У подножья горы, покрытой сочной зеленой травой, суетились фигурки людей. Одни тщательно ставили переносные хижины, другие разжигали костер, третьи разделывали тушу дикого кабана.
За поясом каждого поблескивал смертоносный металл, который и остановил любопытную девушку в желании подойти поближе. Она заметила приближение чужаков и хотела выйти им навстречу. Но истории о жалящих ножах, рассказанные старейшинами племени, заставили пригнуться за кустарником и наблюдать издалека. Интерес подталкивал выйти и узнать причину визита, но холодный разум без остановки напоминал, что народ, подчинивший камень небес, затаил злобу в сердце.
День клонился к закату. И тонкое девичье тело, пригибаясь и стремясь быть незамеченным, бесшумно, словно струя ветра, скользило обратно в свою деревню. Ее движения походили на безмолвный танец в сумерках: ни одна травинка не пригнулась, ни хрустнула сухая ветка, даже птицы не заметили ее и не вспорхнули от испуга.
Знакомой тропой девушка без труда вышла на плато, где располагается ее родное поселение. Круглые хижины, сплетенные из прочных веток и обтянутые шкурами, могли увидеть только птицы, да и то только те, которые не боялись подниматься выше облаков.
Жилища выстроились в геометрически правильные линии, отчего не загораживали вход в храм, высеченный прямо в скале. Каменные ступени заканчивались овальным проходом, в сумерках напоминающим рот великана, готовый проглотить зазевавшегося путника.
— Элая, — окликнула пожилая женщина, тщательно перетирающая травы в ступке, — тебя отец искал, поторопись. Он рассержен.
— Благодарю, тетушка Кейпра, — босыми ногами негодница заторопилась домой.
У подножия святилища находилась самая большая хижина. Элая на минуту закрыла серые глаза, представив, как ее будут бранить, дрожащей рукой откинула полог.
— Дочь моя, — мужчина крепкого телосложения с черными, как смоль, волосами, заплетенными в тугую косу, обнял хрупкое тело, — куда ты пропала. Я же велел не покидать Салум.
— Пришли чужаки. Мне было интересно, — раздался звонкий голос.
— Вот поэтому я и беспокоился. Не все приходят с добром. Они видели тебя?
— Нет. Я испугалась.
— Хорошо, что существует на свете страх, — всплеснула руками сидящая на шкурах женщина с соломенным цветом волос, отложив в сторону шитье, — Элая, ты скоро станешь жрицей, Луна с ночи на ночь призовет тебя. Нельзя быть такой беспечной.
— Матушка, прости, — взмолилась девушка и сильнее прижалась к отцу, — зато я могу точно их описать. А вождю же надо знать про пришельцев.
Она лукаво посмотрела в карие глаза мужчины.
— Проказница, — ласково улыбнулся он, — рассказывай, что пропустили мои соглядатаи.
— Пришло народу столько, что можно заполнить нашу хижину и дядюшки Ватера. У них странные повозки, которые катятся сами по земле, запряженные красивыми животными с пушистыми хвостами и красивой гривой.
— Элая, это лошади. Они обитают на равнинах, за пределами наших гор, — отец ласково потрепал по щеке дочку, — где опасность подстерегает на каждом шагу. Лучше не покидать наше плато.
— Как бы посетить эти места, — мечтательно подняла руки девушка.
— Даже думать не смей! – гаркнул глава семейства, услышав желания своего отпрыска, его настроение переменилось в один миг.
— Прости! – склонила голову негодница, — еще у них за поясом небесный металл.
— Оружие – не добрый знак, — скрестил вождь руки на голой груди, из одежды на нем были лишь полотняные штаны с серебряной вышивкой и такая же накидка.
Женщина вновь отложила работу в сторону и встала, поправляя простое белое платье с открытой спиной, подошла к мужу.
— Тар, они могут быть опасны. Много развелось охотников за слезами Луны, — она покрутила круглый серебряный медальон на шее.
— Элая, больше не спускайся на равнину. Это может быть опасно.
— Но, отец! Я наблюдаю издалека!
— Не перечь мне, — сурово посмотрел вождь на Элаю карими глазами, — сможешь только посещать святилище или оставаться в хижине.
— Отец, — взмолился мелодичный голос, — когда меня посвятят, первое время я не смогу покидать храм. Дай насладиться свободой.
— Вдруг тебя схватят.
— Но я всегда напускаю морок, к большому зверю никто не осмелится подойти, — негодница затрясла головой так, что ее вороньего цвета волосы выбились из ленты и рассыпались по плечам.
— Не смей ослушаться! — разгневался вождь, а затем обратился к жене, — Касея, поговори с ней. А я пойду проверю защиту. Не хорошо будет, если нас перебьют ночью.
Элая упала навзничь на шкуру, и ее тело сотрясали рыдания. Она знала, ее мать непреклонна. И лишь будет поучать, только отец делал ей поблажки и разрешал вольности, которые сверстницам были запрещены.
— Перестань, — повелительно сказала женщина, — лучше помоги мне. Я должна дошить платье.
— Не хочу.
— Я не прошу, а ну, встань и принимайся за работу. Воин Вир давно приглядывается к тебе, после посвящения он захочет забрать к себе, а ты ничего не умеешь. Да и не хочешь.
— Нет. Пусть выберет другую. Уша с радостью пойдет с ним.
— Глупая девчонка, ваш союз благословит сама Луна и дарует земную благодать. Разбаловал тебя отец.
Под строгим взглядом Касеи Элаи пришлось повиноваться. Она принялась за работу, серебряная иголка плохо слушалась в руках и норовила уколоть.
— Не спеши, — стала поучать Касея, — ты должна полюбить дело, и оно само пойдет.