Я еще скелет? Да сколько можно! Книга III

Карета плыла по улицам верхнего города с мягкостью и достоинством, присущим лишь самым дорогим экипажам. За окном, в свете магических фонарей, проносились фасады особняков, каждый из которых стоил больше, чем Элара, не смотря на свои навыки, заработала за всю свою жизнь. Внутри, на бархатных подушках, царила напряжённая тишина, нарушаемая лишь тихим скрипом рессор.

— У меня сын родился, — вдруг произнёс капитан Валериан, глядя куда-то в пустоту. Его голос, обычно ровный и командный, сейчас звучал непривычно глухо. — Назвали Астерионом.

Элара молча кивнула. Этот внезапный всплеск отцовской гордости был так неуместен в их ситуации, что казался почти сюрреалистичным.

Валериан помолчал, затем повернулся к ней. Его взгляд стал жёстким, профессиональным.

— Элара, я не знаю, что именно задумал мэр, — он понизил голос до шёпота, словно боялся, что их могут подслушать даже здесь, в его личной карете. — Но я знаю его… Отказа он не примет. Пойми, это ультиматум, за которым не последует второго шанса.

Элара спокойно кивнула, она и так это понимала. Но Валериан, опытный боевой маг, хладнокровный ветеран, прошедший не через одну мясорубку, звучал не как лояльный подчинённый, в его голосе слышался нескрываемый ужас. Глубокий, въевшийся страх перед силой, которой он служил. И так как Элара уже давно знала Валериана, его принципы и характер, подобное говорило о Готорне неприятно много. Мэр был тем еще хищником, который умел внушать своим последователям «преданность».

Карета остановилась у первого барьера перед местом заключения. В ту же секунду из тени выступили безмолвные фигуры в тяжёлой броне, и взяли экипаж в плотное кольцо. Их движения были идеально отточены. Эскорт двинулся ещё за мгновение до того, как в магическом барьере открылась брешь, как бы подтверждая догадку и Элара, хмура глядя в окно, принялась рутинно оценивать вражеское убежище.

Несколько уровней защиты. Посты с магами-наблюдателями на каждой башне. Рунические ловушки, вплетённые в брусчатку так искусно, что их выдавало лишь едва заметное мерцание под светом фонарей. Силовые поля, наложенные друг на друга слоями, создавая многогранную, переливающуюся защиту. В этом виделась работа помешенного перфекциониста и человека, для которого «почти идеально» было синонимом полного провала. Такие люди, знала Элара, неудобны вдвойне: они не прощают ошибок ни себе, ни, что важнее, другим. Это действительно подходило под описание мэра Готорна, с которым она пока не встречалась лично.

Территория резиденции напоминала действующий военный комплекс. Идеальная чистота, выверенная до сантиметра геометрия казарм и тренировочных площадок. На плацах кипела работа, где отряды отрабатывали рукопашный бой, двигаясь с нечеловеческой скоростью и точностью. Маги в специальных тирах поражали движущиеся цели сложнейшими заклинаниями, выпуская их с хирургической меткостью. Ни одного праздного солдата, ни одного лишнего движения. Каждый был полностью сконцентрирован, выкладываясь на максимум, словно уже находился на поле боя.

Элара смотрела на это, и в её сознании складывалась картина. Создать такую армию невозможно было одними деньгами. Нужна была харизма, чтобы заставить их выкладываться настолько эффективно. Нужна была жестокость, чтобы отсеять слабых и сомневающихся. И нужно было видение, чтобы каждый из этих безупречных солдат верил: он служит не тирану, а великой идее. Готорн был идеологом и идеалистом одновременно, а это сочетание не сулило ничего хорошего.

Всё вокруг, от начищенной до блеска брусчатки до безупречной униформы часовых, создавало гнетущее впечатление элитной военной машины, работающей в режиме постоянной боевой готовности, при отсутствии фактической угрозы. Элара признала про себя — Готорн опасен не только своей властью, но и своей пугающей компетентностью. Он не был безумным тираном, упивающимся силой, как Гольдштейн. Скорее он был архитектором порядка, строящим свою идеальную утопию на костях инакомыслящих. С такими врагами договориться невозможно, их можно только уничтожить или подчиниться.

Наконец, карета остановилась у подножия широкой парадной лестницы. Валериан, снова став безмолвной тенью, помог ей выйти. И она увидела его — Готорн уже спускался им навстречу.

Массивная фигура медведя-зверолюда была облачена в безупречный военный мундир тёмно-синего цвета с золотыми галунами. На поясе висела церемониальная сабля в резных ножнах. Каждая деталь — от начищенных сапог до выглаженных складок мундира — кричала о педантичности кадрового военного. Но Элара смотрела не на это, она смотрела на его движения. Экономные, точные, без единого лишнего жеста. Так двигается человек, привыкший к тяжести настоящей брони и грязи реальных сражений. Этот медведь точно прошёл через кровь, знал, что такое убивать и совершенно не боялся этого.

Валериан мгновенно замер и отступил в сторону, склонив голову. Его роль была окончена.

— Леди Элара, — голос Готорна был тёплым, почти дружелюбным, но обладал силой, способной перекрыть рёв толпы на плацу. Он спустился с последней ступеньки и остановился перед ней. На его губах играла лёгкая усмешка. — Рад видеть, что вы благополучно прибыли отбывать своё наказание.

Идеально поставленный голос, нарочно смягчённый тон, создающий иллюзию доверительной беседы. На губах была усмешка, но это не злорадство, а холодная уверенность победителя, который знает, что партия окончена ещё до её начала.

Элара сохраняла внешнее спокойствие. Она могла бы сбежать, прямо сейчас. Превратить элитных гвардейцев в пепел вокруг и возможно лишь сам Готорн смог бы оказать ей сопротивление. Физически — да, она могла это сделать, но стратегически это было бы самоубийством. Поэтому она решила играть по его правилам. Пока что.

Готорн не угрожал, он просто создал ситуацию, где любой другой выбор, кроме подчинения, казался абсурдным и глупым. Учтя всё, Элара мысленно сделала пометку, недооценивать этого зверя нельзя. Он был несравнимо опаснее какого-то там Гольдштейна со всей его толпой жопоголовых неучей.

Готорн провёл её внутрь и пошёл впереди, а Элара тут же ощутила, как за спиной с глухим стуком закрылась тяжёлая дверь, отсекая её от остального мира.

— У меня мало времени на пустую болтовню, — бросил мэр через плечо, не замедляя шага. — Слуги покажут вам всё остальное.

Он вёл её по коридорам, и Элара, привыкшая к хаотичному беспорядку собственного особняка, невольно отмечала стерильную пустоту этого места. Здесь не было ничего лишнего. Никакой роскоши ради роскоши — стены из тёмного полированного камня украшали не легкомысленные пейзажи, а строгие полотна, изображавшие великие битвы и моменты основания города.

Внезапно Готорн остановился у одной из ниш, где стоял бюст сурового мужчины с волевым подбородком.

— Магистр права, Аларик, — произнёс мэр, его голос был ровным, почти лекционным. — Его современники считали его чудовищем. Он запретил десяток религиозных культов и ввёл единый свод законов для всех, невзирая на расу и происхождение. Его ненавидели, но именно его реформы остановили гражданскую войну и заложили основу процветания города на следующие двести лет. — Он сделал паузу, повернув свою массивную голову к Эларе. — Как по-вашему, история его оправдала?

Это был вопрос с заковыркой, ему не нужен ответ, ведь тот ни за что не изменил бы его собственное видение.

— История — это инструмент, который победители используют для оправдания своих методов, — холодно ответила Элара, без интереса уведя взгляд в строну. — А процветание — слишком уж хрупкая вещь, чтобы судить о ней только по действиям одной отдельной личности.

На губах Готорна мелькнула тень одобрительной усмешки. Он ничего не ответил, лишь продолжил путь.

Этот человек окружал себя символами… Нет, он почти что жил ими. Элара будто попала в целый музей идеологии, храм, воздвигнутый в честь своей миссии. Она видела, что этот человек живёт не для удовольствий, а для идеи и вряд ли когда-либо захочет отступить.

Они подошли к массивной двери из зачарованного металла, по которой пробегали голубоватые рунические письмена. По обе стороны от неё, словно статуи, замерли два гвардейца в полной броне, чьи лица были скрыты глухими шлемами. Готорн приложил ладонь к панели, и руны вспыхнули ярче. С тихим шипением дверь отъехала в сторону, открывая вид на…

Элара замерла, невольно задержав дыхание.

Перед ней раскинулась не просто комната, а целый научно-исследовательский комплекс. Огромный, многоуровневый зал, залитый ровным белым светом магических сфер. Вдоль стен тянулись ряды алхимических станций, перегонных кубов из лунного хрусталя и сложнейших артефактов, чьё назначение было известно лишь горстке посвящённых. Воздух гудел от скрытой мощи работающих приборов. Стоимость одного только оборудования здесь была астрономической. Вокруг уже стояли, выстроившись в идеальную линию, два десятка ассистентов в белоснежных халатах, готовые немедленно приступить к работе. Рабочие руки с мозгами опытных алхимиков, которых ей всё время так не хватало…

Она не смогла сдержать профессионального восхищения.

Вон тот спектральный анализатор душ она видела лишь в запретных чертежах из архивов Академии, а темпоральный стабилизатор для работы с нестабильными реагентами считался утерянным артефактом Древних. Готорн, преследуя какие-то свои цели, достал то, что не продаётся ни за какие деньги. Не только банальное богатство, возможно, у него есть доступ к самым тайным хранилищам Подземелья. Осознание масштаба его власти пощекотало Эларе ноздри, как аромат свежеиспечённого хлеба на голодный желудок. Влияние этого человека простиралось не только на город, но и далеко за его пределы. Может быть, он даже часть чего-то большего, какой-то глобальной, невидимой силы…

Элара медленно перевела взгляд с великолепия лаборатории на самого Готорна. Она издевательски изогнула бровь, и в её голосе прозвучал чистый яд.

— А где же моя клетка? Я думала, меня хотели арестовать.

Готорн усмехнулся. Это была не злорадная ухмылка, а всего-лишь спокойная, снисходительная улыбка взрослого, который смотрит на капризного, но одарённого ребёнка.

— Клетка? Дорогая Элара, это и есть ваша клетка, — он широким жестом обвёл сияющий зал. — Самая роскошная и дорогая клетка в этом городе. Здесь у вас будет всё, о чём только может мечтать учёный. Всё необходимое для работы над усовершенствованием вашей «Сети».

Он сделал шаг к ней, и его голос стал тише, доверительнее.

— Мои инженеры — лучшие в своём деле. Но они зашли в тупик и не смогли создать по-настоящему эффективную систему контроля. А вот ваши разработки… — он сделал многозначительную паузу, наслаждаясь моментом. — Они станут основой для установления идеального порядка. Представьте, Элара, автоматизированная армия стражей, управляемая вашей технологией, навсегда устранит все внутренние угрозы: преступность, инакомыслие, бунты… всё это станет лишь главой в учебнике истории.

Элара слушала, и лёгкий смешок пробежал по её губам. Ведь он почти с отеческой интонацией описывал создание идеальной диктатуры. Он обмолвился о тотальном контроле над тысячами разумных существ так, словно обсуждал новый план застройки городского квартала. И всё это после того, как с такой же лёгкостью назвал эту лабораторию её «клеткой». Возможно для него это был комплимент, ведь в его картине мира каждый должен находиться в отведённой ему ячейке и выполнять свою функцию. Он, должно быть, искренне верил, что дарит ей величайшую привилегию — служить его великой цели.

— Всё это, — он снова обвёл взглядом лабораторию, — теперь принадлежит вам. Вы можете требовать любые ресурсы, любые компоненты, даже самые редкие. И они будут предоставлены вам немедленно.

Готорн говорил, и его голос, тёплый и сильный, заполнял собой всё пространство, отскакивая от хрустальных колб и полированного металла. Он говорил не как тюремщик с пленницей, а как наставник с одарённой ученицей, как проповедник, делящийся сокровенным видением.

— Посмотрите вокруг, вспомните наш нынешний город, Элара. Хаос, жадность, глупость… Они разъедают его изнутри, как кислота. Я трачу девяносто процентов времени и ресурсов не на развитие, а на борьбу с последствиями свободы воли. Преступность, коррупция, бунты… это всё симптомы одной болезни. Болезни, имя которой — эгоизм.

Он говорил с абсолютной, пугающей убеждённостью в своей правоте, представляя себя спасителем города от его же собственных пороков. Элара слушала, и в её сознании, словно на чертёжной доске, все больше складывался его психологический портрет. Готорн рассуждал как инженер, для которого люди — лишь детали огромного механизма. Сломанные детали нужно исправить, а неисправимые — заменить. Он не видел в них личностей, а только функции. И это была не злоба, а просто холодная, рациональная и безупречно логичная бесчеловечность.

— Мои инженеры создали превосходных стражей, — продолжил мэр, указывая на чертежи, разложенные на одном из столов. — Но их система контроля груба, она лишь подавляет, но не направляет. А ваша «Сеть»… о, ваша «Сеть» — это ключ. Представьте: армия, управляемая вашей технологией. Армия, которая не просто остановит преступника, но и предотвратит саму мысль о преступлении. Город, где каждый житель полностью сосредоточен на благе общества, потому что его разрушительные порывы будут… скорректированы.

Элара заметила, как один из ассистентов, до этого стоявший навытяжку, едва заметно вздрогнул и отвёл взгляд, а другой непроизвольно сжал кулаки — они боялись. Они понимали, о чём на самом деле говорит их хозяин, но молчали. Потому что знали: несогласие здесь равносильно предательству. А предательство, судя по стерильной и безжизненной ауре этого места, Готорн не прощал.

Она осознала, что её творение в руках этого фанатика станет самым ужасным оружием тирании в истории. Готорн видел в её детище лишь инструмент подавления, не понимая истинной глубины и революционного потенциала Сети. Он говорил о контроле над одним городом, но Элара знала — её технология способна на куда большее.

И в этот момент, в потоке его праведных речей, она уловила ключевую деталь. Его главный просчёт был в том, что мэр был абсолютно уверен, что все успехи и невероятная эффективность «Сети» — исключительно её, Элары, заслуга. Он ничего не знал о «триста шестьдесят шестом» — об её уникальном, разумном скелете. О той удивительной аномалии, что неожиданно возникла в ее поле зрения.

Элара также понимала, что без своего «Шахтера-366» она никогда не сможет выполнить все требования Готорна, или, по крайней мере, это займёт десятилетия. Знания, которые её скелет черпал из своего прошлого, из другого мира, были уникальны. Последнее время именно они были её главным козырем для развития «Сети».

Она сформулировала для себя окончательный вывод. Мэр Готорн — гений и чудовище в одном лице. Организатор высочайшего уровня, харизматичный лидер и абсолютный фанатик, искренне верящий, что служит высшему благу. Он построил свою империю на дисциплине и страхе, и победить его в открытом противостоянии абсолютно нерентабельно. Похоже, его можно одолеть только изнутри, в идеале, его же оружием.

И она приняла решение.

Элара симулирует полное сотрудничество. Это позволит ей выиграть время, изучить врага изнутри и, самое главное, использовать его безграничные ресурсы для собственных целей. Враг, сам того не желая, будет вскармливать и усиливать технологию, которую ему никогда не отдадут. Она будет подыгрывать Готорну, ожидая хода от своего самого непредсказуемого «творения». Она была уверена — он всё поймёт. Он уже, должно быть, ищет способ перевернуть эту шахматную доску.