хватает в мире, а кокосы, это просто кокосы.

* - Там огонь, гребите туда

** Можно мы возьмём инструмент, будем строить лодку

*** Это был его огонь