Пожалуйста, не шарахайтесь от честного признания – я тунеядец!
Причем закоренелый, наглый, скользкий. Правда, правда преступного безделья никто не замечает, но это так. Полагают, что журналист, как представитель клана творцов, может расслабиться, но все же ему носиться по белу свету – если устал, не грех отдохнуть. Но я утверждаю: усталости нет и в помине. Я сознательно избегаю любых встреч, умных разговоров, мой суперкарандаш с вечным грифелем давно не касался чистого блокнотного поля. Теперь я люблю лежать в кресле-качалке, без конца всматриваясь в прошлое, перебираю то, что со мной, да и не только со мной произошло.
Я точно знаю, что трудолюбие мое надломилось девятнадцать лет назад, когда Лора вернулась из долгого звездного путешествия. Она привезла малыша – как она утверждала моего кровного сына. Я стонал от счастья, но Лору мои отцовские чувства не тронули. Она даже на порог меня не пустила, а по видеоинформатору потребовала убраться на все четыре стороны. Сына своего я так и не увидел и, как побитая собака, поплелся на Космодром. Убравшись на Землю, я все же надеялся на благополучный исход – авось Лора одумается, позовет! Но за девятнадцать лет ни одного проблеска со стороны планеты Белянчикова, ни одного зовущего слова… Полное молчание!
От Вильяма и Деметре, моих самых близких друзей, я узнал : Лора дала малышу имя Викдан.
Викдан – значит данный Виктором!
Выходит, обо мне не так уж и забыли! Но Вильям узнал и про такую подробность, там, в семейном кругу, частица «Вик» забыта – мальчика зовут просто Дан.
Трещину в душе я вовсе не старался как-то замазать, залечить. Наоборот, откровенно злорадствовал – так тебе и надо! Ты даже хорошо не уяснил – в чем же перед Лорой провинился; ты слабак, недотепа с дрожащими неловкими руками, не сумел удержать хрупкое счастье, вот и брызнула во все стороны острые осколки…
Деметра сочувствовала мне, стараясь подбодрить. Она по-прежнему работала инженером на телевидении, заглядывала ко мне в редакцию, стараясь вовлечь меня в работу, подбрасывала интересные сюжеты.
Но, со мной случилась беда. Трещина в душе углублялась, вовсе не хотелось куда-то мчаться, кого-то интервьюировать. Лучше подремать в кресле, открыть в себе чакры, погрузиться в самосозерцание, а если надоест по поехать к Вильяму и Деметре, выпить винишка, поиграть с Виктором, маленьким сыном друзей, которого они назвали в мою честь. Вильям, спасибо ему, оказался большим дипломатом, старался не тревожить воспоминаниями, сидел в своей лаборатории, он так и остался ученым-изобретателем. Правда мне казалось, что у него в душе тоже появились трещинки. Он постарел, а Деметра, ласковая и внимательная жена его, расцвела, как «Роза – дар прекрасный рая…»
Почти ежедневно я звонил родителям, старики радовались, видео связи было достаточно. Прямых контактов я избегал, врать не хотелось, отец постоянно допытывался : « Где твои передачи? Что снимаешь сейчас?».
Сестрам я тоже позванивал и на все расспросы отшучивался. Они, вероятно, что-то подозревали, особенно в последние годы, но я с важным видом сообщал, что все в порядке, потерпите, я пишу!
Иногда я и сам без малейшего страха, задумывался – долго ли тайной веревочке виться? Ведь всему на свете приходит конец!
Конец пришел неожиданно, на мягких лапках, прекрасным весенним днем, через семнадцать лет.
В своем модерновом скворечнике на тридцатом этаже я возлежал в кресле и привычно околачивал груши, то есть бездельничал. В открыты окна впивалось ослепительное солнце, шустрый ветерок листал на письменный столе сразу несколько блокнотов.
« Пусть покопается, - усмехался я.- Хочет убедиться?».
В небесной сини взбрызгивали огнями аэры и медлительные винтопланы: густо раскрывались цветы-парашюты, а над ними, на воздушных канатах, взлетали разноцветные россыпи гимнастов. В юные годы я и сам парил над землей, наслаждался полетом, а сейчас… Если захочется, вознесусь, конечно, в виртуальную высоту с помощью компьютера. Но сейчас и виртуальных выходов не устраиваю. Не то настроение.
На полу передо мной топорщится ворох свежей периодики. Хотя бы просмотреть, а я все хмурюсь, оттягиваю привычную обязанность на вечер. Успеется!
Мелодичный звонок видеотелефона заставил меня приподняться, включит экран.
Вот так сюрприз! Со мной изволит желать пообщаться Главред Телецентра. Сколько лет мы не виделись? Лет пять?
Главред бодро заговорил:
- Извини, Виктор. Свежую информацию читал?
- Не успел.- чистосердечно признался я. – Что-нибудь сногсшибательное?
- Вот именно. Проснись, Виктор, и пой! Ознакомься и за дело. Нужен репортаж.
Главный повесил трубку.
Я поднял «Столичные ведомости» и стал изучать. Что же ,интересно, произошло? Если сам Главный просит?
Ага, вот что. Во Дворце правосудия, который почти полвека бездействовал, состоится суд. Почти на полстраницы – три великолепных портрета – два парня и девушка. Всем по девятнадцать, писаные красавцы!
Ну и в чем дело?
А вот об этом как раз ни слова. Вероятно, и нужно будет рассказывать. И показать! И убедительно представить на экране криминальные материалы.
Давненько не судили, да еще девятнадцатилетних! Меня, по известной причине, резанула цифра «девятнадцать». Ну так что ж, бывает совпадение и похлеще.
После недолгих ленивых размышлений принимаю решение : « Нет, не возьмусь». И без меня покажут, как надо.
Забренчали колокольцы дверного замка. Я вздрогнул, насторожился. Кто? Без предупреждения, в ранний час?
Замереть? Раствориться, что в квартире – никого?
Я вскочил и щелкнул задвижкой.
Увидел на пороге Вика, я еще больше удивился. Парень загадочно улыбался, взирая на дядю Виктора с двухметровой высоты, он был выше меня на целую голову. Краснощекий крепыш с изумрудными глазами и лукавыми ямочками не щеках! Я любил его как родного сына, и он похоже платил мне тем же.
Вик вальяжно вошел, поздоровался. Он сиял, словно северное сияние.
- Выкладывай, - не сдержался я. – Не томи душу.
Вик ткнул пальцем в « Столичные ведомости».
- Читали последнюю сенсацию?
- Разумеется, - кивнул я , благодарно вспоминая Главного.- Молодые ребята. Интересно, в чем они провинились?
- Ребята сложные, у каждого свое. Суть в том, что Президент издал указ. Молодых будут судить молодые.
Я удивленно крякнул.
- За плечами у нас века, - пафосно вещал Вик. – Знания тоже есть. В юридический колледж кого попало не принимают.
-Уж не ты ли будешь судить?
- Представьте себе, этот процесс поручили мне. Дипломная работа.
- Поздравляю. Чувство справедливости у тебя есть.
-Спасибо, дядя Виктор. И еще, я хочу, чтобы процесс снимали только вы.
- У нас много хороших журналистов…- заметил осторожно я.
- Значит, не хотите?
- Дай подумать. Не торопи.
- До завтра надо дать ответ. Все материалы у меня.
Я проводил Вика до дверей. Призадумался. Казалось бы, все просто. Просят- иди да выполняй. Но что-то меня останавливало. Лень? Привычка праздности? Я же опасный тунеядец, и имею ли право, тварь я дрожащая …
Лучше откажу я этому прекрасному юноше. Пусть лучше репортаж сделает профессионал. Вик будет доволен крепко сработанным материалом и ленивца дядю Виктора простит!
Какая разница – кто снимет?
Опять колокольцы. Сегодняу меня день приема? Открывать или не открывать ? Вот в чем вопрос! Кто этот гунн посягнувший на покой мирного дома?
Вильям! Собственной персоной! Сколько лет, сколько зим! Вот этого я не ожидал!
Я радостно завопил:
- Только что ушел Вик!
- Знаю.
Вильям, в отличии от сына, свечения был лишен начисто. Только я и Деметра знали , что в его притемненных глазах сильные зеленые искры – вестники душевной бури и огня. Вильям заметно сутулился, ходил медленно и в последнее время имел какой-то старообразный вид. Но при этом оставался неунывающий, бодрый, смекалистый…
Меня природа не обделила, во всяком случае чувства юмора.
- Ты тоже интересуешься криминалом?
Вильям уставился на меня, растерянно подтвердил.
- Тоже.
- Не понимаю, что в этом процессе особенного? Ну, ладно, мы отвыкли от преступлений. Разберутся. Накажут. А возраст? Ну, кто не совершает ошибок в молодости.
- А! Ты не видел «Курьера»! – догадался Вильям.
– Так. «Вестник Мира», «Столичные Ведомости», « Курьер». Не все ли равно. Все одно и тоже. – скептически отозвался я.
- Прочитай это. – И Вильям ткнул мне листок с нужной колонкой, напечатанной крупным шрифтом.
Ну-ка, ну-ка, весьма любопытно, чем уж таким сверхъестественным меня желают потрясти? Необыкновенной биографией юных преступников? Начну с девушки. Имя прекрасное- Леда.
Родилась в небольшом курортном городке на брегах Азовского моря. Лауреат конкурса скрипачей в Атланте. Обвиняется в безнравственном поведение. Реликт трудно искореняемых наклонностей?
Смотрю на Вильяма. Тот, скрюченный, даже не пошевелился. Ладно, читаем дальше.
Второго крамольникавеличают Теодоро. Выпускник металлургического колледжа. Варит сталь. Похвально! Подвела парня чрезмерная любовь к животному миру. Он стал воровать …лошадей! Устроил за городом выгон, нагнал целый табун.
Третий « нарушитель конвенции» - знаток физики, математики, астрономии. Победитель многочисленных Олимпиад. Шахматист. Родился и вырос на планете Белянчикова, мать – известный деятель культуры.
Я обомлел.
Читаю черным по белому –Дан!
Что же это такое? Что это все значит?
Строки поплыли, ухватить смысл не могу…
Вильям встал и многозначительно на меня посмотрел. Молча направился к выходу. О чем говорить? Все сказано!
- Спасибо, дружище! – растерянно крикнул я ему вдогонку. И опять остался один! Со своею бедой… Мой сын – преступник! Его будут всенародно судить! Эх ты , Лора! Меня отвергла, сына упустила!
Бормоча проклятия, стеная и причитая, я причесываю бороду, приглаживаю свои локоны и в лифт.
Теперь-то Дворец Правосудия не избежать.
Вик , похоже, меня ждал. Он ничуть не удивился, когда я не попросил, а потребовал для изучениядела подсудимых. Мне вручили на несколько часов три тоненьких папки и препроводили в особое помещение. Здесь никто не помешает.
Быстренько перелистал дела Леды и Теодоро. Ладно, подробности потом!
Открываю папку с обвинительными материалами на Дана. Господи! Бог ты мой! Разве так мы должны были встретиться ? Разве я заслужил всемирного позора?
Чем же, собственно ты отличился? Ну-ка, рассказывай!
Рассматриваю фото Дана. Красивое открытое лицо! Такой человек на плохие поступки не способен!
Ага… Вот и видеоматериалы. Посмотрим попозже. Пока есть что изучать. Например, признание Дана, им самим изложенное и подписанное. Почерк уверенный, прямой, лишь кое-где вылезают из строчек смелые закорючки…
Пишет астроном-шахматист бойко, складно, иной журналист позавидует. Только о чем он пишет? Оказывается Дан убежденный противник всего бюрократического. Прилетев на Землю и включившись в работу в компьютерном Центре Астрономии, он увидел, что большинство специалистов, образно говоря, бьет баклуши. Пан директор, услышав критику, посмеялся – вон заказы, вон расчеты, хочешь, бери домой! Дан возмутился: разве такое учреждение имеет право на существование? Вот и взорвал офис – теперь, други, гуляйте на полную катушку, чего уж скромничать!
То же самое Дан проделал в офисе на проспекте Кораблестроителей. Пусть задумаются бездельники над своей социальной никчемностью!
А вот еще одно признание: « Я вызвал на дуэль господина Галкина и предложил ему драться на шпагах. В результате моего противника отправили в больницу с проколотым плечом. Он теперь имеет возможность подумать - по- человечески ли обошелся со своим лучшим другом, уведя у него горячо любимую женщину Ю…»
Да, откровенно продолжал Дан, я позволил Ю влюбиться в собственную персону. Но я открыто ёрничал, всячески показывал – «я тебе презираю». Но бесполезно! А разве глупость не должна быть наказана? «Тем более я эту Ю и пальцем не тронул – объяснил ей на словах…»
Точно также Дан поступил еще с двумя сонными глупыми женщинами. Пусть просыпаются, созревают!
Он утверждает, что его действия глубоко обоснованы и преследуют благородную цель: не дать заплыть человеку жиром, успокоиться! Мы должны помнить о своей великой ответственностью перед грядущими веками! Это не громкие слова, а святая обязанность каждого жителя Вселенной!
Самому себе, заключил Дан, он изменять не собирается. И впредь все лживое, застойное будет высмеивать и громить.
Твердая, без закруглений подпись подтверждала заявлению решимость.
Медленно, с тяжелым чувством я закрыл папку. Достаточно! Дан унаследовал от матери мятежный, непримиримый нрав. Может само по себе это неплохо, если бы не взрывы и дуэли… Главное – Дан не обещает остановиться!
Как тут быть? Что делать?
Нужно думать и думать.
Рука опять потянулась к папкам. Более внимательно просмотрел дела Леды и Теодоро.
- Ваши впечатления? – поинтересовался Вик.
- Ужасное, - вздохнул я. – Хуже не бывает.
-Хорошего действительно мало. Но повода для уныния нет. Ребята слишком молодые, отбудут наказание – и вернуться к нормальной жизни.
Я похолодел.
- Наказание?
- Ну да. Или вы считает, нужно простить?
- Неплохо бы… Если можно.