Это не было звуком, это был застрявший в горле выдох. Это была едва уловимая дрожь, напряжение в теле, такое сильное, что казалось, что это не плоть, а камень. Здесь не было места бегству, бежать было некуда. Оставалось только замереть и ждать. Ждать, когда липкие лапы ужаса обнимут ее суть целиком. Кошмар в ее разуме был до отвращения нежен, он душил, сминал ее личность, шептал о потере - так, как шепчут о любви, с ясным обожанием. Он не рисовал ей новых картин, а снова и снова погружал в один и тот же момент. Достраивал в тенях новые, цепкие детали. То, что в жизни случилось за пару мгновений - во сне превращалось в тягучее и медленное, будто сцену залили патокой. Она не могла отвернуться. Она могла только смотреть, смотреть и заново запоминать то, что уже было выжжено в ее подсознании. Кошмар улыбался, Кошмар целовал ее в лоб, осторожно заправив ей за ухо локон, закрывавший ее лицо. И в этих жестах — было его признание.
Она проснулась, наконец издав тихий, задушенный всхлип. Ее сердце колотилось, как бешеное. Она не открывала глаза, медленно восстанавливая дыхание и ожидая, когда ее тело оттает, перестанет сжиматься от страха. "Это всего лишь кошмар, всего лишь кошмар." Как мантру повторяла она.
Когда она открыла глаза, ее комната ничем не отличалась от той, в которой она засыпала, все было также. Было обыденным.
И след поцелуя, горящий прохладой на ее лбу, тоже был частью этой обыденности.