Вырасту, женюсь!

Алиса все понимала. Это не хорошо, жаловаться. Особенно когда кому-то намного хуже, чем тебе. Это понятно, но… все равно было плохо.

Каждый раз, когда Алиса закрывала глаза, проваливаясь в сон, ее преследовал один и тот же кошмар. Так и слышался папин крик «Алиса, беги!» и звук выстрела за спиной… и длинный-длинный черный коридор, и как она спотыкается и летит вперед, вот-вот больно ударяясь коленками об пол. Как она ободранными ладошками упирается в пол, чтобы встать и… слышит в черноте мрака едва слышный протяжный стон. И это так жутко, что сердце замирает.

Каждый раз она просыпается с гулко бьющимся сердцем, и боится в первые мгновения открыть глаза. А что если, она все еще там?! Но спустя вдох она понимает, что лежит в постели под одеялом.

И кошмар кончился хорошо…

Или нет?

Алиса не решается подойти к медблоку, где пропадает папа. Он пытается помочь, и… убежденно говорит Алисе, что с капитаном все будет хорошо. И Алиса хочет ему верить. Но другие взрослые все одно волнуются и пропадают в медблоке, просиживая целые часы у постели Третьего капитана. И понятное дело, ей там не место. Она помешает.

Алисе почему-то так кажется.

После очередного кошмара, она садится, кутаясь в одеяло. В каюте жутко темно, и одиноко и… Алиса не выдерживает, и, так и кутаясь в свое одеяло, покидает каюту. Папина рядом, но там ожидаемо никого нет… наверно, он опять ТАМ. Алиса глубоко вздыхает, и плетется по темному коридору в сторону медблока, тихо-тихо ступая по ледяному полу босыми ногами. Одеяло длинным шлейфом тянется позади нее, подметая пол.

Алиса толкает створки дверей, робко переступая порог медблока.

Совсем не хочется признаваться, что у нее кошмары… она же не маленькая, да?

Но…

– Папа?

В медблоке пусто, и папы нет… но в полумраке каюты, где горит теплым ровным светом лишь ночник, лежит он – Третий. Который поворачивает голову и открывает глаза, смотря на нее. Алиса невольно отшатывается, и тут же плюхается на пол, запутавшись в одеяле.

– Ой! - невольно вырывается у нее.

– Ушиблась? – тихо спрашивает капитан.

– Нет, – виновато отвечает Алиса. – Я не хотела вас будить!

– Я не спал, – так же тихо, слабо, отвечает капитан. – Не извиняйся. Это хорошо… что ты пришла.

– Правда? – Алиса встает, и смело подходит к койке фиксианца.

Алиса смотрит на него. Такой худой, тонкий… обмотанный бинтами. И большие глаза, красивые, смотрят грустно и устало. Под ее взглядом, тот как-то смущенно прячет руки под одеяло, но Алиса прекрасно видит перемотанные белыми лентами запястья. И что дышать ему тяжело…

– Вам больно? Очень? Может, папу позвать? – Алиса с волнением переступает ногами, готовясь в тот же миг бросится бежать дальше на поиски, но Третий останавливает ее.

– Не надо… мне… лучше, – говорит он.

Врет, понятно… Алиса это сразу понимает.

– Плохо, да? – понятливо спрашивает она. – И страшно… да?

Третий лишь вздыхает, устало закрывая глаза. Алиса садится на край его койки, под порывом жалости.

– Это ничего! Это пройдет! – горячо уверяет она. – Папа говорит, что бояться это нормально. И ругается, что я не боюсь того, чего надо… а на самом деле, я очень даже боюсь! Только не говорю… это же не хорошо, жаловаться…

Она смущенно прикусывает язычок, ругая себя. Ой, глупая! Нашла о чем говорить!

– Боишься? Чего? – голос тих, как шелест осенних листьев.

– Так… – бормочет Алиса. – Темнота… ТАМ. И… как папа кричит...

Алиса замолкает, натягивая на голову одеяло. Зря она это все сказала! Зря!

– Ясно, – понимающе смотрит Третий.

Алиса виновато опускает глаза. Наверно стоило уйти и не мешать… но у нее вырывается:

– А вы почему не спали? – тихонько спрашивает она.

– Темноты боюсь, – серьезно признается он.

Алиса невольно фыркает. Разве взрослый может бояться темноты?

Но смотрит и понимает – может. Она дергает носом и решительно кивает. Спать хочется… но идти и искать папу уже не хочется. И капитана бросать совсем не хочется. И… вдвоем совсем не страшно.

– Что ты делаешь? – удивляется капитан.

Но человеческая девочка решительно перебирается к левому его боку и нисколько не сомневаясь, укладывается между ним и стенкой, и довольно вздохнув, утыкается лбом ему в плечо.

– Вот теперь не страшно, – негромко сообщает она, закрывая глаза. – Вдвоем всегда не страшно.

Третий теряется, не зная что ему сказать и делать. Да и что делать? Сил совсем нет… и тело по прежнему ноет, несмотря на все обезболивающее профессора Селезнева. И разрез на груди, и ожоги, уже начавшие подживать, и… сладкое сонное сопение у плеча все перебивало, и он отстранено понял, что девочка и впрямь уснула. Некоторое время он лежал, вслушиваясь в дыхание Алисы, этого невозможного человеческого ребенка… и сам не понял, как задремал и уснул окончательно...

– Алиса! Алиса, – за плечо осторожно потрясли, и девочка сонно открыла глаза.

– Это что еще такое? – возмущенно укорил ее папа.

Алиса моргнула на него, заметила стоящего за ним Второго капитана – дядю Кима, с легкой улыбкой, – приподнялась на мягкой койке и встретила мягкий взгляд Третьего.

– Ну, вот, – бурчит Алиса, – пришли и все испортили!

– Алиса! – почти стонет папа, в то время как Второй капитан кашляет себе в кулак, весело смотря на девочку и друга.

Папа обреченно качает головой, и подхватив девочку под мышками, вытаскивает ее из койки и ставит на пол.

– Извольте объясниться, юная леди! – строго говорит он. – По какому праву вы беспокоите больного? Что ты тут делаешь?

– Не надо ее ругать, – говорит Третий, в то время как Алиса недовольно и сонно трет глаза.

Девочка похожа на встрепанную птичку – маленькую, желтую и очень-очень недовольную.

– Чего-чего, – бормочет она, подымая головенку и упрямо смотря на отца и Кима. – Ничего. Сплю. Потому что вдвоем не страшно.

– Алиса, это неприлично! – почти стонет профессор.

– Вот еще! – хорохориться Алиса. – Прилично! И вообще… вот вырасту и женюсь!

Взрослые дружно поперхнулись. А потом Ким расхохотался.

– И ничего смешного! – обиженно зыркает на него девочка, в то время как ее отец только головой качает, не находя слов.

Девочка оглядывается на Третьего и подтверждает:

– Честное слово! Зуб даю!

Тот удивленно подымает брови, почти с укором смотря на смеющегося друга.

– Я… кх-м… спасибо, – невпопад говорит он. – Я старый.

– Не-а.

– Алиса, – отсмеявшись, говорит Капитан Ким. – Вообще-то, правильнее не жениться… а замуж.

– Ну, ладно! – Алиса пожимает плечами, не видя проблемы. – Значит, замуж возьму!

– Так, брысь! – папа не выдерживает и выталкивает Алису за двери.

– Честное слово! – вопит Алиса из-за дверей, и ответом ей дружный смех капитанов.

Вот только Алиса очень даже серьезна.

И Третий капитан это чувствует.

Но здесь и сейчас это так не своевременно, что кажется не реальным.

***************************************

Капитан Ким подтрунивает над Алисой, но та упрямо поджимает губы и папа все сильнее хмурится. Он-то знает, что с Алисой лучше не шутить. Но подшучивания над «невестой» подхватывает Полосков и Зеленый, прячущий ухмылки в своей бороде. Алиса все сильнее напоминает надувшегося бурундука, а то даже и хомяка, что то и дело возмущено сопит.

Вот чего эти взрослые понимают?!

Вот ничегошеньки!

Но неожиданно за Алису серьезно вступается Первый капитан.

— Не шутите над Алисой, – просит он как-то за общим ужином. – И это не просьба.

Все удивленно переглядываются, а профессор Селезнев смотрит на Первого вопросительно. Но тот обращает свое внимание на Алису, делая вид, что не замечает остального. Девочка сидит за столом, нахохлившимся цыпленком, и ковыряет вилкой стандартный паек с разогретой едой.

— Алиса? – окликает он ее.

— Что? – бурчит она, подымая глаза и ожидая неприятности.

Но капитан не собирается шутить.

— Спасибо, – неожиданно говорит мужчина. – Норну очень нужна поддержка, а нас недостаточно. Так что… спасибо. Но я очень хочу тебя попросить. И для меня это важно.

— О чем? – Алиса чуть хмурится, но видно, как девочка расслабила плечи и перестала дичиться.

— Пообещай мне, что не станешь его обижать.

Алиса растерянно моргает, пытаясь уложить в голове странную просьбу.

— Я?! – переспрашивает она потрясенно. – Обижать?! Ни за что!

И столько возмущения от одного такого подозрения – она и обидит?! – что взрослые с трудом прячут улыбки.

— Вот и хорошо, – кивает Первый. – Я запомню твое обещание.

— Я никогда его не обижу! – почти сердито повторяет Алиса.

Но при этом девочка благодарна капитану. Очень. Он спросил, как со взрослой!

*******************************************

Профессор Селезнев очень старался помочь… вот только он не был врачом, а был просто очень-очень хорошим зоологом. И неплохим ветеринаром. А значит, его знаний катастрофически не хватало. И Игорь это очень хорошо понимал.

— Я не знаю, что делать, – однажды признался он всем, когда Алиса уже спала и не могла их услышать.

— Все так плохо? – тут же спросил Ким, встревожено переглядываясь с Первым.

Игорь снимает очки с орлиного носа и протирает их салфеткой. Говорить трудно, но надо… но как же это гадостно!

— Вы знаете, я прежде всего зоолог… да, я имею кое-какие знания, и все что я могу – я делаю. Вот только… вашему другу нужна профессиональная помощь медиков.

— Профессор, мы понимаем и благодарны вам, – серьезно уверяет его Первый. – Не думайте, что мы ждем от вас невозможного. Нам просто надо дотянуть до обжитых планет, где смогут помочь.

— В этом-то и проблема… – вздыхает Игорь. – Он выживет, мы его довезем… но… боюсь, я ничего не могу поделать в другом. У вашего друга сильно покалечена левая нога. Нервы поражены настолько, что восстановить их нельзя… уже нельзя. Идет отмирание тканей. Физиология жителей Фикса устроена таким образом, что при сильном поражении конечности, организм отсекает от нее кровеносную систему, что ведет к быстрому отмиранию тканей и атрофии конечности… усыханию…

— Вы хотите сказать…

— Я очень путано и неправильно говорю… но, правда такова, что к моменту нашего прилета ему понадобиться ампутация левой ноги. Мне жаль.

В кают-компании повисла тяжелая тишина. Первый бледнеет, сжимая кулаки, а Ким обхватывает голову руками, едва подавляя рвущиеся наружу проклятья.

— Я перепробовал все, что мог, – Игорю тяжело и мерзко оправдываться.

Всеволод кривится.

— Не оправдывайтесь. Думаю, он все понимает… а без вас, мы бы потеряли его еще…

Он не заканчивает, но все и так все понимают.

*****************************************

Взрослые ходят мрачнее тучи и Алиса уже почти согласна, чтобы они вновь начали шутить над ней. Папа совсем не умеет врать, и она и не помнит, когда он по-настоящему пытался бы ее обмануть. А вот теперь пытается.

— Все будет хорошо, что ты придумываешь? Мы просто думаем, как быстрее долететь.

— Пап, не ври! Ты не умеешь.

— Алиса, это что за тон? – возмущается он. – Лучше пойди, покорми зверей.

Ну, вот! Спросила, называется! Еще бы про уроки вспомнил. Дело ясное, что все плохо. А когда все плохо, от взрослых ничего не добиться. Опять придется самой все решать.

Или… девочка думала не долго, и той же ночью прокралась к дверям медблока.

— Эй! – тихо позвала она, просунув нос в створки дверей.

— Алиса?

Негромкий голос Норна убедил ее, что он не спит. Маленькая фигурка подозрительно оглядела коридор, и скользнула внутрь, закрыв за собой дверь. После чего подошла к больничной койке. Алиса остановилась рядом, и прикусила нижнюю губу, смотря на Третьего. Он выглядел почти так же, как пять дней назад… хотя и всяко лучше чем тогда! Но все одно, так и казался каким-то прозрачным и хрупким. И красивые глаза нехорошо тускло смотрели в ответ. Как будто лекарства ему совсем не помогали.

— Ты что не спишь? – спрашивает Норн.

— Да так… – пожимает плечами Алиса. И жалуется: – Папа врет и другие все хмурые ходят. А почему не говорят.

— Из-за меня, – понимающе шепчет Норн, закрывая глаза.

— Почему? Тебе же лучше, да? Ты выздоровеешь, папа все сделает для этого.

— Твой папа очень хороший человек, – соглашается Норн, с грустью смотря в сторону. – Но он не может… он не все может, Алиса.

Девочка почти испуганно смотрит на него, чувствуя нехорошее. Такое чувство, что Норн прячется. И очень-очень старается не заплакать. Папа говорил, что на Фиксе не принято прятать свои чувства. И слезы, и радость, и грусть – так же естественны, как слова у людей. Не то, чтобы она поняла… это странно, но… Норн явно пытается – не плакать?

Алиса садится на край койки.

— Все так плохо? – шепчет она.

Норн молчит, не смотрит на нее.

— Ты скажи, – просит Алиса. – Когда на двоих – то не страшно. Честно.

Он качает головой.

— Ты замечательная… как лучик солнца, – вздыхает он. – Да, все плохо… но ты не бойся.

— А что… случилось? – Алиса не собирается отступать. Пусть скажет! А уж она найдет, как все исправить.

Норн молчит так долго, что она уже расстроилась, но в конце концов Норн едва слышно говорит очень странные слова:

— Представь… что у тебя нет одной руки. Просто нет.

Алиса моргает. Как это?! Она удивленно смотрит на свои руки. Нет одной руки? Совсем-совсем?!

— Страшно, – признает она. – Но у тебя все руки!

— Да, – соглашается он. – Все.

И замолкает. И тогда приходит догадка. Дело не в руках, просто… так иногда бывает. Алиса видела людей, у которых иногда не было рук – настоящих, из плоти. Или ноги… но были протезы. Да такие, что ничем от настоящих не отличишь. А у одного мальчика из ее класса, одна рука была биомеханическая. И он здоровски рисовал!

Ему руку ам-пу-ти-ро-ва-ли.

И он тоже говорил, что было страшно… и мама его плакала. А на самом деле не так и страшно оказалось.

Врал, наверно…

Алиса молчит, смотря на свои пальцы. Надо что-то сказать. Но про Сашку Антонова совсем говорить не хочется.

— Когда страшно – иди вперед, – тихо сказала она.

Норн моргнул, расслышав ее слова.

— Хочешь, расскажу секрет? – спрашивает его Алиса и достает из-за ворота комбинезона тонкую цепочку с кулоном. Вот, смотри. Это мой дедушка.

Она открывает кулон и показывает Норну маленькую голографию внутри.

— … Это мамин папа. Он был космодесантником. И был очень храбрым. Это все что у меня есть от него. Все говорят, я на него похожа. Он тоже не мог спокойно жить и вечно искал приключения. Мой второй дедушка всегда говорит, что он от того и умер. Глупости. Он просто улетел и не вернулся. Мама тогда маленькой была. Так вот, когда мама боялась, он всегда говорил: «Иди вперед и страх уйдет». Это был его девиз. А теперь мамин. И мой. Это наш семейный девиз. А у папы совсем другой. Он космозоолог и биолог. И он… ну… он не очень радуется, когда меня с ним сравнивают. С дедушкой. Только я вот правда на него похожа… больше чем на папу. Или маму. Этот кулон дедушка подарил маме, как талисман, а она потом отдала мне. Перед экспедицией. На удачу. И чтобы он меня хранил.

Алиса выдохнула и решительно сняла цепочку, а потом потянулась и перекинула цепочку, надев на Норна.

— Ты что? – тихо спросил он.

— Вот, – твердо сказала Алиса. – Пусть он будет у тебя. Может это и глупости всякие, но мне он очень помог! И удачу принес. Он всамделишный талисман. И пусть теперь он тебя защищает. Даже когда страшно и, кажется, что все плохо – мой дедушка будет с тобой. И ты же Третий капитан! А значит твой девиз как у него!

— Иди вперед и страх уйдет? – негромко проговорил Норн, чувствуя комок в горле. – Алиса, но я не могу его взять. Он твой.

— И твой, – решительно мотнула головой Алиса, пряча руки за спину. – Я дарю тебе талисман! И пусть он будет с тобой!

— И все же, Алиса…

— Ладно, давай тогда так? – Алиса решительно шмыгает носом. – Ты мне его вернешь. Когда я стану большой. Взрослой. Только сам отдашь. По рукам?

Норн только и может, что кивнуть. Ведь девочка, по сути, отдавала ему самое дорогое, что у нее было. То, что целиком принадлежало ей по праву крови. А это многое значило для жителя Фикса. Семья и предки – что может быть важнее?! И она делилась этим с ним! И пусть неосознанно, но этим жестом подводила Норна под незримую защиту своей семьи. Люди давно перестали верить в богов, но только не они. Тени предков стоят за каждым и когда кто-то протягивает другому такую вещь… это сама судьба. И отказаться нельзя. Только принять с благодарностью.

— По рукам, – с трудом выдыхает он, смиряясь.

— Зуб даешь? – уточняет девочка.

И как же это по-детски!

Норн светло улыбается.

— Зуб даю.

Так уж и быть. Раз сама судьба так велит. Он дождется, когда Алиса станет взрослой.

*******************************************

Алиса поняла, чего ей всегда не хватало – дядей.

Вот капитан Полосков, и механик Зелёный почему-то на дядей не подходили. А вот два капитана – да. Особенно, дядя Сев. И поэтому Алиса решила серьезно поговорить именно с ним. Ну, Ким… ну, он был даже не дядей…

– Дядя Сев!

Всеволод улыбнулся, оглядываясь на Алису, что просунула головенку в каюту.

– Мона? – уморительно по детски спросила она.

– Иди сюда, – мотнул он головой.

Девочка только того и ждала.

– Ну, что? – спросил ее капитан, думая, что в общем-то им с Эллой срочно надо подумать именно о дочке.

Может это утихомирит жену? Декрет очень хорошо на нее влияет… первые полгода. Потом лучше самому в него отправиться.

– Я спросить хотела. Вот все взрослые женятся, да?

– Э-ээ... ну, почти все, – пробормотал капитан.

– Тогда почему они все смеялись?! – обижено-возмущенно спросила Алиса. – И Ким! И Зеленый! И даже папа!! И капитан Полосков улыбался и шутил! Вот почему?!

– Ну, они не хотели тебя обидеть. Не обижайся.

– Да понятно… – надула губы Алиса. – Но ведь смеялись! А я ведь серьезно.

– Жениться хочешь? – Всеволод изо всех сил старался быть серьезным, но выходило из рук вон плохо.

– Ну, да… ну или это… замуж. А они смеяться. Я же вырасту, а все взрослые женятся! И вы, и капитан Полосков, и Зеленый… что тут смешного?

– Ничего, – согласился Всеволод. – А если он тебе разонравится?

– Кто? – она так удивились, будто он сказал что-то совсем невозможное.

– Третий. Норн, – все же чуть улыбнулся капитан.

– Не! Не разонравится! – уверила Алиса. – Он… он такой…

– Красивый?

– Нет. То есть да… то есть… он всамделишный. Понимаешь? Смотришь и все-все забываешь. Понимаешь, дядя Сев?

Капитану расхотелось смеяться. Кажется, здесь дело было посерьезней детских шуток и наивной первой любви. Хотя и Первая Настоящая любовь это скорее трагедия, чем смех.

– Я должен открыть тебе один большой секрет, – проговорил он, и Алиса насторожилась, уловив как изменился его голос. – Видишь ли, Алиса… у фиксианцев все серьезней, чем у людей. Если любовь, то до конца. Назад пути не будет. Ты слышала, что некоторые взрослые люди… разводятся?

– Да…

– У фиксианцев этого нет. Если муж и жена, то до самого конца. И пары никогда не расстаются надолго. Максимум, на несколько месяцев. Всегда и везде вместе.

– Всегда и везде… – повторила зачарованно Алиса. – Всегда-всегда? Честно-честно?

– Честно. Вот почему я тогда просил тебя дать слово, что не обидишь его.

– Я никогда его не обижу! – Алиса аж вскинулась от возмущения. – Пусть кто попробует, я его! И вообще… дядь Сев, с ним так… ну, так… правильно. И хорошо.

Сердце похолодело. То, что начиналось смешно, и казалось веселой шуткой судьбы, стремительно переставало им быть. Надо было срочно поговорить с Третьим. И возможно улетать.

Алиса будто что-то поняла.

– Вы обиделись? – прямо спросила она. – Но вы мне тоже нравитесь! Вы хорошие, просто… ну, просто он…

– Нет, Алиса, не обиделся. Я понимаю. Правда, понимаю.

– Тогда почему… а вы не… против?

– Не против, – глухо сказал капитан. – Ни я, ни Ким не против. И вы с Третьим сами разберетесь. Когда ты, Алиса, станешь взрослой. Хорошо? Норн должен выздороветь, ему сейчас очень не хорошо. Ему надо много отдыхать.

– Папа тоже говорит и не пускай к нему, – грустно кивнула Алиса, сникнув. – Ладно, я мешать не стану. Пусть он выздоравливает. Ему больно, а он молчит… пойду, папе скажу. Пусть даст ему витаминку от боли. А то у него опять руку выворачивает...

****************************************

– А теперь объясни, с каких пор мы так поспешно, ночью, бежим от гражданских? – Ким развернулся к нему, с любопытством подперев кулаком подбородок и смотря вполне себе мирно.

– Во-первых, не бежим, – нехотя отвечал Сев, зная, что позади сидит Третий, и то же смотрит на него. Только уже с удивлением. – А во-вторых... Это все Алиса.

– А что с ней? – удивился Ким. – Сев, это смешно…

– Смешно? – Всеволод развернул кресло так, чтобы видеть обоих друзей. – Нет, не смешно Ким. Не смешно, потому как это серьезно. Она сама еще этого не понимает, потому что ей восемь и она ребенок. Но она чувствует тебя, Норн. И когда тебе больно, а ты молчишь. Руку выворачивает… что у тебя с рукой? Болит?

– Нет. Профессор Селезнев сделал укол, – Норн устало прикрыл глаза. – Значит, это Алиса… сказала ему.

– Значит, она правда тебя чувствует? – удивленно нахмурился Ким. – Но люди же не могут...

– Видимо могут… – в голосе Третьего скользнула горечь. – Нет. Спасибо, Всеволод. Хорошо, что мы сейчас улетели. Такой я ей не нужен.

– А вот это ты брось! – рявкнул Первый так, что Третий вздрогнул. – Или я сейчас корабль разверну! Вот, что… ты мне всю душу тогда вытряс с Эллой! От судьбы не бегают?! Судьба?! Вот будь добр и не бегать! Вырастет, встретитесь и разберетесь. Или я тебя сам силой к ней приволоку! Ты меня понял?!

– Сев… – Ким опасливо одернул его, когда Третий замер в кресле, не подымая глаз на злого, как черт Всеволода.

Тот глубоко вздохнул.

– Нет… я, значит, предатель. Из космоса ушел…

– Сев!

– Нет уж, Ким! Вы оба меня уверяли, что это нормально! Семья, дети, любовь! Кто уверял, что это не помеха нашей дружбе? А сами? Сразу после свадьбы, один в другую галактику, к черту улетел!? А ты сколько бегал, дурацкие отмазки придумывая!? Лишь бы в глаза меня не видеть? А потом оба пропали! Да я эти пять лет…

Всеволод осекся, зло отворачиваясь.

– Извини. Мы не хотели мешать, – пробормотал Ким.

– Я чуть с ума не сошел за эти пять лет, – глухо ответил Всеволод. – И где было искать? Если бы не «Пегас» с его чокнутой командой… и не Верховцев... Я думал, что потерял вас обоих.

Он помолчал, пытаясь успокоится. Так легко перед чужими улыбаться, и быть бодрым капитаном… но наедине… до сих пор в душе все переворачивалось, когда он вспоминал Третьего за решеткой. Как он чуть не умер. И Ким… он трясущейся ладонью отер лицо.

– Сев… – прошелестел Третий.

– Прости, Норн… сорвался. Но ведь сами все видите, – он уложил руки на подлокотники кресла, но тремор рук даже не думал проходить. Лечение помогало крайне плохо и травма нервной системы просто не позволяла ни бластер в руке удержать, ни корабль пилотировать.

Да что ж ладони так трясутся?!

Каким чудом он вообще довел корабль до Медузы?

– Придется вам побыть капитанами без меня, – горько сказал он. – Не Тремя, а Двумя. И, Норн… дай себе время. Себе и ей. Это ты можешь мне пообещать?

Третий с грустью взглянул на трясущиеся мелкой дрожью ладони Первого.

– Обещаю.

******************************************

Алисе было грустно. Они улетели ночью и даже не попрощались. Было ужасно тоскливо и грустно, и пусто… и ничего не хотелось.

Правда, Алиса сделала вид, что все хорошо. Папа посматривал подозрительно, но она пошутила про обещание капитанов взять ее в экспедицию в соседнюю галактику и он успокоился. Ничего ей не обещали на самом деле, но папе зачем это знать?

И знать, что ей грустно и плохо?

И космос в иллюминаторах стал такой холодный, колкий… что очень хотелось домой. Под одеяло. И чтобы мама была рядом.

Домой они прилетели и все было хорошо. Как всегда. Но чего-то не хватало все равно. Постоянно зудя где-то там на грани, и иногда так хотелось обернуться… а вдруг?! Глупости-глупости… ну что об этом думать? Но с папой она больше никуда не полетит. Просто потому что.

Потом… потом много чего было. Даже путешествие в ХХ век. И всякое разное, и даже пираты. Опять. И те же. Крыс и Весельчак. Живые и здоровые. Алиса их не ненавидела, но увидеть их было неприятно. Поэтому потом она просто постаралась о них забыть.

А вот о нем забыть не получалось.

А годы бегут и бегут.

– Алис, а Пашка-то… Пашка! Ты ему нравишься!

– Что? – Алиса вздрагивает, удивленно подымая глаза на Машу Беленькую.

– Ага! – хихикает Маша. – А он тебе нравится? Ну, Алиса!

Алиса молчит, не зная что сказать.

– Он мне… просто друг, – наконец говорит она.

– Понятно… Я так и думала, – разочаровано тянет подруга. – А по настоящему? Тебе кто-нибудь нравится?

Алиса молчит, смотря на дельфинов. Ей пятнадцать, и иногда она приходит еще на биостанцию к старым друзьям. Но ее уже не тянет зоология, а взгляд все чаще обращается вверх. И, кажется, даже папа все понимает. И не зовет в КосмоЗоо.

– Алис?

– Нравится, – тихо говорит она. – Но не проси. Не скажу кто он.

Проходит еще целых четыре года… и она студентка в Космической Академии. И чем дальше, тем хуже. Ей невыносимо быть на Земле.

А потом однажды раздается звонок.

– Здравствуй, Алиса.

– Капитан! – девушка радостно улыбается, а с экрана смотрит Первый капитан.

Постаревший, и с сединой на висках. А ведь он еще совсем не старый. Ну, сколько ему?

– У меня юбилей. Пятьдесят лет. Вот, собираю друзей. Прилетишь? Мне будет очень приятно увидеть тебя.

– Обязательно! – обещает Алиса. – Вы на Венере?

– Ну, а где же еще? Это теперь мой дом! Так что жду. Прилетай пятнадцатого, по этому адресу…

До Венеры лету пару часов. Как же преобразилась планета за какие-то десять лет! Но девушку совсем не интересуют виды. Она спешит к дому капитана. И очень старается не думать, кого может увидеть там. Капитан с порога обнимает ее, а она вдруг замечает как трясутся его ладони, которые он поспешно прячет в карманы пиджака, как только это возможно. И она понимает, почему он перестал летать… и сердце грустно сжимается.

– Здравствуй, Алиса.

Голос за спиной обрывает дыхание.

Алиса, как во сне оглядывается, и Первый понимающе грустно улыбается смотря на двоих, что замирают напротив друг на друга.

– Вот, я обещал тебе вернуть, – Третий открывает ладонь, а на ней простенький медальон. Такие раньше носили космодесантники.

Но Алиса качает головой и накрывает его пальцы своими, и сжимает его ладонь.

– Ты живой. Ты здесь. Нет, он твой.

«Ты здесь...»

«Здесь… я тебе нужен? Такой...»

«Нужен!»

Слова совсем не нужны. Алиса обнимает своего капитана и впервые за долгие десять лет, она по настоящему счастлива.