Вступление.

Лёгкий шелест травы разносится под ногами, ему отвечает шуршание листвы, переливается птичий гомон, а я бегу. Мягкая подушка земли легонько пружинит под моими ногами, а чуть сладковатый запах леса наполняет лёгкие, проникает в самую сердцевину того, что я называю собой. Яркий солнечный луч, вырвавшийся из-за расступившихся деревьев, ослепляет, вынуждает остановиться. В груди поднимается что-то огромное, настолько большое, что перекрывает дыхание, перехватывает сердечный стук, сминает кости и выпускает наружу птицу, живущую во мне. В первое мгновение полёта горло сжимает страх, кажется, что крылья это что-то нереальное, приснившееся на прошлой неделе, но падение останавливается так же внезапно, как и началось. Обрыв остаётся за спиной серовато-бурой отвесной стеной, внизу поплыла равнина, полого опускающаяся к реке.

Переходя в тело птицы страшнее всего поддаться её инстинктам до конца. Ликование, смешанное с отстранённостью – вот что чувствует человек, находящийся в теле птицы. Спустя время становится всё сложнее и сложнее понять кто я. Кого заключили в чьё тело. Быть может я птица, временами становящаяся человеком? Что там шевелится далеко внизу? – мышь? Нет, скорее это кролик, что даже лучше для такой крупной птицы.. Стоп!

Сочная трава примялась под сжимающимся в болевых конвульсиях голоым телом. Пальцы заколола энергия, заполняющая голые изгибы видимостью одежды. Дальше пешком, но идти осталось не много. Когда я спускалась к земле, лента дороги ползла роем бесчисленных ног в получасе пешего хода от этой поляны. Самое сложное в таких путешествиях – это ходьба нагишом по людной дороге. Люди-то, конечно, видят наведённый морок и думают, что я одета, но одежда от этого не становится материальной. К тому же, приходится терпеть впивающиеся в голые ступни камешки и даже малейшими движениями мимики не выдавать своей боли и неудобств. Это кажется мелочью, но вы бы знали сколько наших попалось именно на этом. Человек знающий как смотреть, сразу поймёт, что человек идёт босиком, лишь прикрывая ноги и остальное тело видимостью одежды и обуви. Сейчас ещё ничего, а вот в городе будет сложнее. Городские жители бедных районов частенько выливают помои и эм.. результаты жизнедеятельности прямо из окон. А это знаете-ли весьма противно – идти по склизским от помоев камням босыми ногами и делать вид, что ты в сапогах. Что-то я заладила про босые ноги. Ну, просто, это моя самая нелюбимая часть. Хотя о предстоящей части я вообще стараюсь не думать. Меня к этому готовили восемь лет. Это задание – первое настоящее дело и, по совместительству, мой допуск к выпускному экзамену из школы искусства управления материями. О нашей школе ходит много самых разных слухов, преимущественно мрачных и зловещих, но правда куда более прозаична, хотя тоже довольно мрачная. Дело в том, что.. А давайте об этом позже, ладно? Честно сказать, мне даже думать о предстоящем страшно.

Голос выдёргивает меня из раздумий настолько неожиданно, что я даже не поняла кто и что говорит. Впрочем, хозяин голоса тут же исправил ситуацию, повторив вопрос.

- Красотка, ты своих потеряла или одна путешествуешь? – мужчина на телеге задорно подмигивает. – Негоже такой как ты одной в город ходить. Может подвезу?

-Такой как я – это какой? – спрашиваю я первое что пришло в голову. Ну не люблю я такие знакомства, тем более накануне такого задания. Впервые должна сделать это. Страшно до дрожи. Но сначала надо найти того человека.

Город встретил равнодушными стражниками, которые не забыли взять пошлину за вход. Весьма грабительскую, кстати, для такого вонючего города. Надеюсь, что воняет он не везде, а только по окраинам. Человек, которого я ищу живёт и работает недалеко от центра, владеет производством кожаных изделий и большой семьёй. Зовут его Илио Хвабр и это всё, что я должна знать. Правда, знаю я немного больше, но это только потому, что подслушивала лёжа на крыше, возле окна директора школы. Решались на такие финты только я, да Велос и Ронька. Недаром мы слывём самой отчаянной шпаной школы. А уж сколько часов отработали на общественных работах, в качестве наказания.. не счесть. Правда, к четвёртому курсу это перестало приносить какой-либо эффект, так как мы научились применять магию в бытовых вопросах и воспринимали наказания сугубо как лишний повод попрактиковаться, а точнее повеселиться. Ну и результат нашей практики, что вполне естественно, был абсолютно обратным от ожидаемого преподавателями. В общем, к шестому курсу наказывать нас общественными работами перестали. Зато стали надеяться на наш дальнейший выпуск из школы. Теперь представьте себе моё удивление, когда год назад директор предложил вступить в Орден. В связи с этим перед выпускным экзаменом нам нужно получить допуск. И этот допуск лично меня ввёл в ступор. Я, конечно, догадывалась о том, чем занимается Орден, но не ожидала, что меня это коснётся.

Лавка с готовой одеждой нашлась в восточной части средней полосы города. Конечно, можно обойтись и без этого, но лично мне намного комфортнее ходить в настоящей одежде. Хозяин до странности быстро согласился сторговать половину стоимости одежды, но задумываться об этом мне не хочется. А зря. Уже подходя к гостинице я почуяла слежку. Двое мальчишек шли за мной, буравя спину взглядами. Ну не ждут же они, что я перекинусь, или убью кого-то прямо на улице. Гостиницу пришлось сменить. Точнее, я оплатила ночёвку, оделась в комнате в новую одежду и ушла искать другой постоялый двор. Мальчишки к тому времени сбежали, очевидно, докладывать где я остановилась. Да, дело будет сложнее, чем я думала. Стоит расправиться с ним в ближайшие сутки. Притворяться обычной магичкой тоже не стоит. Чем меньше внимания я к себе привлекаю, тем лучше. Но контактировать с людьми мне всё-таки придётся. С мыслями об этом я остановила первую же попавшуюся мне, краснощёкую женщину с огромной корзиной.

-Ох, сударыня, вы не знаете где находится лавка Илио Хвабра?

-Кожевника-то? - женщина глупо хихикнула, охватив меня озорным взглядом. – на второй монетной лавка его – сказала она со смешком, но поймав мой взгляд продолжила – Ой, дак ты не местная жешь, идёшь прямо до лавки горшочника, там налево свернёшь, потом направо, дыть там и углядишь. А тябе на что он? Дерёт-то то он больше, чем слопать может. Ты идить к Хорхе. Он-то тябе втрое дешевше выкроить. Только к нему в другую сторону надоть..

Я испуганно захлопала глазами и замахала руками:

- мне Хвабр, сударыня, нужен. Батюшка меня к нему послал и настрого наказал к другим не обращаться. Спасибо тебе, за ответ сударыня, выручила меня – я широко улыбнулась и слегка поклонилась женщине.

Та, в свою очередь, смерила меня недоверчивым взглядом, покачала головой

– некуда денег девать твоему батюшке. Вот как. – она начертила пальцами в воздухе защитный знак.

Как странно, почему люди верят, что эти знаки действуют на нас? Хотя, такой знак, сотворённый осознающим себя магом может причинить некоторые неудобства. Знаков таких несколько и то, что сотворила женщина сбивает ориентиры с энергетических потоков. Восстановить их несложно и недолго, но это заставит потерять несколько драгоценных во время боя секунд. Странно, что в бою этими знаками никто не пользуется.

Лавка кожевника нашлась быстро. Илио был в ней, хлопотал за прилавком вместе с сыном. Плохо. Ладони похолодели, в животе заворочался ледяной ком, а сердце забилось втрое быстрее, чем надо. Совсем плохо.

Я закрыла глаза, очистила разум от мыслей и начала дышать медленно, тягуче, замедляя сердечный ритм. Открыла глаза уже в движении, пересекла улицу, ледяной рукой откинула штору на входе в лавку и спокойным, чеканным шагом прошла к прилавку. Илио, увидев меня, замолчал. Он побледнел, но я отметила это как сопутствующий кадр, тут же отметя за ненужностью. Его аура пульсировала белыми всполохами страха. Он понял кто я и зачем пришла. Но он не знает, что моя аура пылает ещё большим ужасом. Меня прислали казнить. Но разве я палач? Сын кожевника застыл. Он с ужасом смотрит на мои почерневшие глаза. При считывании ауры, прошлого и будущего глаза наливаются тьмой. Поначалу это пугало даже нас. Нас не зря боятся, не зря гонят, не зря уважают. Мы решаем кому жить, кому процветать, кому страдать, а кому умирать. Я смотрю в глаза Илио и вижу его смерть. Но смогу ли я исполнить приговор? Смотрю в его глаза и вижу в них отражение мёртвых глаз человека, которого он убил. Убил ради забавы, подогретый пьяным угаром, поверив в своё всемогущество, дарованное деньгами. Он убийца. А я? Исполнив приговор, стану такой же убийцей. Он оставил без отца и кормильца шестерых детей. Четверо из них погибли из-за голода, побоев и непосильного труда. Благодаря Илио. Они умирали, пока дети Илио лоснились от сытой жизни, они работали почти без отдыха, пока дети Илио нежились на пуховых перинах. Он убийца. А кто я?

Я начинаю подпитываться ещё от двух энергетических потоков и заглядываю в самую суть Илио. Я вытаскиваю оттуда маленькое, почти погибшее зёрнышко благодетели и, подключив двенадцать потоков, взращиваю его. Из глаз Илио потоком текут слёзы. Он никогда не сможет забыть глаз убитых им детей и их отца. Каждый раз, закрывая глаза он будет видеть их. Это моё наказание. Он отдаст всё, кроме этой лавки, оставшимся в живых детям человека, которого убил. Он убийца. Я ещё хуже. Сейчас я судья, и бремя страданий людей, которых я осудила, ляжет на моё сердце. Я вижу смерть Илио. Он умрёт через год с небольшим. Его дети будут платить детям убитого Илио человека процент прибыли до тех пор, пока те сами не откажутся от него. Но разве дети должны платить за ошибки своих отцов? Я проникаю в линии вероятностей. Если они не будут платить, то не узнают тяжесть преступления отца и тогда круг замкнётся. Лишь выплачивая дань детям убитого отцом человека, дети смогут спастись. Значит будет так.

…

Я стою в кабинете, уперев взгляд в стену. Главы ордены судей не смотрят на меня. Я же в ответ не смотрю на них.

-Ты понимаешь, что малейшая ошибка в задействовании такого количества потоков убила бы тебя? – седой мужчина смотрел безо выражения на лице.

Я кивнула. Говорить вслух не хотелось.

-Ты рисковала жизнью ради продления жизни убийцы, приговоренного к смерти? Ради благосостояния его детей, приговоренных к голоду и нужде?

Я снова кивнула.

-Почему? – вопрос директора нашей школы прозвучал тихо, но чётко.

Мне пришлось несколько раз медленно вдохнуть и выдохнуть, прежде чем ответить. Голос всё равно дрожал от комка слёз, застрявшего в глотке. Я ослушалась прямого приказа. За это не прощают.

- У него был шанс понять свою ошибку. А у его детей теперь есть шанс стать хорошими людьми и вырастить достойных детей. И ещё – Я помолчала и, собравшись с духом продолжила. – Я не убийца. Я не смогу быть судьёй. Я не палач. Если вы заберёте мою память, я отдам её со спокойным сердцем.

Вот и всё.

Молчу. Восемь лет я была ребёнком, ещё восемь ученицей самой загадочной школы нашего королевства. А кто я теперь? Наказание за такие проступки – забвение. Но, прежде чем лишиться своего «я» хочется понять какое оно.

-Ты сдала экзамен и принята в орден. Отныне и до конца дней.