
"Светлой памяти Вильяма Томаса Грина Мортона, романтика и авантюриста."
Интересное дело, в преклонном возрасте, на закате жизни, в моей памяти стали приходить картины из прошлого, повторяясь словно старое, до боли знакомое театральное представление, в котором все события и развязка уже известны наперед, но все смотришь и смотришь, снова и снова, словно в заколдованном круге. Посему я рискнул взяться за перо и изложить эту историю на бумаге, надеясь, тем самым, облегчить свою душу.
Начать следует, пожалуй, с жаркого лета 184х-го года, когда мы, вместе с моим приятелем Биллом Мортоном, приехали в наш тихий провинциальный Хартфорд в штате Коннектикут, где жили тогда мои родители. Мы были молодыми выпускниками, с дипломами докторов и с твердым намерением сделать карьеру в медицине.
Я познакомился с Мортоном когда учился в университете. У нас на курсе он слыл чудаком, но мне он показался славным малым, умным и непосредственным, что не так часто встретишь среди студентов в Гарварде. Однажды, едва познакомившись, мы поспорили с ним на вечеринке и он сильно задел меня своей резкостью. Тот случай, едва не закончившись дракой, послужил образованию взаимной неприязни, но, вскоре после этого, мы сошлись с ним снова, наши отношения как-то выровнялись, и затем быстро пошли на лад, до такой степени, что вскоре мы совсем подружились.
Его семья имела большое ранчо в Техасе. Маленький Билли в детстве проводил время среди быков и ковбоев нежели играя со своими сверстниками, поэтому не удивительно, что и у в университетской среде он вел себя как деревенщина: избегая компании и тяготея к одиночеству. У нас в кампусе я оказался единственным, кто разглядел в нем родственную душу: одинокую, ранимую и чувствительную, и он с радостью откликнулся на мое внимание. Хотя, возможно, нам обоим тогда просто нужен был кто-то, кто будет хорошим другом. Когда я предложил ему после выпуска последовать со мной в мой родной Хартфорд, он с радостью согласился, тем более что он неоднократно говорил мне, что не хочет возвращаться в Техас на ранчо к своему властному отцу.
Мои родители приняли Мортона очень радушно, но он предпочел жить отдельно, и поселился, вместе со своим слугой, в скромных холостяцких апартаментах, неподалеку от нашего дома. Каждый из нас обставил свой кабинет всем необходимым, мы повесили таблички на дверях и стали ждать пациентов. Судьба нам благоприятствовала. Вскоре после нашего появления, умер старый доктор, живший на окраине города и имевший обширную практику. Поначалу пациентов было очень мало, в иной день вовсе никто не заглядывал, однако тогда нас это не особо расстраивало, мы были молоды, веселы, полны энергии и решимости добиться успеха, и наши дела потихоньку пошли на лад. Мы делились друг с другом пациентами: Мортон, обладая богатырскою силою и высоким ростом, с успехом удалял зубы, мне же хорошо удавались небольшие хирургические операции, требующие ловкости в обращении со скальпелем – во большинстве случаев мы помогали пациенту, обратившемуся к нам, справиться с недугом, и репутация о нас быстро распространилась по всей округе.
В ту пору мы имели обычай видеться друг с другом практически каждый день, дабы обсудить дела практики или просто поболтать и посмеяться. Прекрасное было время. Зная привычки моего друга, я снисходительно реагировал даже на его выходки: когда на него нападала его обычная хандра, он отказывал пациентам, и неделями не выходил из дома, ни с кем не разговаривая, кроме своего слуги.
Однажды решил я заглянуть к Мортону по одному из пустяковых житейских поводов. Время было после обеда, когда он обычно отдыхал и не принимал пациентов. Стоял обыденный тихий и солнечный сентябрьский день, какие идут чередой с приходом осени, замечательные своей радостной простотой и обыденностью, и заслоняющие собой настроение тоски и уныния зимнего времени, ждущего нас впереди. Я застал приятеля в сильно возбужденном состоянии, услышав о моем приходе он выбежал в прихожую встречать меня и тут же отослал своего слугу, молодого негра, открывшего мне дверь, сбегать в лавку за вином и продуктами.
- Как здорово, что ты вспомнил обо мне! – объявил он с порога, не дожидаясь пока я сниму пальто и шляпу. - Мне как раз пришла в голову гениальная идея, которой я хочу поделиться с тобой.
К тому времени, я успел достаточно хорошо изучить повадки моего приятеля, который постоянно был полон новых идей, сильно увлекаясь, едва они посещали его, и так же легко расставаясь и забывая, стоит на смену им прийти новым увлечениям. Меня забавляло и умиляло такое ребячество, было интересно наблюдать как взрослый мужчина, фактически здоровый верзила, постоянно возится со всякими глупостями, хотя справедливости ради следует признать, что среди множества мыслей, которые приходили ему в голову, бывали и весьма оригинальные идеи, которые, при должной реализации на практике, могли бы принести большую пользу в обществе.
- Слушай, что ты чувствуешь, когда ждешь прихода пациентов? – спросил он, внезапно помрачнев и меняя тон голоса, и, не дожидаясь моего ответа, продолжил. – а я вот боюсь этого. Нет, конечно, я доктор и рад приходу каждого пациента, но каждый раз, едва слышу звонок входной двери, сердце мое сжимается от одной и той же предательской мысли, а что если пришел кто-то, кому я не смогу помочь? И если узнаю, что пришедший вовсе не пациент, то это всегда огромное облегчение для меня.
Я уже говорил тебе, что с детства ненавидел учиться, просто потому, что, живя окружающей меня жизнью, не видел в науках никакого проку. Но затем, в молодости, я сознательно выбрал медицину своей профессией. Приехав в Гарвард, я возлагал на науку большие надежды, даже, пожалуй, слишком большие. Однако мои юношеские представления о научной медицине: основательной, знающей все и практически всемогущей, потерпели крах едва столкнувшись с буднями работы в клинике. Пойдя на практику, мы увидели боль и страдание пациентов, и, в ответ, высокомерие докторов, служащее лишь жалким, лживым прикрытием своего бессилия хоть чем-либо помочь. Меня всегда поражало видеть, что знание, а тем более научное, делает человека до того самодовольным. Признаюсь, тогда я испытал полное уныние, разочаровался в своем выборе, и, наверное, давно бы уже бросил это занятие, если бы не мысль, что доктора, пусть и не всесильны, но все же, во многих случаях, могут и должны помочь пациенту.
- Ты вроде хотел поделиться какой-то идеей? – попытался я аккуратно вывести моего друга из состояния философствования, и направить разговор на более практическую тему.
- Да, да! Прости пожалуйста за это эмоциональное отступление.
- Ты ведь знаешь, сам я не могу выносить физической боли, меня она раздражает, я немедленно впадаю в бешенство даже от небольшого пореза пальца. Точно также, мне тягостно наблюдать, как при мне мучается другой человек, скажем пациент, страдающий от зубной боли. Меня перекашивает от вида человеческих страданий, я начинаю сильно нервничать. Приходится обманывать себя, идя на какие-то уловки: излишне тщательно раскладывать инструменты, прокручивать в голове последовательность действий во время операции, в общем, делать все возможное, чтобы отвлечься, не смотреть на пациента и не видеть его страданий. Ну честно, если посмотреть здраво на всю нашу практику, легко можно заключить, что мы не доктора, а какие-то варвары, постоянно причиняющие боль и заставляющие страдать людей.
- И вот вчера под вечер, приходит ко мне удалять зуб один молодчик, по внешности добрый малый из мастеровых. Как-то сразу я не обратил на это внимания, но вдруг почувствовал у него такой, знаешь, аромат спиртного, слегка приглушенный, но достаточно выразительный, особенно вблизи. Как выяснилось, пациент, перед походом ко мне зашел в паб и заправился для смелости: по его словам он выпил шот виски. Мне, правда, думается, что там был не один шот, а все пять, но, не в этом дело.
- Зуб я ему вырвал, хотя и пришлось при этом немного повозиться. И уже после его ухода меня вдруг осенило, а почему это мы совсем ничего не пытаемся сделать, чтобы облегчит страдания пациента. Пить виски это конечно выглядит простецки, но, почему нет, если это снижает боль? Можно попробовать делать что-то похожее: давать пациентам дышать парами спирта, подобрав эффективную смесь, в общем пытаться, экспериментировать, сделать что-то для борьбы с болью.
Слушая его, я стал напрягать мозги, пытаясь вспомнить что было в университетских книжках по медицине на эту тему, но, действительно, ничего подходящего не приходило в голову.
- Знаешь, говорю ему, - это, конечно, не научно потчевать своих пациентов виски! Не то чтобы сама идея уникальна: выйди на улицу и посмотри вокруг, даже рядом c твоим домом достаточно заведений, где можно попробовать спиртного, но мне нравится подход. Импонирует, что ты предлагаешь делать это в благородных целях.
- Ну если и в церкви причащают прихожан вином, почему мы, доктора, должны чураться этого средства? Да к черту тебя с твоими шуточками. Короче, ты будешь мне помогать в поисках способа для борьбы с болью?