Всё включено, безумство тоже.

Мы с Лёхой — друзья с пелёнок. Это не фигура речи, а констатация факта, проверенного и подтверждённого многочасовыми просмотрами семейных архивов, где мы запечатлены на множестве фотографий: два лысых, пухлощёких младенца, сосущие соски на руках у наших улыбающихся матерей, которые, к слову, тоже были подругами. Судьба распорядилась так, что наши семьи жили в соседних квартирах пятиэтажной хрущёвки, и это соседство определило всю нашу дальнейшую жизнь.

Сколько себя помню, мы всегда были не просто друзьями, а клейкой, неразлучной массой, которую в народе метко характеризуют поговоркой «не разлей вода». Нас невозможно было представить по отдельности. Мы были единым организмом, двумя половинками одного апельсина, если угодно, причём половинками, которые постоянно шпыняли друг друга, но яростно защищали от любых посягательств извне.

Наше становление как единого целого проходило в суровых условиях муниципального детского сада «Солнышко». Там мы делились всем: машинками, куличиками в песочнице, а позже — обидой на воспитательницу Маргариту Павловну, которая заставляла спать в тихий час и доедать противную манную кашу с комками. Уже тогда проявились наши будущие характеры. Лёха, румяный сорванец с озорными глазами, всегда был заводилой. Это он первый догадался спрятать кашу в карман штанов, чтобы выбросить её позже, и это он вёл нас на штурм горки, которую пыталась захватить группа соперников из соседнего двора. Я же был стратегом. Если Лёха бросался в бой с криком «Ура!», я уже продумывал пути отступления или то, как мы разделим захваченные в плен совочки и ведёрки. Он — первая линия наступления, я — тыл и логистика. Он — безрассудный импульс, я — осторожный расчёт. Эта модель стала нашей универсальной схемой взаимодействия на долгие годы.

Школа только укрепила наш альянс. Мы попали в один класс, и это было прекрасно. Мы сидели за одной партой, списывали друг у друга контрольные по алгебре, которую я кое-как понимал, а Лёха искренне ненавидел всей душой. Мы делились бутербродами, меняя его котлету на мою сырную пасту, и покрывали друг друга перед учителями. Лёха, чья энергия требовала выхода, постоянно влипал в истории: то подерётся на перемене, то запустит в окно кабинета физики портфелем. Моей задачей было вытаскивать его из этих передряг, что-то выдумывать, оправдывать перед строгой классной руководительницей и его родителями. Он громил, я — зализывал раны и придумывал конспирологические теории для спасения нашей общей репутации.

Деньги? У нас не было понятия «твоё» или «моё». Было понятие «наше». Кто сколько нашёл на улице или получил на карманные расходы — тут же делил пополам. Мы вместе собирали бутылки, чтобы сдать их и купить пару жвачек «Love is…» или, чуть позже, пачку сигарет «Пётр I», которые потом тайком курили за гаражами, блюя и кашляя пытаясь выглядеть круто. Наш первый совместный поход в пивной ларек на окраине района, когда нам было лет по пятнадцать, был настоящей эпопеей. Мы скинулись, купили одну бутылку тёмного «Очаково» и две пачки солёных сухариков «Кириешки». Пили из горла, передавая друг другу, закусывали сухариками и чувствовали себя настоящими бунтарями, покорителями вершин взрослой жизни. С тех пор пиво стало нашим сакральным напитком, символом братства и единения.

Девчонки? Ну, тут, конечно, всё было сложнее. Природу не обманешь, и делить одну девушку на двоих было бы странно и противозаконно. Но мы и из этих ситуаций умудрялись выкручиваться без обид и взаимных претензий. Если я узнавал, что Лёхе нравится Катя из параллельного класса, я автоматически вычёркивал её из своего списка потенциальных невест, даже если она мне тоже нравилась. И он поступал так же. Мы были друг для друга важнее любой, даже самой красивой, девушки. Это был нерушимый кодекс чести нашего братства. Мы могли посоперничать за внимание какой-нибудь симпатичной одноклассницы на дискотеке, но это было здоровое, спортивное соперничество. Как только становилось ясно, что один из нас добился успеха, второй отступал без единого слова упрёка и шёл покупать пиво, чтобы отметить успех брата. Главное — никаких обид. Никогда.

После школы мы, не сговариваясь, подали документы в один и тот же вуз — Московский политех — и поступили на один факультет — «Энергетическое машиностроение». Видимо, сама судьба решила, что разлучать нас — настоящее преступление против мироздания. Общежитие, сессии, бесконечные лабы и курсовые — мы прошли через всё это вместе, как и всегда. Наши роли окончательно устоялись. Лёха — генератор безумных идей: «А давай смотаемся в Питер на выходные?», «А давай проберёмся на крышу общаги и устроим там чаепитие?». Я — исполнитель и логист: «Билеты слишком дорогие, поедем на попутках», «На крышу забраться можно, но надо знать, когда вахтёрша уходит на обед». Он предлагал авантюры, я придумывал, как их провернуть с минимальными потерями.

И так — всю нашу жизнь. Два сапога — пара. Лёха и я. Я и Лёха. Неразделимое целое.

Но однажды, уже на последнем курсе института, всё пошло наперекосяк. Наша отлаженная система дала сбой. И виной тому стало… впрочем, это уже совсем другая история. История, которая началась с бутылки пива и закончилась тем, что наше братство прошло проверку на прочность, которую даже в самых страшных кошмарах нельзя было представить.