Встреча с Моулоа

К закату близился второй день моего пребывания на Островах Ариадны. Я находился в предвкушении грядущих полевых выходов. Поездка обещала быть очень плодотворной.

Во всем Союзе, пожалуй, было не сыскать другого столь же удивительного уголка. Этот архипелаг — не просто точка на карте. Представьте себе вулканические пики, одетые в бархат тропических лесов, которые спускаются к бирюзовым лагунам, окаймленным коралловыми рифами. Воздух здесь густой и сладкий, пропахший солью, цветущим тиаре и влажной землей после полуденного ливня. И потому трудно было описать мой восторг, когда зоопарк поручил мне отправиться в экспедицию за несколькими местными животными. Ещё месяц ушел на согласование с природнадзором и зоологической кафедрой Рылеевского Государственного Университета. Помочь мне обещал мой хороший друг и коллега Тимофей Осипов, ведущий специалист по морским рептилиям архипелага.

Острова Авеси`Атусету, как их называют местные, это дом для удивительного сплава культур. Потомки русских и английских колонистов, а также коренного народа Ниуатуваи живут здесь дружной семьей. Здесь чаепитие с вареньем из гуавы запросто может сопровождаться пересказом занятных мифов про божеств пантеона островитян. Впрочем, сами туземцы, кажется, вовсе и не считают их мифами. Однако они, как истинные хозяева этих мест, имеют на это полное право. Их верования позволили им жить в гармонии с природой так, как им завещала верховная богиня Уэла`Атуваи.

И особое место в их фольклоре занимал тот, кого называли Моулоа, чье имя переводится как «Великий ящер». К нему они относятся с глубочайшим почтением. Говорят, он может принимать облик человека и испытывать жадность людей. Другие же верования говорят о том, что если встретить его справа от лодки – то грядет шторм, а если слева – удача в рыбалке. Рыбаки бросают первый улов дня за борт и говорят: «Моулоа, вот твоя доля» – так они его задабривают. И разумеется, охота на Моулоа – страшнейшее табу.

Однако, даже если бы я не знал ничего из того, что о нем рассказывают местные, он все равно привлек бы мое внимание.

И даже если бы сама Афродита вновь явилась на свет из морской пены у берегов Кипра, она, ослепительно прекрасная, вряд ли вызвала бы в научном сообществе и половину того ажиотажа, что вызывает это удивительное существо. Ибо богинь, в конце концов, человечество выдумывало неоднократно, а вот живой Моулоа — единственный в своем роде.

Позвольте мне сразу внести ясность: Моулоа — это не просто ящерица, которая, подобно галапагосской игуане, опрометчиво полезла в воду за водорослями и решила там остаться. И уж точно это не гребнистый крокодил, неуклюже плавающий по прибрежным водам. Нет, все куда интереснее.

Представьте себе мозазавра — того самого гигантского морского ящера, что царствовал в меловых морях. А теперь вообразите, что он, следуя моде на миниатюризацию, уменьшился до размеров весьма упитанного варана, но при этом сохранил всё свое доисторическое обаяние, интеллект и все то, что делало его великолепным охотником.

Глядя на то, как Моулоа грациозно извивается между кораллами, не остается сомнений — вы смотрите на реликт, на живую окаменелость, которая решила, что вымирание — это скучно, и предпочла дожить до наших дней, чтобы поражать воображение натуралистов.

Точная степень его родства с древними чудовищами до сих пор является предметом жарких споров палеонтологов и зоологов, которые готовы перегрызть друг другу глотки из-за одного-единственного позвонка. Одни учёные тычут в них пальцем и говорят о сестринской группе, другие — о реликтовой популяции карликовых мозазавров. Лично я склонен считать Моулоа чудаковатым дядюшкой из знатного, но несколько обедневшего рода, который вёл уединённый образ жизни и потому сохранил свои причуды.

Думается мне, Моулоа просто прочитал все научные труды на этот счёт, хмыкнул и отправился по своим делам, оставив нас разбираться в его генеалогическом древе.

А дела у него, надо сказать, всегда важные. То он с невозмутимым видом аристократа, проверяющего свои владения, оплывает риф, высматривая осьминога на обед. То устраивает сложнейшие брачные ритуалы с биолюминесцентными сигналами. А то вдруг, словно заскучавший старый приятель, может подплыть к вашему боту, высунуть морду из воды и уставиться на вас умным, пронзительным взглядом, в котором читается вопрос: «Ну, и какое оправдание вашего бесцеремонного вторжения в мои владения вы придумали на этот раз?»

Первая наша с ним встреча мне запомнилась навсегда.

Лучи закатного солнца окрашивали бухту в золотистый цвет. Воздух был наполнен стрекотанием цикад, пением диковинных вечерних птиц и криками крачек. Мы с Тимофеем Лазаревичем медленно продвигались сквозь мангровые заросли на лодке, осторожно работая веслами, чтобы не спугнуть обитателей этого волшебного места. Проводником нашим был старик Ту`Икири. Он утверждал, что лучше всех знает эти места. Оснований не верить ему у нас не было.

Именно здесь, по его словам, мы могли надеяться на встречу с Моулоа. Я уже видел его сородичей в аквариуме Крузенштернского морского института – изящных, стремительных. Там вполне успешно действует программа по размножению. И все же встреча в дикой природе – это совсем другое дело.

Наш проводник, сидевший на носу и внимательно всматривавшийся в воду, внезапно поднял руку, заставив нас замереть. Его темное лицо озарила широкая улыбка.

- Смотрите, - прошептал он.

Когда солнце коснулось макушек пальм, вода в пятнадцати метрах от нас вдруг вздыбилась без видимой причины.

Из глубины, словно призрак, возникла длинная, темно-оливковая тень. Она двигалась с грацией дельфина и целеустремленностью торпеды, оставляя за собой лишь легкую рябь.

Сердце мое учащенно забилось. Это был он. Совершеннейший, прекраснейший экземпляр. Длина его была около двух метров.

- Ну как, дружище? - с улыбкой спросил Тимофей Лазаревич. - Держу пари, тебе трудно подобрать слова.

Он был прав, целую минуту я просто смотрел за борт с разинутым от удивления и восхищения ртом.

- Он великолепен… - лишь пробормотал я.

Он не плыл. Он парил в мутной воде. Его ласты работали едва заметно, лишь слегка подруливая, а в движение его приводили плавные, почти ленивые волнообразные движения всего тела.

Ящер замедлил ход, и теперь я мог разглядеть его во всех деталях. Его тело, покрытое крупной ромбовидной чешуей, переливалось на закате металлическим блеском. Крупная голова на мощной шее медленно поворачивалась из стороны в сторону, а бледно-желтые глаза с круглыми зрачками с любопытством изучали нас. Он не выказывал ни страха, ни агрессии — лишь спокойное, почти интеллигентное любопытство.

Проплыв еще немного, Моулоа замер в воде, высунув морду на поверхность. Раздалось тихое шипение, больше похожее на свист пара из старого чайника. Затем он совершил нечто совершенно очаровательное: перевернулся на бок, подставив солнцу свой светлый живот, и принялся тереться о подводный камень. Это было настолько по-кошачьи, что я невольно рассмеялся.

- Он чистит чешую, - шепотом прокомментировал Ту`Икири. - После охоты.

Казалось, ящер услышал нас. Он перестал чесаться и снова уставился на нас своим пронзительным взглядом. Медленно он начал приближаться к нашей лодке. Я замер, боясь пошевелиться. Вот он уже в пяти метрах, потом в трех… Я мог разглядеть каждую чешуйку на его морде и тончайшие узоры вокруг его глаз.

Мы смотрели друг на друга: я — потомок обезьян, слезших с деревьев, и он — потомок древних властителей меловых морей, сошедший с пути гигантизма и нашедший свою нишу в этом райском уголке.

- Смотрите, - прошептал Осипов, и в его голосе звучало благоговение, с каким говорят о чём-то сакральном. - Он изучает нас. Для него мы — диковинка.

Моулоа издал тихий звук — нечто среднее между шипением и щелчком, словно кто-то стучит двумя камушками друг о друга под водой. Я не мог отделаться от ощущения, что он со мной разговаривает.

«Юра, старина, - пронеслось у меня в голове, - на тебя сейчас смотрит современник динозавров. Постарайся выглядеть достойно».

Медленно, я взял фотоаппарат и приготовился снимать. Печалило лишь, что придется ставить долгую выдержку.

- Юра, обрати внимание на форму хвоста! Великолепный экземпляр! - начал Тимофей.

Его слова оборвались, потому что Ту’Икири что-то негромко сказал на своём языке. Это прозвучало как короткое, гортанное заклинание. Затем старик взял из ведра небольшую, ещё трепыхающуюся серебристую рыбу и аккуратным, почти ритуальным жестом бросил её в воду.

- Моу Лоа, эи ка’э фа’аи! - произнёс он твёрдо и уважительно. «Вот твоя доля!»

Моулоа не стал торопиться. Он позволил рыбе упасть в воду, сделал ещё одно ленивое движение хвостом. Мгновение — и рыбы не стало. Не было никакой суеты, никакой борьбы. Лишь лёгкое, едва заметное движение головы, точный и молниеносный бросок. Он принял дань, как нечто само собой разумеющееся.

И тут во мне проснулся не учёный, а простой восторженный мальчишка. Я не удержался и прошептал: - Здравствуй, красавец.

Эффект был мгновенным и комичным. Ящер вздрогнул, его глаза расширились от искреннего изумления, будто он ожидал чего угодно, но только не человеческой речи. Он отпрянул на полкорпуса, и я успел подумать, что сейчас он исчезнет так же бесшумно, как и появился. Но нет. Любопытство перевесило осторожность. Он снова вытянул шею, а затем решительно ткнулся мордой в объектив моей камеры, и, видимо, найдя её холодной и невкусной, флегматично развернулся.

- Тимофей Лазаревич, Ту’Икири, - начал я, - я вам искренне завидую.

- А ты сильно удивишься тому, что, согласно исследованиям, он будет поумнее многих млекопитающих? - улыбнулся мой коллега.

- Да ну!

- Недавний эксперимент показал, что он узнает себя в зеркале. То есть у него есть самосознание!

- Тимофей Лазаревич, берегите его во что бы то ни стало!

- Будем стараться, дружище.

Мы наблюдали за ним добрый час, пока последние лучи солнца не начали угасать. Я успел сделать пару кадров, хотя был не уверен, что они получились хорошо. Впрочем, я знал, что у меня ещё будет возможность вновь встретиться с ними.

Наконец, словно прощаясь с нами легким взмахом своего хвоста, он медленно растворился в темнеющей синеве лагуны, оставив нас наедине с наступившей ночью и чувством глубочайшего трепета благоговения. Подумать только! Он почтил нас своим визитом

- Он принял вас – сказал Ту’Икири, - он чувствует хороших людей.

А я смотрел на воду с глупой мальчишеской улыбкой. Я был безмерно счастлив, что этот древний властитель морей хоть ненадолго впустил меня в свой мир, что он счел меня достойным.

Я успел проникнуться почтительным отношением к такому животному. Скольких животных можно было бы спасти, прояви мы к ним хоть каплю уважения! Порою мне кажется, что следовало бы сочинить какую-никакую легенду о каждом маломальском обитателе нашей планеты. Иначе у нас попросту не останется столь удивительных и прекрасных соседей.

Наблюдать за Моулоа — это привилегия. Это диалог с глубокой древностью, напоминание о том, что мир куда старше, страннее и прекраснее, чем мы можем себе представить. И если Афродита когда-нибудь и явится из пены, я уверен, первым делом она спросит: «А где же можно посмотреть на вашего удивительного ящера?».