Я, Дракула! Судьба Дракона

Вырвался.

Я все еще не верю самому себе, но вырвался с помощью божией, а много ли найдется людей, которые смогли бы похвастать, что вырвались из пыточных застенков гребаных османов?

Конечно, я не обманываю себя: мне вряд ли удастся уйти. Я нахожусь черт знает где, в совершенно невиданном городе, подобного которому я не видал ни разу в жизни ни в каком месте на свете, по улице идут люди, одетые в одежды невиданного покроя, и катят колдовские повозки без лошадей. Дома - один другого страннее, я не знаю, где такие бывают. Полно странных столбов, изгибающихся в сторону, натянуты над улицей веревки с привязанными к ним коробками. Черт знает где я, но совершенно ясно одно: этот город под властью богомерзких турок.

Хоть люди и похожи на нормальных валахов, но вот стража здешняя - турки. Я с такими столкнулся сразу, как только вылез из речки - прям нос к носу с двумя стражниками. Ну и они сразу же ко мне - ну а я уж их маленько опередил.

Конечно, шансы мои были аховые: когда я падал с моста в обнимку с цербером богомерзким, сабля из руки выпала, а пистоль разряженный я еще раньше бросил, чтобы за кинжал схватиться. Так что в новое место проклятый колдовской кулон перенес меня вообще безоружным, так как даже кинжал остался в теле чудовища.

Конечно, я задал стражникам такую адскую трепку, каковой им в жизни точно получать не приходилось. Один в конце уже совсем без движения лежал, второй от меня на карачках уползти пытался, вопя что-то странное и вроде как знакомо звучащее. Как назло, при них не оказалось не то что ятагана, но даже кинжала, только дубинки, так что я, отделав их, как бог черепаху, не сумел завладеть никаким оружием, кроме такой дубинки. А она еще и странная, из нетвердого материала - ну как такой череп проломить?!

А драться пришлось сразу же: позади и сбоку подлетают две колдовские повозки и из них еще четверо выскакивают, один турок и три потурнака-янычара. Все с дубинками.

Взять Дракона с наскока им не удалось: я основательно заехал по роже турку, всыпал второму так, что тот вообще подошвами сверкнул, перевернувшись в воздухе, с третьим сцепился, одновременно вырвав дубинку у четвертого - и тут этот четвертый брызнул мне кислотой ядовитой в глаза.

Я моментально ослеп. Еще как-то вломил третьему, потом размахивал дубинкой вслепую - но куда там слепому против молодых да зрячих. Посыпались на меня удары, потом сбили с ног и скрутили - вот так и угодил я в очередной раз в застенок.

И по правде, вырваться не надеялся уже. Были долгие допросы на языке, который казался знакомым, но был непонятен, была рубашка с длинными рукавами, завязанными за спиной, были живодеры в белых не то хламидах, не то кафтанах, были уколы отравленными иглами. Боже, скоро мне погибать придется - забери меня сразу в рай. Потому что в аду я еще при жизни побывал, и не раз...

Черт знает сколько я валялся в забытье ядовитого дурмана. Потом меня, напрочь утратившего волю и едва-едва воспринимающего окружающий мир, поволокли в помывочную все те же живодеры. Потом снова рубашка с завязанными на спине рукавами - и вот меня волокут куда-то. То ли на казнь, то ли на допрос.

Я кое-как переставляю ноги, но на самом деле прохладная вода привела меня немного в чувство. Продолжать притворяться безвольным и одурманенным - и если мои тюремщики будут недостаточно бдительны, я преподнесу им еще один сюрприз напоследок.

Меня притащили на допрос, это я сразу понял, потому что за столом сидит некий такой тип - с виду не турок, но полутурок, и сразу видать, что важный он господин. На нем такое же белое одеяние и белый колпак, но в остальном видно, что поважней мордоворотов, что меня притащили. В ухе золотая серьга, на шее цепочка, похожая на круг, в который вписан отпечаток куриной лапы. Вроде как тот крест, что на Островах, вписанный в круг - только перекладина слева и справа вниз загнута. В общем, ни хрена это не православный крестик.

Ну и по лицу видать - человек умный, а не как эти держиморды. Начальник либо офицер. Бородка козлиная, но аккуратная, пальцы холеные. Кабинет его обставлен вещами странными, но видно, что непростыми, и пыточных приспособлений не видно. Хм... Ладно, пока притворюсь, что ни хрена не соображаю.

Меня посадили на стул перед столом, и начальник начал допрос. Говорить явно пытается на валашском, но господь свидетель, что такого издевательства валашский язык еще никогда не знал. Ирод ты мослемский, ты правда думаешь, что гнусные звуки из твоего рта - валашский язык?

Ну я сделал все по плану: притворился, что пытаюсь понять и отвечать, но что-то язык не слушается. Да тут и притворяться не нужно: я его правда не понимаю. С таким же успехом мог бы по-собачьи лаять: собачий лай звучит знакомо всякому, а только ж поди пойми, чего собака сказать хочет.

В ответ на его слова я кое-как киваю, стараясь, чтобы это выглядело как можно более жалко и никчемно, и невпопад поддакиваю, имитируя заикание. Прокатит или нет?

Видимо, моя клоунада сработала: каким-то образом мои поддакивания совпали с его вопросами и ему показалось, что я даю осмысленные ответы. Идиот потурченный, ему в голову и мысли не приходит, что я его вообще не понимаю, ну в лучшем случае одно слово через десять.

Он чертит какие-то закорючки на листе удивительным пером, хотя на столе и чернильницы-то нет. Затем открывает ящик стола и достает монету и мой кулон волшебный. Кладет их передо мною и что-то спрашивает.

А монету я узнал сразу: мой золотой, с драконом. Наверняка из моих карманов вынут: когда я сушился на бережке той речки, куда кулон закинул меня на встречу с чудовищем кровожадным, то провел осмотр карманов и обнаружил, что у меня в карманах завалялось несколько золотых. Ну и это один из них, и сучий потрох явно хочет узнать, откуда у меня монеты Влада Дракулы.

Дерьма ты кусок! Влад Дракула, воевода валашский и твой злейший враг, сидит прямо перед тобой, а ты, жопа ослиная, меня-то и не признал в лицо? Ой поплатишься ты за это, османский ублюдок, и куда быстрее, чем думаешь!

И я начал вроде как отвечать, но с сильным заиканием. Несколько раз попытался выговорить, будто бы пытаясь справиться со своим непослушным языком, а затем сделал вид, будто меня осенило, и стал взглядом указывать на перо и бумагу.

- П-п-п-пе-р-р-ро! Бу-бу-бу...м-м-м.. уф. Бу-ма-ма-га!

Видал я много в жизни дураков - но не таких.

Они купились.

Мой вид был так жалок и беспомощен, что они не допустили и мысли об опасности. Чиновник на меня оценивающе так глянул и кивнул одному, мол, руку ему развяжи. А тот и развязал без возражений. Ну а что, ума-то нету, если начальник клюнул - то держиморда и подавно.

Правда, только одну руку, вторая в длинном рукаве. Я еще поиграл пантомиму, пытаясь взять перо пальцами, не вынимая их из рукава, так что держиморда сам мне рукав закатал. Беру трясущимися пальцами перо - гладкое такое, удобное - и пытаюсь поднести к листу бумаги, делая вид, что рука только сильнее трястись начинает.

Начинаю писать свое имя, но кое-как, непонятно, и будто бы непроизвольно выпускаю перо. А оно круглое - раз и скатилось со стола.

И держиморда просто взял и нагнулся за ним. Господи, ты видел, а? Этот сказочный идиот нагнулся за пером.

Ну а я в этот момент рывком выпрямляюсь, и мой кулак по дуге влетает в челюсть тому, что стоит слева от меня. Увалень только в последний момент дернулся - но хрен там. Я врезал ему изо всех сил, мысленно испросив у господа не силы - всего лишь точности.

И господь не оставил рыцаря своего.

Держиморда просто падает, как бревно, и сползает по стене. Нагнувшийся успел выпрямиться, но только для того, чтобы я и ему в висок звезданул. Добавляю падающему для верности в челюсть и через стол прыгаю на начальника. Турок попытался закричать, но я левой ухватил его за горло, а правой начал обрабатывать рожу. Лет он моих, и судя по сложению, ничего тяжелей бокала в жизни не поднимал, так что никакого сопротивления этот говнюк мне оказать не смог. После третьего или четвертого удара в челюсть он затих.

Фу-у-у-ух! Вот это было нечто! С божьей помощью да с вражеской глупостью я сумел освободиться - но только от этих троих. Теперь бы ноги унести...

Мне сопутствовала удача, ну или мой ангел-хранитель постарался, но я все-таки вырвался. Снял с начальника халат, рубаху, штаны, надел на себя. Туфли с него оказались мне почти впору, последний штрих - его белый колпак. Забираю со стола монету и кулон – это мое, басурман ты проклятый, не твое! - и выхожу через дверь.

Мне повезло во всем: я как-то сразу пошел в верном направлении, по пути встретил только двух служанок, тоже в белых халатах, да еще у выхода были двое, мужчина и женщина. Я прошествовал мимо них с гордо поднятой головой - как и положено господину. О том, что тот начальник самый главный, я догадался по колпаку: больше такого ни у кого нет.

Свобода! Ах, этот чистый свежий воздух! Я не обманываю себя: это лишь отсрочка. Но у меня есть немного времени, и я должен любой ценой добыть себе оружие. К черту все застенки, я в жизни достаточно за решеткой посидел, больше меня живым не возьмут!

Мне удалось покинуть тюрьму - снаружи не похожа она на тюрьму, даже клумбы с цветами имеются - и попасть на улицу. Ну, пока бог помогает.

И вот я здесь, снова на свободе. Так, голову повыше - я же большой господин, надо играть роль. Куда дальше - непонятно, я же не понимаю ни где я, ни что делать, я и говор людей не понимаю. Просто иду по улице, и мысль у меня одна - оружие. Мне нужно оружие. Все равно мне не уйти, городу конца-края не видно, дома громадные, город, надо думать, тоже. Не вырвусь. Мне остается только достойно встретить смерть, и умереть я хочу в бою, ну и чтоб жизнь продать подороже.

Боже, прости, что я все тебе надоедаю да надоедаю, но я не для себя прошу. Помоги мне оружие найти, дабы в последний раз с басурманами было чем сразиться!

Но с оружием получилась незадача. Стражи просто не видать вокруг, да и мне нужна не эта стража, которая только с дубинками. Мне нужен настоящий янычар, чтобы и ятаган, и кинжал, и пистоль. Вот было бы славно таким завладеть.

Но нет - хоть бы один навстречу попался. Даже не знаю, радоваться или плакать.

Я дошел до какого-то скверика, увидел, что там есть скамьи по бокам дорожки, и присел передохнуть. Ноги слегка дрожат, сердце колотится после пережитого - надо бы успокоиться, молитву вознести покамест, заодно исповедоваться. Напрямую господу исповедоваться буду, ибо священника, ясен пень, не найду...

И тут мой взгляд падает на золоченый купол с крестом. Пресвятой боже, это же церковь! И, кажется, православная! Да я глазам своим не верю! Храм господень в стране под пятой басурманов - воистину, чудо!

Я поднялся со скамьи и решительно направился в сторону церкви.

И тут какой-то идущий от церкви мне навстречу человек внезапно обратил на меня пристальное внимание, вглядываясь мне в лицо.

Проклятье, он знает того начальника, чьи одеяния на мне, в лицо?! Что делать?

- Господарь, ты ли это? - спросил он, когда между нами осталось три шага.

Ясный, понятный ромейский[1] язык, с легчайшим акцентом.

Я смотрю на него. Лет пятьдесят, лицо худощавое, глаза посажены глубоко, и в целом валах валахом. Одежда чужестранная, однотонная, серая.

- Человече, ты меня знаешь? - спросил я.

- Э-э-э, ну да, естественно.

- А чьих ты будешь и где мы встречались? А то я тебя не припоминаю.

- С чего бы тебе, господарь, меня знать, я простой человек, Штефан, сын Матьяша. Мы не то чтоб встречались, я просто часто видел тебя возле дома твоего, а теперь вот смотрю и глазам с трудом верю.

- Вот уж повезло, что господь тебя мне навстречу послал, Штефан... Мой вопрос покажется тебе странным, но... Где мы сейчас находимся? Что за страна?

- В Румынии мы, господарь.

- Первый раз слышу... Вот уж занесло так занесло... А далеко ли отсюда до Валахии?

Штефан замялся.

- Понимаешь, господарь, это некорректный вопрос. Пока ты отсутствовал, тут произошли кое-какие перемены. Дело в том, что Валахия - часть Румынии. Румыния состоит из Валахии, Трансильвании и частично Молдавии, и вместе эти три края и есть Румыния.

- Вот это поворот! А кто кого завоевал?

- Никто никого не завоевывал.

- Ладно, кто к кому в вассалы перешел?

- Никто никому не вассал, мы одно государство теперь. Но если учесть, что столицей стал Бухарест - то, наверное, Валахия получается как бы немного главнее, что ли.

- Ну и дела... Штефан, а давно ли ты оттуда? Что слышно о Лайоте Басарабе?

- Помер он, господарь.

- Даже жаль немного. Сбежал, змей подколодный, в ад, минуя кол... Что вообще сейчас происходит дома? Как там Илона, супруга моя?

Штефан помрачнел и опустил глаза.

- Прости за эту новость, господарь, но она тоже... при Боге.

Я тяжело вздохнул и взглянул вдаль. Ну что поделать, на все воля божья. Да не отправит господь милосердный ее в ад только лишь за то, что она была католичкой.

Ладно, она уже вдали от дел мирских, а я покамест еще нет.

- Слушай, Штефан, а вот это вот все - эти дома странные, эти повозки безлошадные - это вообще как? Что за ведьмовство?

- Никакого ведьмовства, господарь. Внутри повозок хитрые механизмы, шестеренки там всякие. Вот они там крутятся и повозка едет.

- Отродясь такого не видывал, хотя думал - все в этих краях знаю...

- Хм, ну оно и понятно, что кто впервые такое видит - тому удивительно... Господарь, а где ты одежду такую раздобыл?

Я оглянулся по сторонам.

- Да в тюрьме османской, снял с главного тюремщика после того, как начистил ему морду. Он кто по чину? Высокий?

- Ну не то чтоб очень, господарь, - сказал Штефан. - Просто дело такое, что такую форму носят только в той, кхм, тюрьме. Тут, на улице, ты внимание привлекаешь.

- А, черт бы взял... Штефан, надо бы мне достать одеяние, не привлекающее внимания. Из денег - беда - последний золотой остался, да и то, есть у меня опасения, что могут его и не взять, больно тот тюремщик интересовался монетой моей.

Штефан достал из кармана золотую монету - мой золотой, с гербом отцовским - и спросил:

- Вот такой?

- Ну естественно, - кивнул я. - Мое золото тут больше не в ходу или в ходу?

- Не в ходу, но это не проблема. Идемте сюда.

И мы переулками двинулись прочь. Штефан вел меня преимущественно переулками, несколько раз мы пересекали широченные улицы - широченные, чтоб их!!! - по которым туда-сюда неслись повозки без лошадей. Некоторые из них были просто огромные, прямо дома на колесах, вмещающие десятки людей.

Но больше всего меня поразили размеры города. Что-то тут не то, здесь настолько много жителей, что я просто не силах сосчитать. Нету такого в Валахии, и в Трансильвании нету. В Молдавии тоже. Ну оно-то понятно, мне пришлось некоторое время провести одному богу известно где, защищая островное государство от дикарей-каруев, но все же... Пока меня не было, тут построен такой огромный город - сколько ж на это надо рабочих? Сотни повозок, ездящих без лошади - наверное, такую сделать долго и трудно, а их ТАК МНОГО...

Тут меня осенило: дело в людях. Вокруг нас прохожие, одетые странно и говорящие странно. Лицом как валахи, но говор, вроде и знакомый, но непонятный, выдает в них чужаков. Они пришлые, нету таких ни в Валахии, ни в Трансильвании, и молдавана я узнаю по наречию тоже без проблем. Пришли откуда-то из других мест эти люди, принесли с собой умение делать такие вот повозки. Ну и поскольку их пришло, видать, много, то и город себе они построили большой. Все просто и ясно.

Наконец, мы оказались у вроде как торговой лавки, на вывеске которой вполне понятная надпись "Сокровищница Цепеша". Написано, правда, латиницей. А ничего у этого Цепеша гонор - занюханную лавку так назвать...

Внутри я сразу понял, что хозяин - из своих. Потому что я ну вот так взял и попал домой будто бы. Все знакомое, привычное - ну, почти. Но отделка помещения привычная, вещи и товары знакомые.

А вот ассортимент несколько странный: тут продается все, от праздничной одежды до оружия. И за прилавком - симпатичная такая женщина лет тридцати в праздничном наряде. Мне показалось это странным: зажиточные женщины Валахии такое надевают лишь по праздникам, а она в таком дорогом наряде работает? Хм... Наверное, жена лавочника, и дела у них идут хорошо.

Штефан быстро договорился о чем-то с лавочницей, завел меня за угол комнаты и вручил подозрительно знакомый набор одежды - красные кафтан, штаны и шапку.

Черт возьми, это же моя шапка!!! Ну, то есть, не моя: сразу видно, что жемчуг, того, поддельный, да и материал незнакомый, ни разу не бархат.

- Снимайте этот халат и колпак, господарь, и переодевайтесь. И осторожно, тут шпильками заколото.

Там же оказалось и зеркало - огромное, в человеческий рост, и такое идеальное, словно его не человек сделал, а сам господь. Я переоделся, и...

Черт возьми. Я стал похож на самого себя, в том виде, в котором я имел обыкновение ходить дома, в Бухаресте. Еще бы саблю...

Я пробежался глазами по ассортименту оружия. Да, моего золотого явно не хватит.

Штефан поймал мой взгляд и сказал:

- Даже не смотрите, господарь, все оружие ненастоящее. Из жести. Это все сувениры, вещи, которые просто вешаются на стенку для красоты. Воевать им совершенно невозможно, сломается не то что при ударе, а просто при резком замахе.

Я вздохнул.

- Жаль. Ладно, моего последнего золотого хватит, чтобы расплатиться?

- Я уже расплатился. Это мой вам дар, господарь. Не царский дар, ну так и человек я небольшой, что ж поделать.

- Спасибо, Штефан.

Когда я вышел из закутка, лавочница аж заулыбалась и что-то сказала, но я уловил только свое имя - "Дракула".

- Что она говорит?

- Что вы прямо вылитый Влад Дракула.

- Так я и есть Влад Дракула... Слушай, а она туркам не донесет?

- Исключено, господарь.

Мы пошли к выходу, у двери я обернулся и перекрестил лавочницу:

- Храни тебя господь, красна девица.

Она в ответ как-то по-странному поклонилась. Ну, видимо, сама валашка, но выросла тут.

Мы снова оказались на улице и пошли дальше, и я внезапно обнаружил, что на меня глазеют пуще прежнего.

- Послушай, Штефан, я привлекаю еще больше внимания, чем когда был в той белой хламиде!

- Не беспокойтесь, господарь. Лучше всего прятаться на виду. Вот эта лавка продает карнавальные костюмы. Ну, есть тут такой обычай наряжаться принцессами, королями, султанами, рыцарями. Вы - знаменитый человек, господарь, потому порой люди на карнавал наряжаются Владом Дракулой.

- Самозванцы!

- Это в шутку, не всерьез. Если придет несколько человек, наряженных Дракулой - тогда они будут устраивать состязания, кто из них сильнее похож на Дракулу, то бишь на вас. Вот и лавочница приняла вас за лицедея, который наряжается Дракулой, потому и сказала - "вылитый Дракула". Никто не догадается, что вы и есть настоящий Дракула.

- Хм... Умно. В общем, Штефан, скажи, где-то в Румынии остались места, не захваченные османами? Борьба продолжается или турки полностью поработили край?

Штефан покачал головой.

- Здесь нет турок, господарь. Румыния не платит никому дань.

- Да я тут сразу же двоих стражников повстречал - турки турками.

- Это наши турки. То есть, они турки только по национальности, но это румынские подданные, они служат Румынии.

- Значит, надо постараться, чтобы так оно и осталось, - сказал я. - Что с боевыми действиями? Далеко ли османы?

Штефан вздохнул.

- Такое дело, господарь... Турки - в Турции.

- Сейчас - может быть. Они могут прийти снова в любой момент.

- Не могут, господарь. В общем... турки теперь наши союзники.

Я остановился, как вкопанный.

- Да ты смеешься надо мною?

- Разве ж я бы посмел, господарь? Турция теперь - наш союзник. Между нами договор о взаимопомощи, если кто-то подвергнется нападению.

- Боже мой, Штефан, это вообще как?! Нет на свете ничего более глупого, чем договор с султаном, он не держит слова, данного христианам!

- Согласен, господарь. Только... нет больше никакого султана. Турки его свергли и прогнали.

И вот тут я захохотал - громко и от души. Турки прогнали султана? Воистину, вот первая хорошая вещь, которую басурманы сделали со дня сотворения мира!

- И что теперь в Турции? Кто там правит?

- Президент. Это примерно как господарь, но временный. Народ сам выбирает правителя на определенный срок. Когда срок заканчивается, народ решает, хорошо ли президент правил и следует ли позволить ему править еще один срок или выбрать другого.

- Забавно... А против кого мы союз-то держим?

- А ни против кого. В этот союз входит много государств. Если кто-то нападет на одно из них - это будет нападением на всех сразу. Румыния ни с кем не воюет. Господарь, ты, небось, проголодался?

О, это вопрос очень своевременный: в последний раз я позавтракал перед решающим сражением с каруями, то есть где-то полтора-два дня назад. После этого в моем рту побывало только яблоко с дикорастущей яблони в том непонятном месте, куда чертов кулон меня отправил после битвы.

- Хм... Да, что есть, то есть.

- Тогда обожди минуту, я сейчас.

Он вошел в какую-то дверь и вскоре появился, неся в руках два мешочка, которые на деле оказались бумажными – один мне, другой себе. Внутри я нашел небольшой круглый белый хлеб, разрезанный горизонтально, между двух его половинок находились котлета, что-то белое и какая-то зелень. Кроме хлеба с котлетой, там была еще коробочка – тоже из бумаги, но толстой и плотной – внутри которой я нашел странные желтоватые ломтики, явно жареные в масле.

На вкус эти ломтики оказались съедобны, но вкус… необычный.

- Штефан, а что это такое?

- Это картофель, господарь.

- Я слова такого не знаю.

- Овощ такой, из заморских стран привезенный.

- А-а, тогда понятно.

Мы присели на скамью – да, тут есть странный обычай ставить скамьи не в домах, а просто под открытым небом – и принялись за еду. Вкусно. И не потому, что я голоден: хлеб хорош, мясо тоже, картофель я распробовал и нашел его вполне вкусным. Оно и ясно, зачем из-за моря везти гадости?

- А что это за дверь-то? Корчма?

- Вроде того.

Еду я оценил по достоинству: неплохая очень даже. Пока ел – наконец-то осмотрелся вокруг как человек, а не как зверь загнанный. Город, люди – все незнакомое, но видно, что живут хорошо. Нищеты не видать, дома солидные, одежда на людях без злата-серебра, но добротная.

- Слушай, господарь, - сказал Штефан, - а какими судьбами ты тут оказался?

Я проглотил кусок хлеба и хмыкнул.

- Знаешь, Штефан, со мной приключилось такое, что я даже рассказывать не хочу. Ежели б мне такое кто рассказывал – вот уж я хохотал бы… Хотя мне-то было совсем не весело, я несколько раз голову едва не сложил, но ежели начну рассказывать – ты не поверишь просто. Я бы не поверил нипочем, а ты, погляжу, не глупее меня.

Он усмехнулся:

- Во что я бы никогда не поверил – что тебя тут повстречаю, а вот поди ж ты, повстречал.

Я сунул руку в карман и достал колдовской кулон.

- Гляжу, тут много вещей непонятных, которые мне – невидаль, а тебе привычны. Может, ты тогда знаешь, что вот это за штука такая?

Он нахмурился.

- «Обагренный кровью, откроет врата водяные», если я латынь верно перевел.

- Так и есть.

- По правде, первый раз такое вижу.

Я вздохнул.

- Этого-то я и боялся… В общем, вот этот-то кулон меня сюда и привел такими путями, что даже и рассказать нельзя.

Штефан скомкал бумажный мешочек и бросил в металлический ящик, установленный возле скамьи. Я заглянул внутрь, увидел там всякий мусор, догадался, что здесь придумано в такие ящики мусор выбрасывать, и тоже бросил туда свой бумажный мешочек от еды. Вернусь домой – и в Бухаресте тоже такое новшество появится.

- Благодарствую, Штефан. Уф-ф, передохнул – надо дальше идти. Правда, мне бы хоть узнать, в какой стороне мой дом…

- Вон в том, господарь. Идем.

- У тебя есть план?

- Есть, смутный немного, но есть.

Не прошли мы и десяти шагов – как тут к нам подходят двое, молодая девица и парень. На меня смотрят, улыбаются и девица что-то говорит.

- Штефан, чего говорят-то? Кажется, они меня узнали?

- Да ничего особенного, принимают тебя за лицедея, как я и говорил. Мы от них легко отделаемся. Господарь, стань вот тут, гордо так подбоченясь, и на меня смотри будто бы свысока так, высокомерно. Вот, замечательно. Не двигайся.

Он обменялся с ними парой фраз, девушка дала ему какой-то черный прямоугольный предмет, затем парочка стала возле меня, Штефан взял ту штуку, подержал, вернул обратно девушке, они что-то сказали, улыбаясь. Звучит знакомо, но непонятно.

А затем они пошли своей дорогой, девица довольно фамильярно помахала мне рукой.

Ну а мы – своей.

- Что это было, Штефан? Чего они хотели?

- М-м-м… Сделать портрет на память вместе с Владом Дракулой. Та вещь, что у меня в руке была – она тут вместо художника. Больше не надо часами позировать – секунда и готово.

- А холст где?!

- В другом месте. Та черная штука запечатлела вас троих и потом сама нарисует портрет.

- У нее даже руки нет, чтобы кисть держать!

Он вздохнул.

- Ну, господарь, это почти как магия. Рассказать трудно, я бы показал при случае, как это происходит. В общем, та штука запоминает образ, а потом другая штука этот образ рисует на бумаге. Ну просто раз и из особого ящика вылезает готовый портрет. Эти штуки очень сложно устроены, сложнее, чем повозки без лошадей.

- Понятно. Так, на чем мы остановились?

- На той штуке, которая якобы открывает врата водяные.

- Якобы?! – возмутился я. – Да вот ни черта не якобы!

- Что, вот так вода берет и расступается? – спросил Штефан. – Или что происходит?

Я вздохнул.

- В общем, слушай, коли любопытно очень… Врат как таковых, ну, со створками, не было. Подкараулили меня люди Лайоты Басараба, когда я с малой свитой ехал. Погоня настигла меня на мосту, ну и в схватке один меня с лошади стащил, я его саблей полоснул по шее – и оба в реку полетели. Я едва выплыл: панцирь на дно потащил, в глазах уж померкло... А как с божьей помощью на берег выбрался, оглянулся – а реки нет. Я на песчаном берегу, позади – сколько глаз хватает, одно море сплошное. Вот так. Да еще такая штука, что в реку я упал пополудни, а на берег выбрался поутру!

- Вот это оказия, - пробормотал Штефан. – И что было дальше?

- Так это еще не оказия, так, присказка, сказка-то впереди. Штефан, ты когда-нибудь слышал о том, что где-то в Черном море есть «Восемь островов», на каждом из которых свой город, некоторые даже побольше Бухареста?

- Не-а, господарь. В Черном море нет ни одного острова с городом вообще.

- Вот и мне так показалось. Что еще более странно – на тех островах слыхом не слыхивали ни о Валахии, ни о Греции, ни об османах. Ни один известный мне язык там не понимают. Там даже звезды ночью другие какие-то, их много и они яркие. Светлей ночью, чем у нас тут. Не буду рассказывать всю историю целиком – но недели две я на этих островах воевал с варварами, которые называются каруями, помогал островитянам от них отбиваться.

- Каруи? Первый раз слышу.

- Вот и я впервые о них узнал. Темнокожие такие дикари на длинных лодках, типичные морские налетчики. Ведь нету таких нигде на Черном море.

- Нету.

- То-то и оно. Но и это еще не конец сказки. В общем, победили мы. Такое поражение дикарям нанесли, что выжившие на века своим закажут дорогу на те острова. Но в самом конце, после того, как я прорвался и за миг до падения с лодки в море убил их вождя – снова полетел в воду в обнимку с врагом, хлещущим кровью из горла. С жизнью попрощался уже – ан нет, выныриваю – снова стою в речке, и воды мне по грудь. Ни моря, ни островов, ни лодок, ни спасающихся бегством дикарей, ни звуков битвы – ничего. Вот так оно происходит: если ты падаешь в воду и на этот кулон попала капля вражьей крови – то выбираешься из воды не там, где упал, а в совершенно другом месте и из совершенно другого водоема!

Штефан смотрит на меня как-то настороженно.

- О, ну вот, я же говорил, - хмыкнул я, - что поверить в такое просто нельзя на трезвую голову. В общем, забудь, это я так, пошутил смеха ради.

- Нет-нет, господарь, история-то интересная, - поспешно ответил Штефан. – Ты упал в море и… выбрался из реки уже тут?

- Да вот если бы! В другом месте. Я даже не уверен, что это вообще место в царстве земном, потому что единственные признаки чьего-то присутствия – мост через речку да указатель дорожный, на котором надпись вроде как на латыни – но непонятная. А единственное встреченное там существо оказалось адским цербером.

- Цербер? Хм… Господарь, а можешь вспомнить, что там на указателе написано было? Первые буквы хотя бы?

- Ну… Первые – «Р», потом «a», «u»… да, первые четыре буквы можно прочитать как «Паул», а потом еще не то «хак», не то «хац»…

Штефан достал из кармана штуку, очень похожую на ту, которая делает картины, у нее засветилась разноцветным одна сторона.

- Ого, у тебя тоже такое есть, Штефан?

- Такое тут у всех есть, господарь. Сейчас… Так не выходит, а так… О. Взгляни, господарь – это слово?

На белом светящемся месте – черные буквы. Надписи не понятны, но одно слово… «Paulhac».

- Да, припоминаю, оно и было.

- Это читается как «Полак». Название деревни.

Я приподнял брови:

- Так ты знаешь, где это?

- Во Франции. Господарь, а что за зверь тебе встретился?

Я поежился.

- Сатанинское отродье. Шкура – в черную и рыжую полоску…

- Тигр, что ли?

Я тяжело вздохнул.

- Штефан, ты меня за кого принимаешь? Уж я-то тигра узнаю, я их в отрочестве, когда жил у османов, видал при дворе султана. Нет, это совершенно точно не тигр: господь свидетель, он в три раза больше был. И потом, от тигра у него только шкура. Морда длинная, длиннее, чем у волка, тонкая, раскрывается широченно, зубы – мать моя женщина, да еще и клыков у него в верхней челюсти не два, а четыре, понимаешь? Ну и главная деталь, по которой я сразу понял, что тварь эта – Сатаны дитя… Копыта. У него на ногах на каждом пальце по копыту. И не смотри на меня такими глазами, я копыта не только видел, но и слышал, когда он за мной гнался.

- Невероятно… И как ты от него убежал, господарь?

Я хмыкнул.

- А никак, попробуй убеги от зверя… Ну то есть он был медленный и неуклюжий – для твари плотоядной. Но на двух ногах поди убеги. В общем, как встретил я его – так сразу же повернулся и припустил, как никогда в жизни не бегал. Ну и обратно до моста добежал – и там-то он меня и настиг. Я ему в морду выстрелил из пистоля, пустил в ход саблю и кинжал – ну и вышло так, что он меня с ног сбил, зубами поперек туловища схватил – пасть у него такая, что ребенок бы целиком уместился! – но кольчуга спасла, и я ему в глаз кинжал-то и всадил, благо у него глаза не спереди на голове, как у волка, а по бокам, как у свиньи.

Штефан потыкал пальцем в ту штуку, что письмена пишет, и показал мне картинку.

- Вот, это он?

Я покачал головой.

- Не-не. Тут общего только шкура полосатая да морда длинная. Только это вот похоже на тигра, которому прицепили удлиненную волчью морду. Тело стройное, лапы длинные… А тот зверь – он ну совсем не похож на тигра. Туша больше, скорее на кабанью похожа, ноги короткие, грация свиньи, одним словом. Кабан и тот пошустрей будет. Я ж тебе говорю: зверя этого Сатана породил, чтобы людей губить. Потому как ни коня, ни лань, ни даже собаку с кошкой чудище не догонит нипочем. Плотоядный зверь, который никакую добычу поймать не может, окромя человека пешего – тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, у такой твари назначение одно – людей пожирать.

- Это эндрюсарх, - сказал Штефан.

- Кто-кто?!!

- Эндрюсарх. Вымерший зверь из допотопных времен, которого Ной почему-то с собой не взял, скажем так. Скорее всего, он был падальщиком, питался падалью или отбирал добычу у хищников помельче.

- Откуда ты знаешь про него, если он допотопный?!

Штефан пожал плечами:

- А тут секрета нету. Кости в земле остаются, и так уж вышло, что я – ученый муж, чья работа – изучать историю, выкапывая из земли то, что там осталось от прежних времен. Удивительно, что эндрюсархи дожили до событий в Жеводане… Видимо, это был последний из них.

- Что за Жеводан?

- Провинция во Франции. Это ты, господарь, видимо, «жеводанского зверя» встретил. Так-то на его счету немало жертв. А потом что было?

- А потом мы с моста в реку полетели. Точнее, он упал и меня потащил, я-то у него в пасти, можно сказать, был. Видишь, последнее время я только и делаю, что в воду падаю с врагом в обнимку.

- А дальше?

- А дальше я вылез из реки прямо тут, ну и сразу с янычарами нос к носу столкнулся… У них почему-то из оружия одни дубинки, да и те мягкие, ну и сосуды, чтобы в глаза ядом брызгать… Я их отделал, конечно, но тут еще четверо появились. Меня поколотили, скрутили, потом иглой отравленной укололи, ну и попал я в застенки. Там уж не знаю, сколько в дурмане валялся – но вырвался вот. Старшему янычару или кто он там славно рожу начистил. Пусть знает, нехристь.

- Вообще-то, он христианин, - сказал Штефан.

- Только крест у него на шее ни черта не православный.

- Крест? Круглый такой?

- Да… И в нем будто след лапы куриной.

- Это не крест, господарь. Это пацифик.

- Что это?

- Так называется знак пацифистов. Пацифисты – люди, которые исповедуют мирную жизнь и отказ от войны. Видишь ли, господарь, он не янычар и не офицер. Он врач.

- Кто?

- Врач. Врачеватель. Целитель. Лекарь. То здание, откуда ты сбежал – лечебница.

Вот теперь я действительно удивился.

- Лечебница?!!

Штефан вздохнул.

- Да. В ней лечат душевнобольных.

- Я что, похож на душевнобольного?!! – возмутился я.

- Что ты, господарь, ни капельки. Сейчас не похож. А теперь взгляни на себя со стороны. Вот два стражника видят, как из реки выбирается человек в кольчуге, мокрый и растрепанный. Те два «турка» подошли к нему спросить, все ли с ним хорошо… И он набросился на них с кулаками. Добавь сюда то, что ты похож на Влада Дракулу…

- Так я и есть Влад Дракула!

- Да-да. Только я ведь говорил – тут никто не ожидает встретить Влада Дракулу. А вот лицедеи им порой наряжаются. Понимаешь, господарь, есть такая болезнь – мания величия. Больные ею часто считают себя кем-то великим. В той лечебнице уже и так двое Дракул, три Иисуса Христа и четыре султана. Все эти люди просто больны, они всерьез верят, что они – Папа Римский, Иисус, Люцифер и кто угодно еще.

- Но я-то настоящий!

- Конечно, - согласился Штефан, - но это знаем только ты и я. Врач бы еще смог отличить настоящего воеводу валашского от больного человека – но ты побил его и сбежал до того, как он сумел разобраться в этом.

Я почесал затылок.

- Некрасиво вышло… Только слушай, Штефан… А ты-то откуда все это знаешь?!

- Дело в том, господарь, что я как раз и шел в лечебницу. Поскольку я – ученый человек, то врач пригласил меня, чтобы я определил, настоящий ты Дракула или самозваный.

- Ах вот оно что… Да, некрасиво вышло с лекарем. Но после отравленных игл извиняться перед ним не буду.

Мы свернули налево, и тут я увидел сбоку сооружение, сильно отличающееся от всего, что я уже видел в этом городе. Оно показалось мне знакомым: видал я много таких укреплений, даже чем-то напоминает мою собственную крепость, но побольше немного. А вот состояние не аховое, да и вообще, на фоне здешних впечатляющих зданий невероятной высоты выглядит жалко.

- Это Куртя-Веке, «Старый двор», - пояснил мне Штефан. – Самое старое строение в этом городе.

- Похоже на мой собственный двор, только побольше слегка, - кивнул я. – Колонны, мне кажется, несколько лишние, но как укрепление явно уже не используется, видно, что заброшено.

Прямо перед двором я увидел надгробие в виде колонны квадратной, а на ней – бюст, бронзовый или чугунный.

И на колонне – надпись латынью: «Влад Цепеш».

- Хм, Цепеш… Это случаем не владелец ли той лавки, откуда наряд, тут похоронен? – спросил я.

Штефан как-то странно на меня взглянул.

- Это не могила. Это памятник.

Я взглянул на бюст – видно, что мода в этих краях мне знакома, каменная шапка чем-то напоминает мою. А вот лицо какое-то лихое, что ли.

- Ах вот оно что… Это его усадьба, значит?

- Вроде того, - кивнул Штефан и остановился. – Ну, вот мы и на месте.

- Как – на месте? – нахмурился я. – Мы будем ждать тут караван до Бухареста или что?

Штефан медленно покачал головой.

- Понимаешь, господарь, ты не сможешь поехать отсюда в Бухарест.

- Почему?!!

- Потому что этот город и есть Бухарест. Добро пожаловать домой, господарь.

Я скептически гляжу на него.

- Ты издеваешься, Штефан?

- Нет, господарь. Это действительно Бухарест, и Куртя-Веке – тот самый княжий двор, построенный твоим дедом Мирчей Старым, затем достроенный тобой и перестроенный теми, кто был после тебя. Понимаешь, господарь, с того момента, как ты, предположительно, был убит или пропал, прошло пятьсот пятьдесят лет.

Я на время утратил дар речи, а когда снова смог говорить, выдавил из себя только один вопрос:

- Как?!!

Штефан пожал плечами.

- Этого я знать не могу. Я и сам удивлен… Вообще-то, я не верю в колдовство, да и никто нынче не верит. Но если мы примем за непреложную истину все, что ты рассказал, то два момента обращают на себя внимание. Ты упал в реку, спасаясь от убийц, пополудни, а когда выбрался?

- Упал пополудни и осенью… А море на берег меня вынесло поутру и, видимо, весной…

- И второе. «Жеводанский зверь» пожирал людей почти через триста лет после твоего исчезновения, и с тех пор прошло еще двести пятьдесят лет. По всему видать, что «врата водяные» ведут не только через расстояние, но и сквозь время.

Я вздохнул, а затем взглянул Штефану в глаза.

- Значит, Штефан, ты обманул меня, когда говорил, что не раз видел меня у дома моего, не так ли?

Он покачал головой.

- Нет, не обманул. Ну только если совсем немножко. – И указал на памятник.

- Погоди, но это памятник тому торговцу, Цепешу!

- Нет, господарь. Это памятник тебе. А та лавка называется «Сокровищница Цепеша» просто для красного словца, она продает сувениры, карнавальные костюмы Дракулы и прочие вещи из прошлой эпохи. Название как бы говорит о том, что в лавке продаются такие же вещи, как и те, которыми владел ты.

- Но я Дракула, а не Цепеш!

Штефан кивнул.

- Уже после твоего исчезновения турки прозвали тебя Казыклы-беем[2], и это прозвище «вернулось» в Валахию и стало прозвищем «Цепеш», то бишь тебя помнят как Влада Дракулу и как Влада Колосажателя. Именно под последним прозвищем ты запомнился миру сильнее.

- Это несправедливо! – возмутился я. – Я защищал христиан православных, сражался с богомерзкими турками, вызволял пленников, правил Валахией честно и справедливо, основывал монастыри – и меня не запомнили ни «Защитником», ни «Основателем», ни «Честным»! Стоило мне один раз посадить на кол нескольких дезертиров, ибо есть они не мужи, но жоны – и меня навеки прозвали Колосажателем?!! Где справедливость?!!

- Так ли уж один, господарь? А как же бесчисленные тысячи пленных турок, которых ты вдоль дорог на колья насаживал?

- Бесчисленные тысячи?! Ты серьезно?

- Ну, говорят о разных количествах, сто тысяч или всего двадцать тысяч. Не было такого?

- М-да… Штефан, ну ты же ученый муж, у тебя голова не только чтобы есть в нее! Ну подумай сам, у султана войско было тысяч сто с небольшим – как я мог всю его армию на колья посадить?! Нет, колья-то были, только я на них насаживал убитых османов, а не пленных. У меня самого всего-то семь тысяч воинов было – как ты себе представляешь пленение двадцати тысяч турок?!!

- Звучит разумно, - согласился Штефан, - но времени прошло так много, а летописей сохранилось так мало…

Я вздохнул, бросил последний взгляд на заброшенный двор и колонну с памятником и медленно побрел прочь. Штефан пошел рядом.

- Послушай, Штефан… Если это Бухарест… почему все говорят на неизвестном языке?

- Потому что это современный румынский язык, господарь. Тот, на котором говорим мы – ромейский, старорумынский. Нынче на нем не говорит никто, его знают только ученые мужи, которые изучают историю, вроде меня.

- Что ж… Расскажи мне, как теперь в Валахии житье-бытье, спустя пять с лишком столетий?

И мы неторопливо двинулись прочь: мне больше некуда спешить. Я все-таки вернулся домой – спустя пять с половиной сотен лет.

Мы брели по скверу, и Штефан рассказывал мне об огромной стране, населенной тысячами тысяч, о том, какие вещи изобрели люди за это время. Впереди неспешно несет свои воды река – да, это Дымбовица. Вокруг меня изменилось все, мой собственный дом был много раз перестроен и в итоге заброшен: в городе, состоящем из огромных зданий с окнами во всю стену крепости больше не нужны.

И только Дымбовица и ее шелест оказались неподвластны времени.

Мы пересекли улицу и вышли на мост.

- Скажи, Штефан, а велика ли армия румынская?

- Семьдесят тысяч человек.

- Эх-х-х… Мне бы такую тогда… Я бы всю османскую империю на колу повертел… Только тогда у меня у меня взрослого мужского населения столько же или чуть больше было… Нынче это большая армия?

- Довольно большая, хотя есть и намного большие. Только нынче размер армии имеет не очень важное значение. В последний раз война на территории Румынии шла более семидесяти лет назад, а новых не предвидится.

- Семьдесят лет без войны… Подумать только…

Позади раздался пронзительный гудок, исходивший от повозки-без-лошадей. Я оглянулся через плечо и увидел человека, которого уже видел до этого… и даже не один раз.

- За нами следят, Штефан.

- Я знаю, господарь. Волноваться не о чем.

- Ты недоговариваешь.

Он вздохнул.

- Это переодетая стража. Они идут за нами почти с момента нашей встречи.

- Ты знал, но не сказал?

Штефан кивнул.

- Это я попросил их не вмешиваться.

- Но ты же не говорил ни с кем?! Тайным знаком?

Он показал ту самую штуку, которой изображал «зверя».

- Вот этим. Это телефон, с его помощью люди могут говорить друг с другом так, словно стоят рядом, хотя на самом деле могут находиться хоть в разных концах света. Врач позвонил мне и страже и сообщил о твоем побеге. Я отыскал тебя раньше стражи и сказал им, что попробую обойтись, так сказать, словами, а не силой… Но они идут следом, просто на случай, если ты снова начнешь бить людей.

И тогда я все понял.

- Ты просто подыгрывал мне, не правда ли, Штефан? Ты с самого считал, что я – просто еще один душевнобольной самозванец, и делал вид, что веришь, хоть и не верил.

Мы стоим на середине моста и смотрим вдаль.

- А ты сам скажи мне, господарь, если бы к тебе пришел кто-то и назвался именем человека, который жил за пятьсот лет до тебя – ты поверил бы?

Я покачал головой.

- Нет, не поверил бы. Не живут люди столько.

- Вот то-то и оно, господарь.

- Перестань уже кривляться. Это твое «господарь» звучит насмешкой… Коли ты ученый муж – у тебя, надо думать, есть дела поважнее, чем трепаться с душевнобольным, не так ли?

- Да вот не все так просто, - сказал Штефан. – Я бы предпочел держаться от душевнобольных подальше, но… я нашел загадку, которую не смог разгадать, и потому пошел в лечебницу тебя повидать, а когда ты сбежал - вызвался тебя, так сказать, «поймать»… Понимаешь, господарь, я ловил тебя на ошибке все время с самого начала… и не поймал.

- На какой ошибке?

- На любой, которая докажет, что ты – просто больной человек, а не историческая личность из далекого прошлого. Начнем с того, что стражники были вооружены – но ты этого не знал. Нынче пистоли выглядят совсем не так, как в пятнадцатом веке, и ты не отнял у них оружие, потому как не распознал его.

- Если они были вооружены – отчего ж не применили?

- Порядки нынче другие, господарь. Стража не может убивать невооруженных людей. А тем более душевнобольных, к коим они тебя сразу причислили… Далее, было много деталей, по которым я определил бы в тебе современника – но ты обошел все ловушки. Ты знаешь, что в старину язык валахов назывался ромейским, а валашским его называли чужаки. Ты спросил меня про картофель, ведь его привезли в Европу после твоего правления. Ты не знал, что Цепеш – это твое прозвище, и не узнал свой перестроенный двор. Наконец, ты говоришь на староромейском лучше меня, а я владею им едва ли не лучше всех в мире, людей, которые вообще говорят на нем, можно пересчитать по пальцам, и я знаю их всех в лицо. Ты знаешь многие детали, которые знают только специалисты-историки вроде меня. Ты чертовски хорошо дерешься, а между тем люди вроде меня редко обладают воинскими доблестями и достоинствами. Еще ты описал эндрюсарха и не попал в ловушку, когда я тебе его показал.

- Какая ловушка?

- Никто никогда не видел живого эндрюсарха, и я показал тебе картину, нарисованную художником давнее. Художник представлял его себе неправильно. Нынешнее представление об этом звере иное. Если б ты «узнал» его на изображении, я понял бы, что ты самозванец. Ты не попался на ловушку с Жеводаном, ведь если бы ты знал заранее о жеводанском звере – ты не спросил бы, что такое Жеводан. Ты бы сочинил, что на указателе написано «Жеводан» - но Жеводан это графство, а не населенный пункт.

Я вздохнул.

- Но раз все это знаешь ты – это может знать и другой человек. И что?

- Да, я предполагал, что это мастерская мистификация – но людей, способных ее провернуть, я знаю в лицо, и среди них нет никого, хотя бы отдаленно напоминающих существующий портрет Дракулы, и уж тем более они не способны драться так, как ты. Да, все это все же может быть розыгрышем, но… Есть одна загадка, которую я так и не решил.

- Какая? – хмуро спросил я.

И он вынул из кармана две золотые монеты. Обе мои, но одна – в прозрачном футляре.

- Деньги Дракулы. У тебя изъяли две такие, и одну из них отдали мне, чтобы я определил ее подлинность. Вот она. А вот эта, вторая – моя. Ею владел мой отец, а до него – мой дед.

- Хм… Если мое золото перестало ходить, они же могли переплавить?

- Нет-нет, что ты. Эта монета стоит много больше, чем золото, из которого она состоит, потому что это историческая и культурная ценность. И в музее, где я работаю…

- Где-где?

- Паноптикум. Место, где хранят и изучают древние вещи. В нем тоже есть деньги, отчеканенные тобой или твоим отцом, Владом Дракулом[3]. Я мог бы предположить, что человек, готовившийся к мастерской мистификации, создал даже точные копии старых монет или раздобыл настоящие древние монеты, но… Понимаешь, господарь, изъятая у тебя монета не может быть ни подделкой, ни настоящей.

- Это как? – удивился я. – Тут как бы третьего не дано, либо деньги настоящие, либо фальшивые.

- В том-то и загадка. Твоя монета – не настоящая и не подделка.

- Как такое может быть?

- Смотри. Ныне ученые мужи могут определять очень многое. Я с удивлением определил, что монета, которая была у тебя, сделана из того же золота, что и настоящие.

Я почесал затылок.

- Ну золото оно и есть золото, разве нет?

- Да, но не совсем. Всякое золото содержит примеси, даже если их очень мало. По этим примесям можно определить источник золота. И потому, если я отчеканю твою монету – ее легко распознать по иным примесям. Она будет уже из другого золота, чем то, из которого чеканил ты. Вторая деталь – чеканный станок. Ты чеканил ту же монету, что и твой отец, но станки порой менялись. Ученые способны определять, если две монеты сделаны на одном станке. Так вот, эта монета совпала с одной из тех, что в музее, датированной периодом, когда ты только родился. Ее отчеканил твой отец, и потом чеканный станок был заменен. Где же ты взял давно утраченный станок, чтобы изготовить еще одну новую монету?

Я хмыкнул.

- Простое объяснение, Штефан. Эта монета выглядит новой, потому что много лет не по рукам ходила, а лежала где-то в кубышке. Ее действительно мог отчеканить мой отец.

И тут он покачал головой.

- В том-то и дело, что нет. Есть такая штука, как радиоизотопный анализ…

- Ради… чего, блин?!

- Ох. Просто считай это магией. Так вот, твоя монета примерно на пятьсот пятьдесят лет моложе той, которая досталась мне в наследство. Если бы ты взял другое золото для чеканки – я бы это определил. Если бы ты взял старые монеты, переплавил, что само по себе уже варварство, и отчеканил новую – ей все равно было бы столько же лет, как и другим монетам, ведь возраст золота тот же. И вот отсюда вытекают только два возможных варианта. Либо ты нашел способ очень точно подделать алхимический состав золота, что вряд ли возможно, либо по какой-то причине для этой монеты прошло на пятьсот пятьдесят меньше лет, чем для других.

Мы несколько секунд молчали, обдумывая случившееся. Да уж, чертов кулон сыграл со мной ну очень злую шутку.

Штефан заговорил снова:

- В общем, шел в лечебницу с надеждой, что ты раскроешь мне этот секрет. Но теперь чем дальше, тем сильнее меня донимает мысль, что, может быть, есть у мироздания секреты, нам пока не доступные. Если бы мне удалось тебя поймать на исторической неточности – я бы понял, что это мистификация. Но я не поймал.

Я усмехнулся.

- То есть, ты начинаешь верить, что я все-таки настоящий Влад, воевода валашский?

Он вздохнул.

- Могу ли я, человек науки, поверить в колдовство? Нет, пока не увижу сам. Но теперь в моей душе поселилось сомнение.

- И что дальше будет?

Штефан пожал плечами.

- Не знаю. Но тебе в любом случае не поверит никто. Тебе придется как-то объясняться с полицией – ну, то бишь стражей. Ведь ты все-таки крепко побил двоих и тем четверым, что потом подоспели, тоже задал трепку.

- Да уж, я еще и лекаря и двоих его мордоворотов отдубасил…

- Самый простой способ – признать, что ты немножко душевнобольной. По нынешним законам душевнобольные не могут быть наказаны за преступления против закона, их лечат, а не сажают в тюрьму.

Я хмыкнул.

- Ага, лечат. Ядовитые иглы, рубашка со связанными рукавами… Вот уж лекарь этот будет рад меня лечить.

Штефан покачал головой.

- Уколы снотворного и смирительные рубашки – для буйных, опасных больных. Ты принесешь извинения побитым стражникам и скажешь, что принял их за турок. С врачом мы договоримся и он подтвердит, что у тебя мания величия и ты веришь, что ты Влад Дракула.

- Ага, после того, как я его отделал, он будет очень рад договариваться.

- Чтоб ты знал, господарь, после того, как ты сбежал, он по телефону оповестил полицию и попросил их обойтись с тобой помягче, поскольку ты болен и не отвечаешь за свои действия. Он врач, его специальность – душевнобольные, которые порой бывают опасны. Он знал, на что шел, и не держит на тебя зла.

Я помолчал. Теперь я должен прикинуться душевнобольным, чтобы избежать очередной тюрьмы. Унизительно. С другой стороны…

Что, если не было никаких чудес и я – действительно всего лишь больной человек?

- Слушай, Штефан… Если я не Дракула – то где могила самого Дракулы?

- Неизвестно. О том, как он погиб, имеются очень противоречивые сведения.

- То есть, исключить того, что я рассказал правду и все случившееся со мной действительно произошло, ты не можешь?

- Не могу.

- Но и поверить не можешь.

- Трудно поверить в магию. Хотя тут есть варианты… Положим, ты помнишь, где случались твои сражения с османами?

- Конечно!

- А вот мы, историки, этого не знаем. Если ты скажешь нам, где произошла битва, мы проведем там раскопки и найдем следы – оружие, останки погибших и так далее – то это будет сложно объяснить иначе, кроме как если ты и правда Дракула.

Я вздохнул.

- А скажи мне, что было в Жеводане и чем кончилась та история?

- Там не все однозначно. Жеводанский зверь терроризировал людей три года, убив почти две сотни душ, но в конце концов его убили. Дважды охотники убивали волков-людоедов, и после второго нападения прекратились. Потому считают, что первый волк не убивал людей, а только подъедал добычу второго. Но очевидцы не признавали в звере волка, его иначе описывали. Второй «волк» был необычным, потому есть сомнения, а точно ли это был волк. Из него сделали чучело, но потом оно пропало. Так что есть версия, что убийцей был не волк, а другой зверь, волки лишь доедали за ним. На роль жеводанского зверя выдвигали множество зверей… в том числе по описанию он был похож и на эндрюсарха, непонятно как дожившего до наших дней. В пользу эндрюсарха говорит его склонность к людоедству: это был неуклюжий зверь, он питался падалью, поскольку не мог охотиться, как волки или тигры, на других животных. Из всей живности от него не мог убежать только человек.

- Значит, могло статься так, что зверь упал в реку, поскольку я вогнал ему в глаз кинжал, и его больше не видели, а волков приняли за него?

- Если убийство второго волка совпало с твоим появлением и убийством эндрюсарха – то могло.

Я вздохнул. Все становится на свои места.

- Что ж, Штефан. У меня к тебе просьба. Во-первых, извинись за меня перед стражей и лекарем. Во-вторых… - я вынул из кармана свой последний золотой и отдал ему. – Держи. На добрую память. Исследуй его, или что там вы делаете с древними монетами.

- Погоди, что ты делать собрался?

Я улыбнулся.

- Ну, давай взглянем на эту историю моими глазами. Представь на минуту, что все, мною пережитое, действительно случилось. Что кулон действительно переносил меня через пространство и время. И что выходит?

- Что?

- Во-первых, я попадаю куда? На острова, населенные добрыми, кроткими людьми, страдающими от ужасных дикарей так же сильно, как моя Валахия – от османов. Причем попал именно в самый разгар очередного набега. Я помог островитянам сражаться, поднял на борьбу, возглавил их, обучил и выиграл войну, нанеся дикарям страшное поражение, от которого оправиться не так-то просто. Понимаешь, если этот кулон властен над пространством и временем – он мог отправить меня куда угодно. Но он отправил меня именно туда, где я был очень нужен. Во-вторых… я падаю с лодки в воду, убив верховного вождя каруев, и кулон переносит меня куда? В этот самый Жеводан, где страшный зверь годами жрет людей. Если в первый раз я встретился с врагом, лишь только отойдя от берега, то во второй я успел только выбраться из речки, высушить и зарядить пистоль, немного пройти по дороге вдоль речки – и вот я встречаю неуловимого зверя, которого не могли убить три года.

- И что? – нахмурился Штефан.

- На свете множество месте и множество времен, где не происходило ничего. Но я не попал туда, где тишь да благодать. Кулон дважды открыл предо мною врата водяные именно туда, где я сразу же встретил врага, будь то дикари или чудовище допотопное. Совпадение? Вряд ли. Больше похоже на то, что кулон отправил меня не просто абы куда, а туда, где я был нужен, и не просто так, а для того, чтобы я сразился с кем-то, будь то кровожадный зверь или кровожадные дикари. Это похоже на чей-то замысел.

- Но теперь ты аккурат попал туда, где тишь да благодать, господарь, на стражников ты по ошибке набросился.

Я усмехнулся и несколько секунд смотрел в небеса.

- Не совсем так. Я попал не просто куда-то, где тишь да благодать. Я попал домой. Я попал в родную Валахию как раз в тот момент, когда я тут не нужен. Когда тут все хорошо. Это только подтверждает то, что я подозревал ранее.

- Что именно?

- Ну смотри… Вот эти громадные дома, эти повозки, так резво едущие сами, эти хитроумные штуки, которые есть у каждого. Бухарест превратился в огромный город, в котором так много людей… Это все валахи, да?

- Валахи, трансильванцы, молдаване – но это в прошлом. Теперь мы все румыны. Ну и приезжие тоже есть.

- Многочисленный народ, с хорошо одетыми людьми, вкусной едой, большой армией… Тут кто правит-то?

- Как и в Турции – президент. Временный выборный воевода.

- А смена власти как происходит? Миром или с войной?

- Никакой войны.

- А как же армия?

- Армия не присягает воеводе. Она теперь присягает стране и народу. Воеводы выбираются всенародным голосованием. Кто выборы проиграл – уходит с поста.

- Ну вот. Я вот этого себе представить почему-то не могу, но верю. Страна, которая вот уже семьдесят лет не воевала… Подумать только… Не выпало мне счастья такого, но я рад, что оно выпало хотя бы нынешнему поколению. Значит, я сам воевал не напрасно… В общем, по всему получается, что я тут больше не нужен. Так почему я тут? Это не случайно. Это план господа. Дважды он послал меня туда, где нужно было победить зло. Я не подвел господа нашего, и в награду господь позволил мне увидеть родной край спустя много веков. Он позволил мне увидеть процветание страны и благополучие народа. Он позволил мне даже увидеть памятник самому себе… Это так приятно – знать, что меня не забыли. Правда, слава дурная, видать, но…

- Ну почему дурная. В Румынии тебя помнят, как народного героя. «Колосажателем» тебя ведь турки прозвали, а не валахи.

- Ну так могли бы прозвать как-нибудь благозвучнее, - проворчал я. – В общем, увидеть родину в момент такого расцвета – это мне вполне достаточная награда. Но, как я уже говорил, Валахии больше не нужен воевода Дракула.

С этими словами я достал из кармана колдовской кулон.

- Что ты собираешься делать, господарь?!

- Ну как что? У нас все-таки есть способ проверить, душевнобольной я или нет.

- Это плохая идея, господарь.

- Останавливать меня даже не думай, я посильней буду. Я плаваю хорошо, если что. – С этими словами я вытащил из рукава булавку, припасенную в той лавке, уколол палец и запачкал кровью кулон. – Все просто, Штефан. Если в этот раз врата не откроются – значит, я самозванец. А если откроются – тогда ты будешь знать, что встретил самого Влада Дракулу из далекого прошлого. Другой вопрос, что тебе никто не поверит, ха-ха.

- Ты можешь просто утонуть, а мне как с этим потом жить?

Я улыбнулся.

- А как мне жить, если я не проверю? И потом… Я – валашский воевода Дракула, и в нынешней Румынии мне просто нет места. Прости, но я не буду притворяться душевнобольным, мне гордость не позволит. И в тюрьму я не пойду, ты же знаешь, сколько мне пришлось посидеть ни за что. Так что проверим, есть ли магия и правдив ли мой рассказ. Я не утону, но если утону – труп вынесет река рано или поздно. А вот если я просто исчезну бесследно и меня больше никто никогда не увидит – то знай, что я не утонул. Просто колдовской кулон унес меня дальше, сквозь пространство и время. И это – тоже часть плана. Господь дал мне увидеть родину, но теперь намекает, что надо продолжать путь. Что есть еще места, где нужен воевода Дракула.

Я перебрался через перила и увидел, что к нам изо всех сил бегут переодетые стражники.

- Прощай, Штефан. Больше не свидимся. Я надеюсь, что не свидимся, потому что либо врата водяные, либо я свихнувшийся, ха-ха.

- Прощай, господарь. Да хранит тебя господь.

Я помахал рукой стражникам и шагнул вперед.

Короткий полет, и спасибо тебе, господи, за то, что хоть в этот раз – не с умирающим врагом в обнимку.

И ласковые волны Дымбовицы сомкнулись надо мной.

[1] Язык валахов назывался валашским только иностранцами. Сами валахи называли свой язык ромейским.

[2] Казык – по-турецки «кол», Казыклы-бей буквально значит «князь-колосажатель»

[3] Отец Влада Третьего, Влад Второй, носил прозвище «Дракул» и чеканил монету с драконом. От него Влад Третий унаследовал прозвище «Дракула»