Всхождение в Апокалипсис: Две души в одном теле

Глава 1

Туманная пелена утра расступалась перед массивным бушпритом, словно тонкая ткань под лезвием ножа.

На самом носу, там, где деревянный гигант врезался в сырую прохладу неведомого мира, сидел молодой человек. Он взирал в простирающуюся до самого края света дикую даль с видом отрешенным и благоговейным.

Корабль плыл плавно, подхваченный ласковыми, но властными объятиями попутного ветра, наполнявшего паруса упругим трепетом жизни.

Юноша, устроившийся в притворно-безупречной позе лотоса, изображал погружение в медитацию.

Сквозь ресницы, приоткрытые на волосок, он жадно ловил мелькающие за бортом картины: суровые горы, вонзающиеся своими скальными зубами в брюхо низких облаков; извилистые реки, вышивающие причудливые серебряные узоры по бархату долин; бескрайние пустоши, дышащие звенящей, первозданной тишиной; и серые каменные монолиты былых эпох, будто брошенные в сердцах равнин скучающими великанами.

Всё это Тай видел впервые — как и сотни других его соплеменников, чьи корабли маячили в перламутровой дымке, словно стая исполинских перелетных птиц.

«Эх… Красота-то какая», — мысленно усмехнулся он, продолжая валять дурака. Ни родителям, ни наставникам так и не удалось вбить в его душу крупицу усердия и ответственности.

Да и к чему? Мир и так величественно крутился вокруг, предлагая бесконечное представление именно для него и прямо сейчас.

— Наследник Тай! Скоро прибываем! Ваш отец ждет вас. — Голос матроса, хриплый от холодного и ветра, грубо ворвался в его уединение. Юноша обернулся, кивнул с напускной небрежностью и поднялся, едва успев расправить затекшие, онемевшие ноги.

— Спуск! Спуск! – Послышался крик, откуда-то сверху.

Внезапно палуба под ногами вздрогнула и ушла вниз. Корабль нырнул, будто горгона, учуявшая добычу, пока киль почти не коснулся макушек темно-зеленых елей.

Тай не стерпел и высунулся за борт, и заворожено, следил, как по бортам сползают вниз веревочные лестницы, а по ним, словно озадаченные муравьи, спешат вниз слуги, воины и рабочие.

Бочки и ящики, раскачиваясь на цепях, как маятники, опускались в сумрак под пологом леса — туда, где, должен был вырасти их новый дом.

— Наследник Тай… — матрос стоял в двух шагах, его слегка дрожащий голос перекрывал нарастающий гул суеты. — Ваш отец ждёт. Нужно пос...

— Да-да, уже иду, — буркнул Тай, внутренне закипая. «Улизнуть не вышло… Опять придется изображать кипучую деятельность».

Каюта вождя встретила его густым, почти осязаемым воздухом, спертым от дыхания множества людей и гнетущим скоплением родственных тел.

Вся многочисленная родня заполнила собой каждый просвет, каждый угол: братья со своими свитами, единственная сестра, многочисленные дядья и тётки, старейшины с хмурым лицами, шишки занявшие важные посты, и прочие важные персоны, чьи должности и назначения, Тай и никогда не пытался запомнить.

И над этим морем ожидающих голов, за большим столом, грубо сбитым из черного дуба, возвышался мужчина лет пятидесяти.

Жидкие волосы, уложенные строгими прядями, и борода, словно вытесанная из серого гранита, обрамляли лицо, изборожденное морщинами -трещинами, но главным были глаза — холодные, пронзительные, способные одним взглядом пригвоздить к месту и заставить забыть о любой, даже самой дерзкой, шалости. Это был его отец и вождь их небольшого, но очень амбициозного клана.

Рядом с ним, словно луна, холодно блиставшая на фоне глубокого и сурового утёса, сидела женщина. Лет тридцати, не более, с волосами цвета спелой пшеницы, что струились по её плечам тяжёлыми, упругими прядями. Её улыбка, едва тронувшая алые губы, хранила тайны надежнее любых замков и печатей, и от этого становилось одновременно и любопытно, и тревожно.

— Отец. Мать, — поклонился Тай, чувствуя, как воздух в каюте внезапно тяжелеет, превращаясь в густой сироп. — Вы меня вызывали?

Тишина, повисшая в ответ, была гуще и плотнее самого непроглядного тумана за бортом. Казалось, можно было воткнуть в неё нож, и он бы стоял, не падая.

Лёгкий, едва уловимый шепот, похожий на шелест крыльев ночных мотыльков, поплыл по залу. Взгляды родни, пронизанные привычной снисходительностью и улыбками, которыми обычно удостаивают проказливого щенка, впились в Тая. Он чувствовал их на своей коже, словно прикосновения насекомых.

Отец закатил глаза так выразительно, будто пытался разглядеть собственный затылок и проверить, не сели ли ему на макушку чайки. Мать же лишь прикрылась изящным веером, сдерживая смешок, который прозвенел в тишине, как крошечный серебряный колокольчик.

— Кхм-кхм, — прочистил горло отец, поднимаясь во весь свой внушительный рост. Он оперся о резные подлокотники кресла, и дерево под его ладонями слегка застонало. — Раз уж сам Тай почтил нас своим просветлённым присутствием, ждать, наверняка, больше некого. Собрание клана объявляю открытым.

Тишина упала мгновенно и абсолютно, словно кто-то невидимый острым ножом перерезал единственную нить, державшую весь этот шум. Десятки взоров, внезапно вспыхнувших азартом и неприкрытой жаждой богатства, устремились к главе клана.

Его глаза — два потухших угля, всё ещё тлеющих в пепле холодного расчёта, — метали крошечные, но ядовитые искры ярости и непоколебимой решимости. Именно этого вулкана, готового вот-вот извергнуть пламя своих амбиций, и ждала собравшаяся толпа.

— Годы верной службы императору не прошли для нас даром! — Голос его раскатился по каюте, как гром, запертый в тесном ущелье. — Мы, поколение за поколением, не покладая рук, трудились на благо империи, и она наконец-то воздала нам по заслугам! Теперь… — Он привстал, разведя руки вширь, будто желая обнять весь невидимый новый мир за стенами корабля.

— Вся эта земля, что простирается за бортом, — наша! Богатства, что дремлют в её недрах, скоро наполнят наши хранилища до отказа. Правда, — его голос внезапно стал скользким, как масло, — из-за некоторой… срочности нашего переезда, мы не успели утрясти все административные и планировочные детали… Так что… — Мужчина громко хлопнул в ладоши, потирая их в немом, но красноречивом предвкушении. — У меня уже есть пара идей, но, если у кого есть дельные предложения — говорите, все выслушаю.

Из толпы, расступаясь перед ним, как вода перед мощным килем, шагнул старший сын, Даймур. Исполин, чья голова едва не пробивала низкие потолочные балки. Его кулаки, больше похожие на две каменные глыбы, сжались так, что кости затрещали сухим, угрожающим хрустом.

Его лицо и впрямь напоминало ландшафт диких земель, на просторы которых они только что приплыли: нос-утес, глаза — холодные изумрудные озера, обрамлённые густыми, непроходимыми лесами бровей.

— Отец… — Грохот его голоса, низкий и густой, как удар бревна о пустотелый ствол, заставил дрогнуть пламя в медных светильниках, подвешенных к потолочным балкам. — Здешние земли — слабо изучены и полны опасностей. Реликвии, что дремлют в их глубинах, должны стать нашими! Прошу дать добро на снаряжение экспедиции — я лично поведу её! И гарантированно привезу к вашим ногам трофеи, что не оставят вас равнодушными.

Лицо вождя слегка порозовело, кровь прилила к его вискам, выступив жилками на скулах. Он любил эту грубую, прямолинейную инициативу, эту бойкость дикого зверя. Каждый раз, когда его дети рвались в бой, его отцовское сердце наполнялось суровой гордостью. — Хорошо… Очень хорошо, — глава клана кивнул, и исполин, Даймур, отступил на шаг, словно гора, склонившаяся перед внезапным порывом ветра.

— Кхм… — Лёгкий, нарочито вежливый кашель прозвучал, как щелчок малого камня среди валунов. Вперёд вышел Прайм. Стройный, как отточенный клинок, с безупречной осанкой, выдававшей годы строжайшего обучения и изысканного воспитания. Его пальцы, длинные и тонкие, были сложены перед собой.

— Отец, — его голос был ровным, без лишних эмоций, как вода в глубочайшем колодце. — Клан — ничто без своих людей. Без укреплённого лагеря, без надёжных строений, без запасов чистой воды, без налаженных источников стекла и металла, что важнее всего, без детальной разведки — мы станем лёгкой добычей для любого, кто оскалится на эти земли. Так что я считаю нужным сконцентрировать все усилия на первоначальном обустройстве и методичной разведке ближайшей местности. Рисковать всем ради сомнительных реликвий — неблагоразумно.

Глава поднял руку, обрывая речь одним жестом, резким и окончательным. — Я понимаю твою обеспокоенность Прайм, и я тебя услышал, твоя осторожность имеет право на жизнь...

— Хе-хе… — Внезапное, тихое хихиканье, похожее на стрекот сверчка, сорвалось с верхушки массивного дубового шкафа, втиснутого в угол каюты.

Все, как один, подняли головы. Там, на самом верху, облокотившись на локоть и свесив ногу, лежал юнец с лицом отпетого пройдохи.

Корт, ещё один из наследников. Убедившись, что на него уставились все взгляды, он с наслаждением хрустнул шеей и заговорил, его слова сыпались быстро, как горох из разорванного мешка.

— На этих землях, отец, полным-полно лихого люда - толпы бродяг, лагеря чёрных копателей и беглых шахтёров, разбойничьи и охотничьи вольницы — это невероятно ценный актив! Наш клан не так велик, а территория, выделенная нам, попросту огромна. Чем быстрее мы приведём весь этот сброд под наши знамёна, обложим их данью или наёмным долгом, тем лучше. Тем более… — Он сделал драматическую паузу, перейдя на более низкий, заговорщицкий тон, от которого по спинам старейшин пробежал лёгкий морозец. — Мы не единственный клан, кому даровали права на освоение диких земель. И если мы не поторопимся, то очень скоро можем оказаться в крайне щекотливой ситуации, проиграв числом тем, кто оказался расторопнее.

Корт закончил и замолк, устроившись на прежнем месте с довольной улыбкой, а по залу покатилась волна нервных перешёптываний, словно сухие листья по камню.

— Согласен… какой бы материал не попал бы в руки мастеру, лишь от него зависит качество конечного изделия! — громко крикнул глава, одним махом восстанавливая тишину. Он обвёл зал тяжёлым, оценивающим взглядом. — Ещё предложения будут?

— Отец… — Тихий, но абсолютно чёткий голос заставил всех обернуться. Вперёд, сквозь толпу родичей, вышла высокая, стройная девушка с умным, приятным лицом и длинной, толстой косой, цвета воронова крыла, спадавшей ниже пояса.

Зал замер, с упоением следя за каждым её плавным движением. Это была Мария – единственная и от того бесконечно любимая дочь вождя. Пускай она не была самой ослепительной красавицей в клане, но в первую тройку входила точно.

И этот малый недостаток она с лихвой компенсировала гибким, острым умом и язычком, способным задеть за живое или, наоборот, польстить так, что сам император расчувствовался бы.

— На границе наших новых владений, — голос Марии звенел, как хрустальный колокольчик, нарушая напряжённую тишину, — расположилась башня бывшего советника императора – мудреца Ниро. Пусть он удалился от двора, но его влияние в столице ещё велико.

Мы просто обязаны совершить к нему визит вежливости и заверить его в наших самых добрых и искренних чувствах к его персоне. Это может открыть многие двери, особенно учитывая, что он всходящий шестого круга.

— Хмм… Про этого старого хрыча я почти забыл, — пробубнил вождь вполголоса, потирая бороду. Затем добавил уже громко, на весь зал: — Ты права, дочь. Я обязательно займусь этим вопросом. Благодарю за расторопность. — Девушка вежливо, почти незаметно поклонилась и сделала шаг назад, растворяясь в гуще родни, как тень в сумерках.

— Ещё предложения? — бросил вождь вызов залу.

Ответом ему стала гнетущая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием смолы в светильниках. Все глаза уставились в пол, изучая щели в половицах… все, кроме Тая. Он, откровенно скучая, изучал замысловатые резные узоры на потолочных балках, будто в них была зашифрована единственно верная тайна мироздания.

— Тай… — голос отца прозвучал тихо, но с той силой, что заставляет сжиматься внутренности, словно от скрежета затачиваемой о камень стали. — Может, и ты внесёшь свою лепту в общее дело? Давай же осчастливь нас своим, безусловно умным и размеренным предложением.

— Э-э… А да! — Парень выскочил вперёд, словно на него внезапно наступили, его движения были резкими, лишёнными всякой грации. — Я подумал! Как только хоть немного обустроим лагерь — предлагаю устроить пир. Мы же две недели тащились сюда через эти бесконечно-холодные ветра. Люди устали, измотаны, а хорошая, шумная пьянка, —лучший мотиватор для будущих подвигов и великих свершений!

На секунду после его слов воцарилась оглушительная тишина, а секундой после зал взорвался громоподобным хохотом. Смех звенел, как битое стекло, катился раскатистыми волнами, подхватывая даже самых хмурых и неприступных старейшин. Даже мать, прикрыв изящное лицо расписным веером, тряслась от беззвучного смеха, а её плечи мелко дрожали. Лишь отец стоял недвижимо, словно грозовая туча, налитая свинцовой тяжестью, готовая вот-вот излить на нерадивого сына весь свой ливень ярости и разочарования…

Вождь медленно, с невероятным усилием воли поднял тяжеленую ладонь — и зал мигом застыл, словно вырезанный из глыбы льда. Смех оборвался на полуслове.

— Ваши просьбы и чаяния услышаны, — прогремел он, и его голос не допускал ни малейших возражений. — Я всё принял к сведению. И вот как мы поступим…

Дальнейшие слова отца пролетали мимо сознания Тая, как порывы осеннего ветра, несущего опавшие листья. — Они шуршали, кружились, но не задерживались в памяти. Парень уловил лишь суть: визит к старому мудрецу Ниро отложили в долгий ящик, а его собственное, гениальное, как ему казалось, предложение кануло в пустоту, вызвав у собравшихся лишь всеобщий вздох разочарования.

Его братья — Даймур, Прайм и Корт — стояли по разные стороны зала, обмениваясь быстрыми, оценивающими взглядами, острыми как отточенные клинки. Каждый из них жаждал одного — стать главой клана, и их вежливые, подобранные улыбки напоминали скорее оскалы хищников, предвкушающих дележ добычи.

«Из них троих получится идеальный правитель, если склеить их воедино», — частенько шутила мать, но сейчас её легкомысленный смех затих, уступив место напряжённой тишине. Люди постепенно расходились, получив чёткие задания: кто-то — охотиться, кто-то — рыть ямы для нужников, кто-то — налаживать быт.

В опустевшей, наполненной тенями и запахом смолы каюте остались лишь пара человек, когда отец произнёс, строго, но не повышая голоса: — Тай.

Голос вождя, глухой, как гул подземных пластов, заставил парня вздрогнуть и замереть на месте.

— Тай, я смотрю, ты всё никак не уймёшься… — Парень невольно заёжился, будто оказался в центре ледяной пустоши в одних тонких носках. Отец же продолжал, и его слова падали, как тяжёлые камни. — Я знаю, у тебя есть свои… своеобразные таланты. Но запомни раз и навсегда: здесь не столица с её балами и дурацкими розыгрышами. Здесь каждый твой неверный шаг, каждая ошибка имеют свою цену. Ошибешься — и твою отгрызенную голову будут доедать местные падальщики, а мне даже не придёт в голову искать виновных.

— Да, отец… — С ноткой искреннего подчинения и глухого сожаления в голосе промямлил Тай, уставившись на свои потрёпанные сапоги. — Понял.

Тяжело, будто поднимая неподъёмный груз, вздохнув, его отец заметно остыл. Он просто не мог долго злиться на этого отпрыска. Пускай Тай и выводил его из себя своим пофигизмом и безалаберностью, но его своеобразные таланты порой двое кратно перекрывали эти досадные недостатки.

— Хм… Чем бы тебя занять, чтобы и дело было, и ты никого важного в запой не увел? — Отец принялся яростно тереть подбородок, уставившись в потолок, будто ища ответа в замысловатой резьбе. — Ладно. Бери того оболтуса. — Он коротко кивнул в сторону угла, где, забившись в тень, стоял худощавый паренек в потертом, не по росту плаще.

— Прыгаете на малую лодку и обследуйте ближайшие окрестности. Реки, ручьи, пригодные для стоянок поляны — одним словом всё. Составьте подробную карту местности. — Глаза вождя сузились, превратившись в две узкие, опасные щели. — Если вам будет что-либо угрожать — немедленно отступайте. В бой не вступать и приключений себе не искать! Это приказ. И Тай, если опять залентяйничаешь…

Холодная, скользкая змейка страха проскользила по спине Тая. Он закивал с такой готовностью, что голова его стала похожа на марионетку на тугой пружине.

Юнец из угла, вежливо, почти беззвучно поклонился, а затем решительно выволокла Тая на палубу, таща его за рукав, как полупустой мешок с зерном.

— Айк, отпусти, я и сам идти могу! — Тай рывком вырвался из его цепкой хватки и с брезгливым видом отряхнул дорогой камзол. — Вижу ты совсем озверел от важности поручения.

— И я тоже несказанно рад тебя видеть, кузен, — сухо парировал Айк, поправляя свой походный костюм. — Но нам некогда предаваться светским беседам.

— А куда нам, собственно, спешить? Пойдем, выпьем для храбрости? У меня в каюте припрятана бутылка вина из Красного Оазиса, настоящее…

— Нет! — Айк вспыхнул, как подожжённый факел, его обычно спокойное лицо исказила гримаса ужаса. — После того раза, я с тобой ни капли! Ни-ког-да!

— Ха! Тебе же понравилось, признайся! — Тай подмигнул. — Ты же потом в императорских конюшнях с таким комфортом очухался, на чистом сене… как король!

— Заткнись! — Кузен побагровел, снова хватая его за рукав и без церемоний потащив к лодкам. — Идём!

У самого края палубы, раскачиваясь на серых волнах, болталась лёгкая разведывательная лодка — невзрачная, слегка корявая, как старый, видавший виды башмак.

Ни намёка на резьбу, позолоту или хоть какое-то украшение – только самая минимальная необходимость.

Тай фыркнул, смотря на неё с нескрываемым презрением: «Скучища смертная… Может, все же смотаться? К Кальме, уверен у нее найдется минутка». Но в сознании тут же всплыла яростная, багровая физиономия отца, и эта мысль умерла, даже не успев толком и родиться.

— Готовы? — крикнул матрос у лебёдки. Тай молча кивнул. Подобные тягомотные и нудные задания он никогда не любил. Но жить — обожал до дрожи в коленях. Поэтому всё его снаряжение, от прошитых стальной нитью доспехов до изящных клинков, что кучей клубились на поясе, были перепроверены и не один раз.

Айк, уже сидящий на скамье у вёсел, сунул ему в руки свёрнутый грубый плащ. — Надень. На равнинах ветер злой, до самых костей пробирает.

— Мы вообще надолго? — с наигранной, но всё же надеждой спросил Тай, в душе лелея мысль о скором возвращении к тёплой лежанке и той самой бутылке.

— Минимум на весь день. А то и на ночь задержимся, если что-то пойдёт не так.

— Чёрт… — Тай скривился, как от зубной боли, и нехотя натянул колючую ткань на плечи.

Лодка дрогнула, её дно скрежетнуло о борт корабля, и вот они уже отчалили, медленно погружаясь в молочно-белую пелену тумана.

Впереди были только дикие земли, сырая прохлада и скучная, невыносимо нудная, тупая работа.