У подножья горы, покрытой сочной зеленой травой, суетились фигурки людей. Одни тщательно ставили переносные хижины, другие разжигали костер, третьи разделывали тушу дикого кабана.

За поясом каждого поблескивал смертоносный металл, который и остановил любопытную девушку в желании подойти поближе. Она заметила приближение чужаков и хотела выйти им навстречу. Но истории о жалящих ножах, рассказанные старейшинами племени, заставили пригнуться за кустарником и наблюдать издалека. Интерес подталкивал выйти и узнать причину визита, но холодный разум без остановки напоминал, что народ, подчинивший камень небес, затаил злобу в сердце.

День клонился к закату. И тонкое девичье тело, пригибаясь и стремясь быть незамеченным, бесшумно, словно струя ветра, скользило обратно в свою деревню. Ее движения походили на безмолвный танец в сумерках: ни одна травинка не пригнулась, ни хрустнула сухая ветка, даже птицы не заметили ее и не вспорхнули от испуга.

Знакомой тропой девушка без труда вышла на плато, где располагается ее родное поселение. Круглые хижины, сплетенные из прочных веток и обтянутые шкурами, могли увидеть только птицы, да и то только те, которые не боялись подниматься выше облаков.

Жилища выстроились в геометрически правильные линии, отчего не загораживали вход в храм, высеченный прямо в скале. Каменные ступени заканчивались овальным проходом, в сумерках напоминающим рот великана, готовый проглотить зазевавшегося путника.

— Элая, — окликнула пожилая женщина, тщательно перетирающая травы в ступке, — тебя отец искал, поторопись. Он рассержен.

— Благодарю, тетушка Кейпра, — босыми ногами негодница заторопилась домой.

У подножия святилища находилась самая большая хижина. Элая на минуту закрыла серые глаза, представив, как ее будут бранить, дрожащей рукой откинула полог.

— Дочь моя, — мужчина крепкого телосложения с черными, как смоль, волосами, заплетенными в тугую косу, обнял хрупкое тело, — куда ты пропала. Я же велел не покидать Салум.

— Пришли чужаки. Мне было интересно, — раздался звонкий голос.

— Вот поэтому я и беспокоился. Не все приходят с добром. Они видели тебя?

— Нет. Я испугалась.

— Хорошо, что существует на свете страх, — всплеснула руками сидящая на шкурах женщина с соломенным цветом волос, отложив в сторону шитье, — Элая, ты скоро станешь жрицей, Луна с ночи на ночь призовет тебя. Нельзя быть такой беспечной.

— Матушка, прости, — взмолилась девушка и сильнее прижалась к отцу, — зато я могу точно их описать. А вождю же надо знать про пришельцев.

Она лукаво посмотрела в карие глаза мужчины.

— Проказница, — ласково улыбнулся он, — рассказывай, что пропустили мои соглядатаи.

— Пришло народу столько, что можно заполнить нашу хижину и дядюшки Ватера. У них странные повозки, которые катятся сами по земле, запряженные красивыми животными с пушистыми хвостами и красивой гривой.

— Элая, это лошади. Они обитают на равнинах, за пределами наших гор, — отец ласково потрепал по щеке дочку, — где опасность подстерегает на каждом шагу. Лучше не покидать наше плато.

— Как бы посетить эти места, — мечтательно подняла руки девушка.

— Даже думать не смей! – гаркнул глава семейства, услышав желания своего отпрыска, его настроение переменилось в один миг.

— Прости! – склонила голову негодница, — еще у них за поясом небесный металл.

— Оружие – не добрый знак, — скрестил вождь руки на голой груди, из одежды на нем были лишь полотняные штаны с серебряной вышивкой и такая же накидка.

Женщина вновь отложила работу в сторону и встала, поправляя простое белое платье с открытой спиной, подошла к мужу.

— Тар, они могут быть опасны. Много развелось охотников за слезами Луны, — она покрутила круглый серебряный медальон на шее.

— Элая, больше не спускайся на равнину. Это может быть опасно.

— Но, отец! Я наблюдаю издалека!

— Не перечь мне, — сурово посмотрел вождь на Элаю карими глазами, — сможешь только посещать святилище или оставаться в хижине.

— Отец, — взмолился мелодичный голос, — когда меня посвятят, первое время я не смогу покидать храм. Дай насладиться свободой.

— Вдруг тебя схватят.

— Но я всегда напускаю морок, к большому зверю никто не осмелится подойти, — негодница затрясла головой так, что ее вороньего цвета волосы выбились из ленты и рассыпались по плечам.

— Не смей ослушаться! — разгневался вождь, а затем обратился к жене, — Касея, поговори с ней. А я пойду проверю защиту. Не хорошо будет, если нас перебьют ночью.

Элая упала навзничь на шкуру, и ее тело сотрясали рыдания. Она знала, ее мать непреклонна. И лишь будет поучать, только отец делал ей поблажки и разрешал вольности, которые сверстницам были запрещены.

— Перестань, — повелительно сказала женщина, — лучше помоги мне. Я должна дошить платье.

— Не хочу.

— Я не прошу, а ну, встань и принимайся за работу. Воин Вир давно приглядывается к тебе, после посвящения он захочет забрать к себе, а ты ничего не умеешь. Да и не хочешь.

— Нет. Пусть выберет другую. Уша с радостью пойдет с ним.

— Глупая девчонка, ваш союз благословит сама Луна и дарует земную благодать. Разбаловал тебя отец.

Под строгим взглядом Касеи Элаи пришлось повиноваться. Она принялась за работу, серебряная иголка плохо слушалась в руках и норовила уколоть.

— Не спеши, — стала поучать Касея, — ты должна полюбить дело, и оно само пойдет.

Загрузка...