Выброшенная

– Не смеши меня, – шиплю сквозь зубы, стараясь не шевелить губами.

Отошедшее от наркоза лицо ноет как больной зуб, а если до него дотронуться с левой пострадавшей стороны, то ощущение, что меня бьют током. Может мне во время операции задели нерв? Задели, конечно, но не в этот раз, а около года назад, когда произошла авария.

Соседка по палате мне досталась веселая. Еще до операции она мне сказала:

– Ляля, тебе надо научиться чревовещанию. Смотри сюда и повторяй: губы слегка приоткрыты и расслаблены, они вообще должны быть всегда расслаблены, так ты избежишь морщин в старости и приобретешь поклонников. Мужик же смотрит на тебя, а твой рот приоткрыт, губы зовут, их хочется целовать, делать с тобой пошлые вещи и давать тебе потом денежку на женские радости. Не смейся, малая, слушай дальше. Губы у тебя расслаблены, а зубы сцеплены. И в таком виде ты и говоришь. Ну, скажи что-нибудь тете Анжеле? Черт! – рыкнула соседка по палате. – За тетю я тебя твоим же костылем отдубашу.

А смеялась сквозь слезы, и никто не мог понять – это смех или истерика? Последнее время со мной всегда так. Мне сделали укол, чтоб я не дрейфила и настроение улучшилось. Было так смешно смотреть на Анжелу, ведь она сама занимается чревовещанием – ей сделали круговую подтяжку лица, обрезание, как она говорит сама, плоти на веках и откачку жира с живота за день до того, как я сюда попала.

– Через месяц, когда спадут отеки, я буду красавица, да еще и похудевшая, – мечтательно закатывает отекшие после операции глаза Анжела. – Поеду на спа-курорт, а там маски, массажи, чистки различные. После этих курортов я всегда выгляжу как минимум на пять лет моложе, а с подтяжкой надеюсь сбросить все пятнадцать лет. Ты как на это смотришь, Ляль?

– Положительно, – сквозь зубы шиплю в ответ.

Мне колят обезбол, но надолго его не хватает, из-за чего ощущение, словно лицо облито кислотой. Анжела по моей мимике и дрожащим рукам понимает, что мне больно. Встает и идет к выходу, якобы по своим делам, а потом резко открывает дверь холодильника и нагло залазит на мою полку. Там у нас хранятся соки, питьевые йогурты и бульоны, все, что мы можем всосать в себя через соломинку. Достает мой обезбол.

– Ляль, это самая дешевая дрянь, которая не держится и часа, – вытянув губы вперед и раздув ноздри, чревовещает Анжела.

Мне-то можешь не объяснять. Я о боли и как ее снимать, знаю все, или почти все. В другой момент я наорала бы на Анжелу, что она без спроса роется в чужих вещах, но сейчас я замерла от мучительной пытки, терзающей мое лицо. Я рывком опускаю ноги на пол и тянусь за своим костылем.

– Сидеть! – орет Анжела и тут же воет от боли.

На эмоциях она забыла, что ей тоже нежелательно разговаривать. Она быстро подходит, вырывает у меня из рук костыль и относит к двери. Да я по стенке к нему дойду. Шиплю на нее драконом и чуть не падаю в обморок от боли.

– Все в порядке, девочки? – из распахнувшейся двери выглядывает медсестра.

– Нет, – рявкает Анжела. – Сделай ей укол из моих запасов, – приказывает она девушке. Та замерла, сомневаясь, но Анжела так на нее взглянула, что сестричка аж присела и, попятившись, хотела закрыть дверь, но ее догнал новый приказ: – И мне заодно сделай. Лекарства не проблема.

Я не узнала Анжелу. В какой-то момент она преобразилась, и из молодящейся хохотушки сомнительной репутации в ее облике проскочила такая величественность, словно она королева, прячущаяся от своих подданных на время омоложения.

– Малая, лекарства не проблема, и денег я с тебя не возьму. Не напрягайся и не строй из себя гордую. Я могу себе позволить сделать тебе подарок хотя бы по той причине, что ты во сне стонешь, и я просыпаюсь.

В другое время я бы устроила скандал и гордо свалила бы из больнички, но мальчику-адвокату стоило больших усилий выбить из мамы урода пластическую операцию для меня.

Анжелин укол оказался действительно намного лучше, чем та дешевая дрянь, на которую моей сестре хватило денег. Боль отступила плавно, и, что самое классное, меня не грузило в сон, просто перестало болеть во всем теле.

– Та женщина, что приходит к тебе вечером, она тебе кто?

Думала, что Анжела будет спрашивать про причины моих травм, и как-то я была не готова ответить на этот вопрос.

– Сестра.

– Вы не похожи, – Анжела вытянулась на кровати, набросив на ступни кофту.

– У нас отцы разные, – сквозь зубы прошипела я. – Отец Веры погиб, мама вышла замуж второй раз, но мой отец нас бросил. И история повторилась – муж Веры погиб, а мой жених, когда я попала в аварию, нас бросил.

Черт! Я же не хотела ничего рассказывать! Ненавижу жалость. Наелась ее после смерти матери: “Бедные сиротинушки! Может, в детском доме им будет лучше?” Шептались пришедшие на халяву пожрать помин соседки. Бабушка этих плакальщиц посылала матом. Все лезли с советом, но никто при этом реально даже на рубль не помог. Наоборот, мы с сестрой стали как прокаженные. Мальчикам, проводившим Веру до дома, сердобольные старушки перед домом на лавочке советовали найти невесту побогаче. А детям из приличных семей запрещали со мной играть на площадке – что возьмешь с голодранки, ее даже в гости не позовешь, она же с пустыми руками придет. В школе стало легче. В классе были близняшки из многодетной семьи, а они и их родители не делили людей по стоимости.

– Вместо старой авдотьи у моего бывшего сейчас новенькая Ауди такого же белого цвета, как и была до аварии. По свидетельству очевидцев, он стоял на стоянке и хотел вызвать “трезвого водителя”, когда в его машину врезался автомобиль, как в протоколе сказано, “потерпевшего”. И сразу, вот чудо, мимо проезжала частная скорая помощь, которая и забрала потерпевшего в клинику. Когда полиция приехала, мой бывший там был с адвокатами потерпевшего. Через час после всех этих событий, меня нашла посудомойщица на заднем дворе клуба – пьяную с переломами и разбитым лицом. Подумала, что шлюху избил клиент. Хирурги в больнице сказали, что у меня типичная травма водителя, как будто я сидела за рулем машины, и в водительскую дверь врезался другой автомобиль. А ведь так и было. В этот раз была Тимохина очередь напиваться в клубе, а я не пила – мне за руль садиться. Он в клубе клеился к какой-то девке, я устроила скандал, и мы решили ехать домой. Вышли из клуба, сели в машину и там продолжился ругаться, он кричал, что бросает меня, что и так этот год я у него на шее вишу. Да, он покупал мне одежду, телефон, продукты домой, но он ведь жил у нас дома, а так бы ему пришлось квартиру снимать, он иногородний. Дальше вспышка сбоку и удар. Очнулась я в больнице. Врачи сказали, что если бы меня вытаскивали спасатели, и я сразу попала в больницу, то у меня не было бы проблем с ногой. В клубе не смогли найти записи с камер видеонаблюдения за те сутки. Тимоха один или с кем-то вытащил меня из машины и выбросил на помойку, но в полиции он поклялся, что мы поругались и я ушла. Хорошо, что я не сломала позвоночник как урод. Я бы не выжила.

– Урод это тот, который в вас врезался? – уточнила Анжела.

– Да, его увезли в частную клинику, а оттуда в Германию. Клиника не делала ему анализ крови на наркотики и алкоголь. Просто зафиксировали и отправили в аэропорт. Представляешь сколько там денег и связей?

– Представляю, – мрачно сказала Анжела уже без кривляний чревовещателя. – Тебя что в гос больничке лечили?

– Да, в общей палате. Но знаешь, там не так уж и все плохо. Я в детстве в больнице лежала, мне есть с чем сравнивать. Не частная клиника как здесь, но все чистенько, дешевый, но свежий ремонт, туалет хороший, врачи прекрасные. С хорошими медикаментами напряг, но при желании можно и совсем бесплатно вылечиться.

Здесь у нас тоже не супер, как показывают в кино, но современные обои, кондиционер, индивидуальные номера. У нас в палате нейтрального песочного цвета обои, пластиковое окно, жалюзи. Современные кровати, хорошее постельное белье, холодильник, телевизор. Комната на двоих, блок на четверых. В блоке туалет и душ, который можно принять даже в кресле каталке. Есть столовая, но еду приносят и сюда. Хочешь – питайся больничным, хочешь – ешь домашнее. Возле каждой кровати кнопка вызова медсестры. И совсем не пахнет больницей.

– А что говорит ваш адвокат? – тянет из меня информацию Анжела.

– Да что он может сказать? Это мальчик только из юрки, начинает практику в гос конторе, но оказывает консультации таким нуждающимся как мы с сестрой. В общем, Вера то его и нашла. Он в ее школе какой-то курс старшеклассникам вел.

– Сестра учительница в школе?

– Да, – я чуть не застонала. Давай, Ляль, еще паспорт свой покажи. – Ну, я и болтушка, все рассказала, а ведь не собиралась.

– Это эффект попутчика, – фыркнула Анжела, дернувшись от потянутой кожи под подбородком. – Человек уверен, что попутчика больше никогда в жизни не увидит, и поэтому так легко болтает про все. А еще ты просто очень молодая. Такие бывалые тетки как я могут раскрутить на болтовню любого. Я с пятнадцати лет по кабакам консумацией занималась. Потом жила за счет очень богатого человека, могла с ним на ужин в Париж слетать. А дальше он дал мне денег на открытие бизнеса и поменял на более молодую версию меня – мясо к употреблению должно быть свежайшим. Сколько любовниц пыталось от него родить, чтоб следующие лет двадцать сидеть на алиментах, но детей должна была рожать жена – все наследники только законные, породистые, и она рожала, воспитывала, выходила с ним в свет. Сейчас он постарел, расслабился, отходит от дел, любовниц больше не заводит, а потрахивает обслугу в доме. Что ты на меня так таращишься? – опять фыркнула Анжела. – Не веришь? Мы общаемся с его женой. Как-то она позвонила ему, а трубку сняла я. Тогда она еще пыталась бороться за женское счастье, а я хорошо умею слушать. Не зря же я на консумации получала такие чаевые. Когда я открыла свой первый цветочный магазин, то она приезжала ко мне туда – поговорить за жизнь. Магазин у меня был крутой, тихий центр, но мне там сделали двухэтажную квартиру. На первом этаже продавали цветы, а на втором я жила. Между этажами своя винтовая лестница – денег это стоило, как построить дом где-то на окраине. Так удобно было там принимать гостей, друзей, любовников. Потом весь мелкий цветочный бизнес захватила одна большая корпорация, и из цветочного магазина я сделала авторское кафе. По большому счету я тогда уже была сводницей – устраивала встречи обеспеченных людей друг с другом. Такие себе свидания вслепую. У меня был городской сайт знакомств для состоятельных граждан. В ресторан, конечно, сходить было проще, а если ты женат? А любовницу завести хочется, и чтоб про встречу не узнала ни одна живая душа.

Анжела откинулась на подушку и, глядя в потолок, улыбнулась своим воспоминаниям. Всегда было интересно, чем живут дамы полусвета? Надеждой попасть в высшую лигу? Или просто жизнь так сложилась? Хорошо это или плохо быть любовницей богатого дяди? Ходишь себе на необременительную работу, чтоб на винишко было и потусоваться с компанией, а он приезжает вечером, вы расслабляетесь, а на твою карточку капает денежка. Хорошо ведь? Плевать, что скажут бабки возле подъезда, плевать, что подумают знакомые. Подруги осудят, конечно, но втайне – позавидуют. Когда ты тащишь из магазина огромный пакет картошки по акции, а тебе его еще затаскивать на восьмой этаж панельного дома, где половина жильцов сявки и гопники вечно ломающие лифт, а мимо проплывает она с пакетом готовой еды на вынос из ресторана. И ты при этом знаешь, что она тебя лет на семь точно старше, но выглядит явно лучше. И дело не только в хорошей, удобной и качественной одежде, я в секондах могу и не такое нарыть. Дело в том, что она выглядит и чувствует себя женщиной, а я лошадью ломовой, но зато не проститутка.

– Малая, я не пойму, ты меня осуждаешь или завидуешь?

Анжела легла на бок, чтоб смотреть на меня, но тут же со стоном перекатилась на спину. Да, мы сейчас не сильно маневренные барышни.

– И то и другое, – признаюсь ей.

– А больше чего?

– Зависти, – вынуждена признать я.

– Если я расскажу тебе про мою жизнь, то ты не завидовать будешь, а сочувствовать. Мой биологический папа не взял мою маму замуж. Да и куда было брать – он был женат. Говорят, скандал был ужасный. Мама уехала в большой город, родила там меня, даже малосемейку получить от старого государства успела – крохотную комнатку с прихожей, в которой висела одежда, стоял стол и холодильник, а на столе электроплитка. Туалет и душевая были такими малюсенькими, словно в самолете. Не располнеешь в такой квартире. Когда мне было десять, мама захотела простого бабского счастья. Это ее слова, не мои. И привела в нашу спальную секцию, так я называла эту квартирку, мужика. Мужик пришел с раскладушкой, которую ставили в коридоре на ночь для меня. А ночью все спотыкались об эту походную кровать. Мать хоть молчала, а отчим ругался таким отборным матом, что хоть выноси раскладушку в межквартирный зассанный и заблеванный коридор. В двенадцать лет я мыла полы в студенческой общаге, там же и спала у коменданта. Меня там любили больше, чем это делала родная мать. Так что, малая, не осуждай, пока не узнаешь – почему человек оказался в том или ином месте.

За несколько дней пребывания в клинике мы подружились. У нас общее хобби – читать книги, так что мой страх, что мне придется неделю смотреть тупые сериалы, не оправдался, чему я была дико рада. Вере мы сказали, что у Анжелы акции, с них она и живет, что частично и является правдой. Моя сестра бы не одобрила такую дружбу.

Вера до такой степени правильная, что с нее можно писать портреты ангелов. Она красива внешне и внутренне. Высокая, спортивная, русоволосая и сероглазая. У нее настолько правильные черты лица, что при знакомстве с ней люди часто говорят – “Я вас где-то видел”. У нее внешность манекена, а характер сестры милосердия. Кто бы о чем ее не попросил – она никогда не отказывала. Заменить заболевшего педагога? Я! Позаниматься бесплатно с отстающими балбесами? Я! Взять классное руководство над классом, от которого отказались три педагога? Я! Помыть окна после ремонта в школе одной, когда никто не пришел на субботник? Тоже я! Точнее – она. И такой альтруизм не только в школе, она опекает нескольких бабуль у нас в подъезде, и я точно знаю, что только одна из них одинокая, у остальных есть дети, живущие от них отдельно. Ну, кто откажется от бесплатной помощи, если есть возможность все свалить на доброго человека? Никто. Вот люди и пользуются. А самое обидное, что одна из бабок, которую Вера опекает, обзывала меня проституткой, когда с нами жил Тимоха, а потом, после аварии, шипела мне в спину – “кульгавая”, когда я хромала мимо нее с костылем.

– Это тебе за блуд! – брызгала она на меня слюной в лифте.

– Да я видела вашего жирного сынка, – защищалась я. – Люди говорят, что он вор и взяточник и его скоро посадят.

Вера тогда устроила мне скандал. Бедную баб Галю до вызова скорой помощи довела. Скорая, измерив давление, быстро уехала, дав бабке таблетку анальгина от головной боли, на которую та жаловалась.

– Ляля, мне так за тебя было стыдно, – рыдала на следующий день сестра.

Она просидела всю ночь возле храпящей бабки, выслушала угрозы от ее хама сынка по телефону, пообещала присматривать за его старушкой-матерью, а потом отпахала с утра до ночи в школе. А я смотрела на мою сестру-ангела, на ее черные круги под глазами, и не понимала – где у людей совесть?

– Это известно, Ляль, – закатила глаза Анжела, – кто везет, на том и едут. Жаль, что твоя сестра это не понимает.