Вселенная “Ван пис” Боа Хэнкок

/Текст скрыт/

Прежде чем оказаться, в мире, который уже несколько раз посещал, увидел некую девушку, что идёт впереди процессии с огромной тележкой.

Хэнкок движется с грацией хищницы, длинные чёрные волосы струятся по спине, будто шёлковый шлейф, а каждый шаг заставляет пышную грудь слегка колыхаться под тонкой тканью одежды. Тёмно-карие глаза, обрамлённые густыми ресницами, сверкают влажным блеском, когда ловит на себе восхищённые взгляды. Кожа, гладкая и бледная, будто фарфор, излучает лёгкий аромат дорогих духов — смесь ванили и чего-то запретного, пряного.

Чувствует хаки — энергия пульсирует в воздухе, обволакивает, как невидимые руки. Каждый мускул тела напряжён, готовый в любой миг взорваться движением. Но сейчас позволяет себе расслабиться: пальцы лениво скользят по собственному бедру, ощущая подушечками шёлковистую кожу. Губы, полные и накрашенные в алый цвет, приоткрываются в полушепоте — дыхание становится чуть глубже, грудь приподнимается, и сквозь полупрозрачную ткань проступают твёрдые соски.

Она привыкла к обожанию, к тому, что мир падает к её ногам, но сейчас во взгляде мелькает нечто большее, чем просто надменность. Глубинная жажда — не власти, не поклонения, а прикосновений, грубых и властных, которые заставят забыть о короне. Рука непроизвольно сжимается на собственном боку, ногти впиваются в кожу достаточно, чтобы оставить розовые следы. Хочет, чтобы кто-то осмелился… чтобы кто-то посмел сорвать этот марокканский шёлк и прижать к стене, заставив, королеву Амазонок, задыхаться от наслаждения.

Но никто не смеет. И потому Боа лишь закидывает голову, позволяя волосам рассыпаться водопадом, и усмехается — вызывающе, сладострастно — зная, что даже смех действует на других, как яд.

Девушка отсылает остальных и входит в палатку. Луффи бросает на… еду и начинает чавкать. Хенкок часто дыша, не может посмотреть на него и тут же скидывает одежду.

Хэнкок стоит в полумраке палатки, лунный свет пробивается сквозь ткань, очерчивая соблазнительные изгибы. Воздух вокруг насыщен ароматом — смесью морской соли, дорогих духов и чего-то глубоко женственного, животного. Пальцы медленно скользят к завязкам платья, и с лёгким шелестом тонкая ткань сползает с плеч, обнажая гладкие, будто отполированные мрамором, плечи.

Грудь, полная и тяжёлая, освобождается от последних стягивающих лоскутов, и соски, уже твёрдые от предвкушения, напрягаются под прохладным воздухом. Она не спешит — позволяет Луффи видеть, как кожа покрывается лёгкой дрожью, как тень между грудями углубляется с каждым вдохом. Живот, плоский и упругий, слегка напрягается, когда выгибает спину, позволяя одежде окончательно упасть к ногам.

Тёмные волосы, будто живая вуаль, скользят по обнажённой спине, цепляясь за изгибы поясницы. Бёдра, широкие и соблазнительные, плавно покачиваются в такт дыханию, а между ними — уже влажный намёк на желание. Знает, что он смотрит, и губы растягиваются в дерзкой улыбке.

Пальцы тянутся к нему, но не дотрагиваются — лишь скользят по собственному телу, очерчивая контур груди, скользя вниз, к животу, к тому месту, где её бедра смыкаются в тёплую, липкую тень. Она задерживает дыхание, чувствуя, как пульсирует в такт её сердцу, как каждая клетка тела кричит о желании.

Она хочет, чтобы он сорвался. Чтобы руки впились в талию, чтобы губы обожгли кожу. Чтобы он заставил её забыть, что она королева.

Боа Хэнкок опускается перед Луффи на колени, длинные чёрные волосы рассыпаются по бёдрам, как шёлковая пелена. Алые губы, влажные и мягкие, слегка приоткрываются в предвкушении, горячее дыхание обжигает кожу сквозь тонкую ткань шорт. Она чувствует, как мускулы напрягаются под ладонями, скользящими по внутренней стороне бёдер, но его равнодушие лишь разжигает её.

— М-м… Ты действительно настолько занят? — её голос звучит как шёпот, губы в миллиметрах от его вздымающейся плоти.

пальцы медленно поддевают пояс, освобождая дружка, и когда он наконец вырывается наружу, зрачки расширяются, губы рефлекторно смачиваются. Он горячий, пульсирующий, пропитанный солёным ароматом мужского желания — но Луффи, не отрываясь, продолжает жевать мясо, лишь слегка приподнимая бровь.

— Х-хорошо… — она дразняще выдыхает, прежде чем кончик языка скользит по всей длине, собирая капли с головки. Слюна блестит на нём, смешиваясь с собственным соком, а губы смыкаются вокруг, затягивая глубже.

Хэнкок начинает работать ртом медленно, чувственно, каждый раз погружаясь чуть дальше, пока ноздри не заполняются мускусным запахом. Щёки втягиваются, создавая вакуум, язык обвивает ствол, играючи натягивая кожу. Но Луффи лишь крякает, откусывает ещё кусок и бормочет:

— Эй, Боа… это… приятно, но я ещё не наелся.

Глаза вспыхивают яростью и возбуждением — никто никогда не игнорировал её так! Губы сжимаются сильнее, голова начинает двигаться быстрее, слюна стекает по члену, капает на пальцы, которые теперь ласкают мошонку, слегка сжимая.

— Ты… чёртов… идиот… — она рычит между глотками, но бёдра уже непроизвольно сжимаются, влага стекает по внутренней стороне бедра. Хочет, чтобы Луффи наконец сорвался, схватил за волосы, заставил почувствовать свою силу — но он лишь жуёт, запрокидывает голову и смеётся.

— О! Это как сладкий рис!

Ногти впиваются в бёдра, но не останавливается. Потому что даже если он не признает этого — его тело уже дрожит в её руках. Тело внезапно напрягается, мускулы брюшного пресса резко выгибаются — и она чувствует это прежде, чем видит. Горячая, густая волна наполняет рот, солоновато-терпкая, пульсирующая прямо на языке. Боа прикрывает тёмно-карие глаза, длинные ресницы дрожат, а горло рефлекторно сжимается вокруг каждого толчка.

— М-мф… — губы плотно сомкнуты, щёки втянуты, и она глотает, чувствуя, как сперма обжигающе скользит вниз по пищеводу. Капля вырывается из уголка рта, стекает по подбородку, но она тут же ловит её языком, не желая терять ни капли.

Луффи вздрагивает, пальцы непроизвольно впиваются в волосы — нежно, но властно. Он наконец смотрит на неё, и в его глазах мелькает что-то дикое, первобытное.

— Э… Вкусно? — он хрипит, всё ещё отходя.

Она медленно отстраняется, язык облизывает губы, собирая остатки. В уголке рта играет надменная, но довольная улыбка.

— Для неопытного мальчишки… неплохо, — её голос звучит хрипло, а пальцы скользят вниз, к своей собственной кипящей влаге. — Но мне нужно… гораздо больше.

Насладившись спермой, девушку бросило в жар. Поспешила одеться и выбежать на улицу. Увидела, как некто, то бишь я, падау с небо, неподалёку. Спешит разузнать, бежит туда куда я упал. Замечаю всё ещё немного белой субстанции на щеке. Осматриваю превосходное тело, приподнятую грудь, выпирающие, от возбуждения соски.

Боа Хэнкок возвышается надо мной, белоснежная кожа переливается в лунном свете, а длинные чёрные волосы рассыпаются по плечам, как шёлковая мантия. Губы, алые и влажные, приоткрываются в надменной усмешке, когда она резким движением поднимает руку.

— Мэро мэро но… — голос звучит, как бархатный кинжал, и в тот же миг моё тело цепенеет, покрываясь холодной серой коркой. Она уже поворачивается, высокомерно отводя взгляд, уверенная в своей победе.

Но вдруг — треск.

Брови дёргаются, а между упругих бёдер пробегает лёгкая дрожь. Каменная оболочка лопается, как скорлупа, и я высвобождается, дыхание горячее и прерывистое. Хэнкок резко оборачивается, грудь вздымается под тонкой тканью, соски затвердевают от внезапного выброса адреналина.

— Как… осмелился… — её шёпот больше похож на стон.

Делаю шаг вперёд, и теперь Хэнкок чувствует тепло, слышит, как сердце бьётся в такт собственному. Кожа покрывается мурашками, живот сжимается от странного, сладкого напряжения. Она должна уничтожить — должна! — но пальцы слегка дрожат, а между ног уже пульсирует влажное, стыдное тепло.

— Ты… не должен был сопротивляться… — её голос срывается, когдая внезапно хватает за запястье. Пальцы обжигают, и девушка замирает, чувствуя, как тело предательски отвечает.

Грудь тяжелеет, дыхание сбивается, а глубоко внутри что-то сжимается, будто готовясь принять нечто твёрдое продолговатое. Она ненавидит это. Ненавидит меня. Но бёдра сами подаются вперёд, а губы сами приоткрываются в немом зове.

— Я… королева… — но это уже не угроза. Это мольба.

Боа Хэнкок замирает, тёмные глаза расширяются, а губы слегка приоткрываются в недоумении. Она привыкла к тому, что мужчины теряют рассудок от одного взгляда, но сейчас тело — идеальное, соблазнительное, дрожащее от желания — встречает неожиданное равнодушие.

Пальцы непроизвольно сжимаются на собственном бедре, ногти впиваются в кожу, оставляя розовые полумесяцы. Грудь тяжелеет, соски наливаются, становясь твёрдыми, почти болезненно чувствительными. Они выступают под тонкой тканью, и каждый вдох заставляет тереться о материал, посылая острые волны в низ живота.

Между бёдер уже влажно — горячая, липкая пульсация, которая не утихает, несмотря на отсутствие реакции. Чувствует, как внутренние мышцы непроизвольно сжимаются впустую, в бессознательной попытке принять то, чего нет. Влага стекает по внутренней стороне бедра, оставляя блестящий след на коже.

— Почему…? — её голос звучит хрипло, больше похоже на стон, чем на вопрос.

Не может отвести взгляд. Киска пульсирует, будто обиженная пренебрежением, а живот сводит от странного, почти унизительного возбуждения. Хочет злиться, хочет заставить желать её — но вместо этого тело предательски реагирует ещё сильнее.

Рука скользит вниз, пальцы касаются складок, уже набухших и горячих. Вздрагивает от собственного прикосновения, но не останавливается — не может. Кончики пальцев легко погружаются внутрь, и слышит, как собственное дыхание срывается.

— Ты… должен хотеть меня… — шепчет она, но это уже не требование. Это мольба.

Бёдра сами начинают двигаться, подталкивая пальцы глубже, а свободная рука сжимает грудь, сдавливая сосок, пытаясь усилить ощущения. Но этого недостаточно. Никогда не бывает достаточно, когда одна. И тогда взгляд снова падает на него. На его спокойное, равнодушное лицо. И от этого — тело вспыхивает ещё сильнее.

— Чёрт… — она сжимает зубы, чувствуя, как волна накатывает, несправедливая и жестокая.

Потому что даже так — даже без него — тело не слушается. Дрожит, сжимается, и падает на колени, когда оргазм накрывает, несправедливый и одинокий. Я смотрю, как Боа Хэнкок сбрасывает с себя последние лоскуты одежды.

Тонкая ткань скользит по плечам, обнажая бледную, почти фарфоровую кожу, переливающуюся в лунном свете. Грудь освобождается от стягивающего материала, и вижу, как упругие окружности слегка подрагивают от соприкосновения с прохладным воздухом. Соски — розовые, набухшие от возбуждения — уже твёрдые, будто маленькие бусины, жаждущие прикосновений.

Выгибает спину, и тень скользит между грудями, подчёркивая каждый изгиб. Живот — плоский, с лёгким намёком на рельеф — напрягается, когда глубоко вдыхает. Руки скользят вниз, пальцы слегка впиваются в бёдра, оставляя розовые следы на безупречной коже. Я вижу, как тело реагирует на взгляд.

Мурашки пробегают по коже, когда чувствует, как глаза скользят по телу. Губы приоткрываются, дыхание становится чуть чаще. Между ног уже блестит влага — капли желания, стекающие по внутренней стороне бёдер. Она непроизвольно сжимает их, но это лишь усиливает трение, заставляя содрогнуться.

— Ты… смотришь… — её голос звучит хрипло, но в нём нет гнева. Только вызов.

Я вижу, как пальцы дрожат, когда они скользят к груди. Боа сжимает, слегка приподнимая, будто предлагая. Сосок темнеет от притока крови, становится ещё чувствительнее. Она проводит ногтём по нему — и я замечаю, как тело вздрагивает, как киска сжимается в ответ, выдавая новую волну влаги.

Она хочет, чтобы я подошёл. Но я не двигаюсь. И от этого возбуждение только растёт. Рука опускается ниже, пальцы скользят по животу, к тому месту, где бёдра смыкаются в тёплую, липкую складку. Она задерживает дыхание, когда кончики пальцев касаются набухших губ.

— М-м… — её стон тихий, почти стыдливый, но она не останавливается.

Пальцы легко раздвигают складки, обнажая розовую, блестящую плоть. Уже готова — горячая, пульсирующая, влажная настолько, что капли стекают на пальцы. Она водит ими по своему клитору, круговыми движениями, и бёдра сами подаются вперёд, ища большего.

— Почему ты… не трогаешь меня?.. — её голос дрожит, но в нём уже нет надменности. Только нужда.

Дыхание сбивается, когда вводит два пальца внутрь себя. Киска плотно обхватывает, будто не желая отпускать. Вижу, как внутренние мышцы сжимаются, как тело само начинает двигаться, насаживаясь глубже.

— А-ах… — она запрокидывает голову, чёрные волосы рассыпаются по спине.

Грудь колышется в такт движениям, соски наливаются ещё сильнее. Она ускоряется, пальцы хлюпают внутри, а свободная рука сжимает сосок, дёргает его, усиливая ощущения. Но ей мало.

— Я… не могу… — её голос срывается.

Она выдёргивает пальцы, и вижу, как они блестят в лунном свете. Она смотрит на меня, глаза горят, губы дрожат.

— Тронь меня… — это уже не просьба. Это приказ, но в нём — отчаяние.

И только тогда я делаю шаг вперёд. Она прижимается ко мне всей тяжестью своего тела, и я чувствую, как грудь расплющивается о мои мышцы. Соски – твёрдые, наэлектризованные желанием – впиваются в мою кожу, оставляя горячие точки соприкосновения. Каждый вдох заставляет их скользить по моему торсу, и слышу, как сердце колотится где-то между нами, бешено, неровно.

Живот прижимается к моему, и я чувствую, как напрягаются мышцы – она слегка выгибается, чтобы лобок тёрся о мою нижнюю часть живота. Уже сейчас, даже через эту тонкую преграду, ощущаю жар – влажный, пульсирующий, зовущий. Бёдра дрожат.

Медленно скользит вниз, и упругая грудь провожает каждый сантиметр моего тела, пока не застревает между нами, сжатая, но не сдавленная. Дыхание срывается, когда наконец чувствует мой член – твёрдый, горячий, уже готовый к ней.

– Вот ты какой... – её голос звучит хрипло, а губы обжигают мою шею.

Руки скользят по моей спине, ногти впиваются в кожу, оставляя дорожки огня. Прижимается ещё сильнее, и теперь чувствую каждую выпуклость и впадину: как талия сужается под моими ладонями, как ягодицы округлые и упругие подаются вперёд, как влага уже проступает сквозь тонкую ткань, пачкая мой живот. Она трётся о меня. Медленно, чувственно, будто пробуя. Бёдра двигаются в такт какому-то древнему ритму, клитор трется о мой член через ткань, и с каждым движением дыхание становится всё более прерывистым.

– Я... не могу... ждать... – она цепляется за мои плечи, её ногти впиваются в меня.

Внутренние мышцы уже сжимаются впустую, как киска пульсирует, жаждет заполнения. Капли возбуждения стекают по животу, оставляя липкие дорожки. И тогда беру за бёдра и приподнимаю. Вскрикивает, ноги обвивают мою талию, а грудь прижимается к моей груди. Теперь киска – горячая, мокрая – давит прямо на мой член.

– Сделай это... – её шёпот обжигает моё ухо.

И я вхожу в неё одним резким движением. Тело выгибается, губы раскрываются в беззвучном крике. Обжимающе тесная, внутренние стенки тут же сжимаются вокруг меня, будто пытаясь удержать. Она вся дрожит. Грудь колышется перед моим лицом, соски налитые, твёрдые, манящие. Я захватываю один ртом, и стонет, пальцы впиваются в мои волосы.

– Да... вот так... – её голос срывается, когда я начинаю двигаться.

Каждый толчок заставляет вскрикивать, ноги сжимаются на моей спине. Горячая, мокрая, внутренности обхватывают меня пульсирующим влажным кольцом. И я знаю – она уже на грани. Дыхание сбивается, тело напрягается, а киска сжимается так сильно, что мне становится трудно двигаться.

– Я... я... – она не может говорить, её глаза закатываются.

И тогда она кончает, тело бьётся в моих руках, а внутренности сжимают меня волнами. Я вижу, как ноги подкашиваются. Боа Хэнкок дрожит, бёдра смыкаются судорожно, будто пытаясь удержать стекающую по внутренней поверхности влагу. Капли блестят на коже, скатываясь по подрагивающим мышцам, оставляя мокрые дорожки. Она делает шаг – и колени предательски слабеют. Жар.

Он исходит от неё волнами, обжигает мою кожу, когда я прижимаю ладонь к животу. Мускулы там напрягаются под моими пальцами, а глубоко внутри – в тех тайных местах, что скрыты между ног – пульсирует влажное, липкое тепло.

— Ты… вся мокрая… — мой голос звучит низко, а пальцы скользят ниже, к тому месту, где её бедра смыкаются.

Боа вздрагивает, когда я касаюсь. Киска – горячая, набухшая – уже раздвинута собственным возбуждением. Губы припухшие, блестящие, слегка подрагивают под моими пальцами. Провожу по ним – и чувствую, как тело отвечает мгновенной пульсацией, как новая волна влаги омывает мои пальцы.

Она дышит ртом. Губы приоткрыты, дыхание неровное – то учащённое, то замирающее, когда мои пальцы кружат вокруг клитора. Грудь тяжелеет, соски настолько твёрдые, что болят, а живот втягивается с каждым моим движением.

— М-м… нет… — она бросает голову назад, но её бёдра предательски подаются вперёд.

Внутренние мышцы сжимаются впустую, как киска жаждет заполнения. Соки текут по моей руке, капают на пол, а её ноги дрожат всё сильнее.

— Ты хочешь остановиться? — я замедляю движения, и она немедленно хватает меня за запястье. Её глаза горят.

— Нет… — её голос звучит хрипло, почти злобно. — Не останавливайся…

И тогда я ввожу два пальца внутрь. Она вопит. Внутренности обжигающе горячие, влажные, они немедленно сжимаются вокруг меня, будто пытаясь высосать глубже. Я чувствую каждую складку, каждую пульсацию тела. Она сжимает мои пальцы так сильно, что мне становится трудно двигаться.

— Т-так… глубже… — она цепляется за мои плечи, её ногти впиваются в кожу.

Ускоряюсь, добавляю третий палец, и тело отвечает новой волной смазки. Она уже на грани – дыхание срывается, живот напрягается, а внутренние мышцы начинают ритмично сжиматься.

— Я… я…

Она не может говорить. Тело выгибается, киска сжимается в спазме, а между ног разливается новая волна тепла. И тогда кончает. Ноги подкашиваются окончательно, но я ловлю, чувствуя, как тело бьётся в руках, как киска пульсирует вокруг моих пальцев.

— Ещё… — шепчет она, уже бессмысленно, губы влажные, глаза мутные.

Горячие струйки стекают по внутренней поверхности бёдер, оставляя блестящие дорожки на идеальной коже. Я наблюдаю, как каждая капля дрожит в такт учащённому пульсу, как мускулы под гладкой поверхностью непроизвольно подрагивают. Ноги – обычно такие уверенные, царственные – сейчас едва держат вес, колени слегка подкашиваются с каждым шагом.

Жар исходит от неё волнами, ощутимый даже на расстоянии. Когда я кладу руку на живот, кожа под моими пальцами буквально пышет жаром. Пупок – маленькая напряжённая впадина – пульсирует в такт учащённому дыханию. Я чувствую, как глубоко внутри, в тех тайных местах, что скрыты между дрожащих бёдер, пульсирует влажное, липкое тепло, готовое вырваться наружу.

Киска – набухшая, воспалённая от желания – уже раздвинута собственным возбуждением. Нежные розовые губы припухли, блестят от обильной смазки, слегка подрагивают при каждом вдохе. Когда провожу пальцем по щели, кожа оказывается неожиданно горячей, почти обжигающей. Клитор – твёрдый, выступивший бугорком – пульсирует под моим прикосновением, заставляя всё тело содрогнуться.

Новая волна влаги вырывается наружу, стекая по моим пальцам, капая на пол с тихим хлюпающим звуком. Внутренние мышцы судорожно сжимаются впустую, жадно пытаясь захватить то, чего нет. Вижу, как живот втягивается при каждом таком спазме, как грудь тяжело вздымается, а соски становятся ещё твёрже, почти багровея от прилива крови.

Дыхание превратилось в прерывистые всхлипы, губы приоткрыты, влажны от слюны. Когда ввожу два пальца внутрь, внутренности обжигающе горячие, влажные, немедленно сжимаются вокруг меня с силой, от которой темнеет в глазах. Стенки пульсируют, волнообразно сжимаясь, будто пытаясь высосать меня глубже.

Она вся дрожит, ногти впиваются в плечи, оставляя полумесяцы на коже. Бёдра начинают двигаться сами по себе, насаживаясь на пальцы с животной потребностью. Чувствую, как внутренности становятся ещё горячее, ещё влажнее, как соки обильно текут по моей руке.

Когда добавляю третий палец, глаза закатываются, а из горла вырывается хриплый стон. Киска растягивается, принимая меня, стенки судорожно сжимаются, пытаясь приспособиться. Пальцы отчётливо чувствует каждую пульсацию, каждую складку воспалённой плоти.

Она на грани – дыхание срывается, зрачки расширяются, а всё тело напрягается в предвкушении. Внутренние мышцы начинают ритмично сокращаться, как клитор подёргивается под моим большим пальцем. И тогда она взрывается – тело выгибается дугой, киска сжимается в серии спазматических толчков, горячая волна смазки омывает мои пальцы. Ноги окончательно подкашиваются, внутренности продолжают пульсировать вокруг меня, выжимая последние капли удовольствия.

Она вся мокрая – между ног, на бёдрах, даже на животе блестят следы возбуждения. Грудь тяжело вздымается, соски всё ещё твёрдые, чувствительные. Когда я медленно вынимаю пальцы, киска неохотно разжимается, выпуская последний поток смазки. Но глаза говорят – этого недостаточно. Тело жаждет большего, требует заполнения, и я готов дать это.

Мои руки охватывают упругие бёдра, пальцы впиваются в мраморную кожу, оставляя розовые следы. Боа повисает в воздухе, спина выгибается, а длинные чёрные волосы рассыпаются по моим рукам шелковистыми волнами. Я чувствую, как тело дрожит в предвкушении, как горячая влага с раздвинутых бёдер капает мне на живот.

Мой член напряжён до боли, его головка уже блестит от соков, смешавшихся с моей собственной жидкостью. Когда я притягиваю ближе, она непроизвольно сжимает бёдра, киска пульсирует в воздухе, словно слепая ротик, жаждущий наполнения.

Медленно. Мучительно медленно я ввожу первые сантиметры. Внутренности обжигающе горячие, влажные, но невероятно тугие. Стенки сопротивляются, сжимаются в спазматическом протесте, прежде чем вынужденно раздвинуться. Боа вскрикивает, ногти впиваются мне в плечи, а ноги судорожно обвивают мою талию.

Она невероятно тесная внутри. Каждая складка влагалища обхватывает мой член, словно пытаясь прочувствовать каждый рельеф, каждую пульсирующую вену. Когда погружаюсь глубже, внутренние мышцы волнообразно сжимаются, вытягивая меня внутрь, будто боясь отпустить.

Полностью вошедший, я замираю, давая привыкнуть. Киска бьётся вокруг меня, как отдельное живое существо. Я чувствую, как сердце колотится через тонкие стенки влагалища, как клитор прижимается к моему лобку, твёрдый и воспалённый.

Когда я начинаю двигаться, тело отвечает немедленной реакцией. Внутренности сжимаются с каждым толчком, соки обильно текут по моему основанию, хлюпая при каждом движении. Она вся горит – грудь прижимается к моей, соски твёрдые как камень, оставляют следы на моей коже.

Дыхание превращается в прерывистые стоны, губы влажные, полуоткрытые. Каждый мой толчок заставляет глаза закатываться, а пальцы судорожно сжимать мои волосы. Я чувствую, как стенки начинают ритмично пульсировать, сжимая меня всё сильнее, готовясь к кульминации.

Когда оргазм накрывает, внутренности сжимаются как тиски. Волны сокращений буквально высасывают из меня сперму, горячие соки смешиваются с моими. Она кричит, тело бьётся в моих руках, а ноги судорожно сжимают мою спину.

Я не останавливаюсь, продолжая двигаться, пока киска не начинает сводить от переизбытка ощущений. Она рыдает, стенки продолжают пульсировать, выжимая из меня последние капли. Когда я наконец отпускаю, ноги не держат, а из раздвинутых бёдер медленно вытекает наша смесь. Но глаза говорят – она ещё не насытилась.