Вьюга

Пробежала поземкой по дорожке, крутанулась задорно, приподняв над землей снежную взвесь, и нырнула между застегнутых наглухо пуговиц, за пазуху драпового пальто. Весело ей сегодня, пошалить хочется, пощекотать мурашками холода разогретое быстрым шагом тело, повеселиться, чувствуя как ругается и поднимает воротник, недовольный внезапным ознобом прохожий, а затем выскочить вон из одежды, и побежать веселым смехом дальше. Радуется зимней стуже хулиганка вьюга.

Всегда бы так веселилась, да нельзя. Она на важном задании. Мороз ответственное поручение дал: «Подарки разнести, да позаботиться о праздничном настроении в городе». В такой день всегда так. Новый Год на дворе, не разорваться старому на все, один он.

А вот и первый адресат.

Сидит на лавочке в валенках, шапку ушанку так завязал, что только красный нос, морщинами изрезанный наружу торчит. В тулуп старенький кутается дедуля, сгорбился весь, думы горькие думает, охает, да глаза трет. Вот что за глупости в голове дурень держит? : «Старый стал. Не нужен никому. Скорее бы уж помереть. Жену схоронил, сам больной весь. У сына своя семья, у дочки тоже. В тягость он им. Никому старики не нужны, только внукам, да и тем интернет дороже…»

Ударилась о землю вьюга, сугробом рыхлым вскинулась над дорогой, плечи расправила, снег стряхнула, да в старуху хромую обернулась. Постояла немного, улыбнулась своим мыслям, да и пошла по дорожке, прямиком к страдальцу, старчески покряхтывая, палочкой постукивая, валенками стоптанными заиндевелыми, по снежку морозцем похрустывая.

— Здравствуй, мил человек. Не позволишь присесть рядом, да отдохнуть. Устала очень, запыхалась. Колени вот ноют, — прокряхтела она скрипучим, задыхающимся голосом, и села рядом с поднявшим лицо старичком, закутавшись в белоснежную, кружевную шаль, не дожидаясь приглашения. — Ты-то небось тоже притомился? Знамо дело, нам старикам тяжко дорога дается. Косточки ломит, суставы скрипят. Я вот к дочке иду, в гости, Новый Год встречать. Так-то одна живу. Муж мой, царствие небесное, давно преставился, Надюха, доча, замуж выскочила, трое деток уж Бог ей дал, а мне внуков. Одна теперь кукую, в однокомнатной квартире, съехали детки, самостоятельности захотели, а вот теперь, зовут к себе жить, да вот только я не хочу обузой быть…

— Я то же не хочу, да вот приходится. — Вздохнул дед. — С сыном живу, вижу что лишний там. Мешаю только.

— Почему так думаешь? Тяготится тобой? Ругается? Не уж-то дерется? — Она даже задохнулась от возмущения.

— Вот еще, — обиделся собеседник. — Наоборот, угодить во всем пытается, заботится.

— Ааа… — протянула старуха. — Так ты из тех дурней, которые в своих хотелках живут, и на жизнь не останавливаясь жалуются? Знаю таких. Живут, как кот в сметане катаются, а все равно всем недовольны. И то им не так, иэто не этак… О счастье мечтают, а под носом собственного счастья не замечают.

— Сама ты дура, — вскочил дед, и не оборачиваясь похромал прочь. — У меня лучший сын на свете, и дочка лучшая, и внуки. Не в тягость я им. Дура сумасшедшая. — Прозвучал его удаляющийся возмущенный голос.

— Вот и умница, — улыбнулась в след вьюга. — А то удумал: «Не нужен он никому…». — Иди и обними родных людей. Там твое счастье. — Она крутанулась волчком, распалась на снежинки, расстелилась по дорожке поземкой, и полетела дальше.

Там впереди ее ждут еще две страдающие непониманием души. Они думают, что несчастны, они мечтают о любви, не замечая, что их уже любят, и привыкли к тому, что сами любят того, кто рядом, но вот только заблудились в быте, затерев заботами чувства.

В этот, последний день года, мечты сбываются, и для этого надо совсем немного, надо просто помочь открыть слепцам глаза, и заставить обернуться к тому, кто дорог.

Они стояли и ругались, выясняя кто виноват. Десять лет вместе, и былой страсти уже нет. Привыкли друг к другу, огрубели, и кажется охладели давно их чувства.

Причина ссоры банальна, и не имеет для вьюги никакого значения. Любой повод готов разжечь семейный скандал, а непонимание и эгоизм, так же как и неумение слушать, то топливо, которое не дает пламени потухнуть, оно способно довести даже до разрыва. Это потом будут сожаления, это потом будет одиночество, а сейчас…

Вьюга недовольно нахмурилась и прибавила скорости, стелясь над дорогой. Закружила пургой, бросила скандалистам в лица горсти снега, пусть охладятся. Не помогло, отвернулись в стороны, замолчали, в душах злобу затаили. Ну что же, по другому действовать будет посланница Деда. Взвилась она пронизывающим ветром, скользнула морозцем женщине под шубку, ущипнула холодом, а потом еще разок, да так, что задрожать ознобом тело заставила.

— Тебе холодно? — В голосе мужчины зазвучали нотки тепла и неподдельной заботы. — Надо было свитер одеть, и шарф.

— Какое тебе дело? — Огрызнулась женщина, но тепло заботы родного человека согрело душу, выступив слезами оттепели на глазах.

— А кому еще есть до тебя дело, кроме меня, — он коснулся плеча.

— Никому, — она вздохнула.

— Тогда хватит ругаться, пошли лучше домой, Новый Год скоро, я тебе подарок под елку положил, — мужчина улыбнулся.

— А я еще не успела, убиралась весь день. — Она то же улыбнулась.

— Глупая, люблю я тебя.

«Ну вот и тут все хорошо, — рассмеялась довольная вьюга снегопадом, с заснеженных веток деревьев. — Задание Мороза выполнено, пора дальше лететь, ведь впереди самое приятное, и она любит такое».

Оля мечтала. Стать балериной у нее не получилось, какие-то там данные не те, ну так хотя бы сходить на спектакль, посмотреть на чудо. Но как это сделать? Ей всего десять лет, они живут с мамой вдвоем, зарплата маленькая, а билеты дорогие. Нет никакой возможности, а сегодня в театре дают «Щелкунчика».

Она видела спектакль по телевизору, и испытала восторг, но все же это совсем не то. Хочется девочке «в живую» погрузиться в атмосферу сказки, представить себя балериной, главной героиней.

Оля стояла у окна, и смотрела на покачивающиеся на ветруновогодние огоньки украшающие вечерний город. Скоро уже Новый Год, а ей грустно.

Внезапно в стекло ударило снежной взвесью, и девочке на миг показалось, что она увидела за окном, красивую, полупрозрачную, искрящуюся как снег, улыбающуюся женщину. Оля прикрыла глаза, тряхнула головой прогоняя наваждение, а когда вновь, через миг открыла, к стеклу приклеился небольшой листок бумаги.

На красном, разукрашенном нотами, и другими замысловатыми рисунками, красовался золотой круг с изображением знакомого дворца и черной надписью: «Большой театр».

Оля распахнула окно и дрожащей рукой схватила листок. На обратной стороне надпись гласила: «Щелкунчик. Партер. Первый ряд. Места четырнадцать, пятнадцать. Начало первого января в девятнадцать ноль, ноль».

Вьюга рассмеялась в закрывшееся окно, за которым плакала от счастья, танцевала, прижимая к груди входной билет, счастливая девочка, и улыбнулась.

У нее еще так много дел сегодня, ее ждут, иногда даже не подозревая об этом, и она непременно придет и поможет.

Новый Год время чудес, даже для тех, кто в них не верит.