Я фамильяр!

На вершине защитных стен застыли две фигуры: большой, черный, словно тьма, пес сидел у ног высокого мужчины в дорогом наряде. Алый плащ трепал холодный ветер пустошей, раскинувшихся на сотни километров вокруг. Мужчина вытянул вперед руку, окутанную золотым огнем. Внизу, подчиняясь его силе, падали обездвиженные степняки. Кочевники, пришедшие в этот край врагами. Они не знали, что небольшой городок, беспомощный на первый взгляд, с низкой стеной и выгоревшими от ветра и солнца крестьянами, защищает один из магов.

Пес следил за падающими врагами и скалился в довольной улыбке. Торчащие уши улавливали малейшие звуки. Грохот тяжелых тел не мог помешать ему расслышать тихий шелест шагов по каменным лестницам, бой тетивы и свист ветра в оперении стрел. Глаза его следили за бушующими стихиями, невидимыми для простых людей и животных. Фамильяр одного из сильнейших магов королевства — он радостно щелкнул зубами, когда хозяйская рука опустилась. Подняв морду, пес с довольством переглянулся с улыбающимся господином.

— Ну что, теперь можешь и помочь, — с усмешкой кивнул тот вниз, и фамильяр растянул пасть в хищной улыбке. Метнулся вперед, со стены. Упал черной, расплывшейся молнией на плечи первому кочевнику. Рванул зубами за горло. Прыгнул вновь, подминая под себя другого. Ударил лапой по третьему и забылся в битве. Мысли его занимал лишь следивший за боем хозяин. Пес чувствовал его взгляд, его одобрение, и был счастлив.

***

Я сидел у ног господина, обнажив зубы в оскале. Всего лишь улыбка, но стоящий напротив бледнел и вонял страхом. Ползущий от него ужас наверняка мог рассмотреть и простой человек. Господин же наравне со мной чувствовал эти миазмы, но я на всякий случай посылал ему чужие эмоции, пусть порадуется. Господин хохотнул, положил руку мне на голову. Приятное тепло и уверенность прошли вдоль хребта, вздыбив шерсть. Стоявший напротив совсем посерел, отступил на шаг.

— Ты предал нас, Ник. Именно твое послание показал мне кочевник. На тебя указала его рука.

Голос господина отдавался щекоткой в груди. Дарил небывалую радость. Его спокойствие вселяло уверенность. Пробегало под шкурой, концентрируясь в мышцах. Они наливались силой. Хотелось прыгнуть вперед, подмять под себя разящего страхом, показать ему силу господина. Но приказа не было.

Визгливый голос врага резанул по ушам. Невольно зарычав, я тряхнул головой, выгоняя из нее звон. Рука господина дрогнула, прошлась по холке, возвращая самообладание.

— Приговор тебе зачитают на суде, а сейчас не глупи.

Враг понурился, опустил трясущиеся руки. Только его страх разбавили другие мерзкие чувства. Потянуло гнилью ненависти. Его желание укусить и сбежать подняло шерсть на хребте. Предупреждающе зарычав, послал господину то, что уловил. Тот сжал загривок с едва заметной болью, намек, что понял и просьба быть настороже.

Отпустил. Сделал шаг вперед, к застывшей фигуре. Я не отставал. Нельзя. Не сейчас. Господин потянул руку к стоящему перед ним, Тот не двигался. Почти коснулся, когда Тот вскинулся. В юркой руке блеснул нож. А в следующий миг человек зашелся визгом. Металл зазвенел, ударившись о пол. Меня мотнуло, но сил у этого человека не хватит, чтобы избавиться от повисшего на руке пса. Даже обычного. Я же фамильяр!

***

— Опять ты меня спас!

Я фыркнул, отвернув морду. Мы были дома. Господин сидел в кресле, у камина. Я лежал у его ног. Как всегда.

— Спас-спас, — со смешком проговорил он и потрепал по шее. Все напускное безразличие слетело, испуганное взмахом хвоста. Ну что поделаешь, собачье тело имеет свои недостатки. Потянувшись, вжался в его ладонь головой. Может, и не спас, сам бы защитился, но работу свою сделал, так что и на благодарность имею полное право.

Господин глухо рассмеялся, ласково, хоть и довольно жестко пройдясь рукой между ушами. А затем протянул свой кусок мяса. Не откажусь и не надейся! Хвост опять выдал. Смех господина стал громче, веселее.

***

Никогда не думал, что лес — это такое темное и мрачное место. Когда-то давно я был в нем. В другом. Светлом. Полном звуков и запахов. Тогда я был еще щенком. Фамильяры взрослеют быстро, но это я запомнил. Это позже мы с господином переехали в степь, в пыльный город.

Этот лес был другим. Огромные деревья, даже господин не обнимет, если вздумает. Слизкий, полный воды мох, проминающийся под лапами. Мелкая дрянь, так и норовившая цапнуть за лапу или в нос. Запах гнили, тлена и смерти. Из звуков только хруст веток под ногами. Господин идет впереди. Подсвечивает себе путь крохотным огоньком магии. Напряжен. Пахнет тревогой. Сила между нами натянулась, вибрирует так, что реагирую на каждый его вздох.

Шерсть дыбом, шевелится. Безотчетный страх холодом под шкурой. Впереди тень. Не физическая. В мире ее нет. Короткий рык, оборванный взмахом господина. Разобрал. Уловил. Зажег на пальцах огоньки.

То, что поджидало, поняло — раскрыто. Завыло. Бросилось вперед легким ветром. Заскулило, запутавшись в липкой паутине заклинания. Дернулось, разрывая нити. Ухнуло. Господин застонал побледнев.

По натянутой силе словно ударили палкой. В голове взорвался страх. Это тянуло из господина силы. Не думая, бросился вперед. Впился туда, где у людей шея. Зубы свело холодом и болью. Стрельнуло в череп. Погасило зрение. Нет уж. Не отдам. Сдохну, но господин останется жить и тебя, тварь, за мной отправит.

Облегчение господина приглушило боль. Придало сил. Рванул зубами, словно кусок клея пожевал. Не прокусить. Но и выпускать не собирался. Визжит. Извивается. Бьет искрами боли по челюсти. От меня только голова и осталась. Прочего тела не чувствую. Словно оно мне хребет сломало.

— Драг, пусти!

Голос едва смог пробиться сквозь устроенную тварью какофонию. Челюсть свело. Кое-как разнял зубы, рухнул на землю опустошенным мешком. Синяя вспышка охватила мерзость. Сковала. Запылала огнем, поглощая существо. Последний вой отзвучал в кронах деревьев. А подняться нет сил. Темно-бурый мох расплылся, подернулся дымкой и почернел.

— Драг! — долетел до сознания отголосок моего имени.

***

Кровать мягкая. Пахнет незнакомо, щекотно. Тепло и уютно.

— Поешь.

Господин рядом, сидит полубоком. В руке махонький кусочек кролика. Пахнет, зараза, так, что слюни топят. Но прикрываю глаза. Отворачиваюсь как могу. Морду вверх, на подушку вытягиваю.

— Драг, нужно есть.

Тихо поскуливаю. Разве не видно, я болен. Плохо мне. Не лезет твоя крольчатина. Лучше погладь! Выдыхаю постанывая.

На самом деле надоело лежать. Кровать мягкая, но бока уже занемели. Ни побегать, ни подушку порвать. Хоть кормят вкусно. Мою ауру господин давно залатал. Тело восстановилось. Но когда еще он сможет вот так спокойно посидеть дома, никуда не торопясь. Они же его опять просьбами завалят. «А у нас на кладбище упырь. Упокойте, богами просим. А у нас кто-то скотинку тягает. Уж не обессудь, магик, найди супостата. Маг, иди туда и убей страшидлу, что короне мешает дань получать. Ишь, дорогу перекрыло». Пф! А то, что маг уже с ног валится, никого не интересует. Нет уж, дудки. Я еще пару дней полежу. Пусть бока ноют. Зато он вон успел свою работу за это время дописать. Радостный. Глаза блестят. Смеется чаще. Лицо разрумянилось, а то на него даже как на суповой набор смотреть больно было.

— Драг, поешь, — не переставая уговаривал он.

Помолчал, глядя куда-то мимо моей головы. Заставил даже повернуться, нахмуриться. Повеяло от него стыдом. Заметил. Улыбнулся как-то виновато. По голове провел так, что мурашки шерсть вздыбили, а хвост против воли простыней ветер поднял.

— Я уеду завтра. В деревеньке одной люди пропадают. Надо разобраться. За тобой Лита присмотрит. Ты извини, — заметив, как поползла моя челюсть вниз, произнес он и опять по голове мазнул. — Я постараюсь поскорее управиться. А там и ты поднимешься, вернемся домой. В степях сейчас хорошо.

Я только зубами клацнул. Я ради него на боках шерсть протираю, а он опять монстрам в пасть лезет. Да еще и без меня. Да еще и оставит меня с этой цаплей.

Лита появилась у нас недавно. Пока я лежал без памяти. Не знаю, где господин ее нашел и зачем приволок в наш дом. Девица она дурная. Тянет от нее фальшью. Платьица носит такие, что у господина мозг пустеет. Льнет к нему. Шепчет слова, от которых этот маслом плывет. Не нравится она мне, и все тут. Но это взаимно. Она меня тоже терпеть не может. При нем улыбается, а стоит наедине остаться, кривится брезгливо. А вот душок ненависти от нее постоянно ползет. Только господин меня не слушает.

Фыркнув зло, перекатился на живот. Поднялся, едва не рухнув обратно. Отлежал-таки лапы. Господин подхватил, выругался.

— Куда, дурень? Ну-ка ляг!

Я только еще раз фыркнул. Из рук вывернулся и на пол спрыгнул. Отряхнулся, лапы пошире расставив. Да уж, нельзя столько лежать. И потрусил к двери, царапнул когтями.

— Ну и артист же ты, — покачал господин головой и поднялся. — Ладно, так уж и быть, поедем вместе.

***

Господин сидел в кресле. В расслабленной руке, свесившейся с подлокотника, бокал. Пустой. Рядом на полу бутылка. Пустая. Я лежал напротив и мог только смотреть, как он себя убивает. Посылал утешение, любовь. Но он лишь печально улыбался и жмурился. А потом опять в себя эту жижу вливал.

Я поднялся. Подошел ближе. Зубами осторожно вынул из рук бокал. Опустил на пол. Сам подобрался вплотную, положил голову на колени. Прикрыл глаза, стараясь по соединяющим нас каналам влить в него сил.

Лита нас бросила.

Ушла, громко хлопнув дверью… То есть, высказала господину все, что о нем думала все это время. Что он слабак. Слабак! Он! Тот, кто против войска кочевников почти один стоял! Что бесхребетный. Что не мог ей слова поперек сказать. Что не мужик. А он? Стоял, слушал с гордо поднятой головой. Молчал. Слушал все обвинения и молчал! А значит, принимал их. Я не сдержался, зарычал. Пошел мягко в ее сторону. Попятилась. Испугалась. Как все они — враги! Только вцепиться в глотку этой девице он мне не дал. Остановил. Тихо, но жестко велел: нельзя. И она так и ушла, оставив последнее слово за собой.

Господин дрогнул. Под веками забегали глаза. Руки сжались, вскинулись.

Заскулив, поделился ощущением дома. Спокойствия. Он распахнул веки. Огляделся. Перевел мутный взгляд на меня и улыбнулся тоскливо.

— Драг, — прошептал хрипло. — Ты здесь? Только ты всегда со мной.

«Конечно, здесь. Конечно, с тобой!»

Не услышал. Моих слов он не слышит. Но почувствовал. Уловил исходящее от меня обещание быть всегда рядом. Защищать.

— Прости, — вновь хриплый шепот. — А ты ведь предупреждал.

Горячая рука зарылась в шерсть. Дрожит.

Заскулив, прижался сильнее, стараясь заглушить тоску, что, словно монстр, пожирала его изнутри. Ну же, встань. Оправься. Ну, зачем тебе эта ненастоящая. На тебя столько хороших смотрит. Добрых. Посмотри и ты на них хоть раз. Почему из всех, желающих тебя, ты поддался этой змее?

— Осуждаешь?! — хмыкнул он, поднялся. Рука вцепилась в шерсть, больно дернув. Но я молчал и терпел. Ему плохо. Нужно помочь устоять.

— Прости, — опять хриплое. — Спасибо.

Покачнулся, выровнялся и, пошатнувшись, побрел прочь. Закрылся в ванной. Долго плескал водой. Вышел прямой, гордый. Голова вскинута, мокрые волосы в хвост собрал. Чистый. Пахнет мылом и силой.

— Хватит, — грозно сказал кому-то на потолке. — Довольно. Идем, Драг. Пора убираться домой.

Я вильнул хвостом. Сначала неуверенно, боясь, что это очередной выверт сознания. На лице господина расцвела улыбка. Уже не печальная. Веселая, привычная. И я уже специально завихлялся. Прыгнул на передних лапах. Пошел кругом, дурачась.

Господин расхохотался и широко, уверенно шагнул в покои. Достал походную сумку. Скинул в нее необходимое. Закинул на плечо и направился на улицу. И я шел рядом, чуть касаясь правой ноги. Делясь уверенностью и предвкушением дороги.

***

Без нас округа стала опаснее. Повылазили откуда-то гули. Будто прислал их кто. Несколько месяцев мы с господином ночевали в степи, очищая ее от тварей. Выматывались в ноль. Отсыпались по очереди. И были счастливы. Привычная работа, это не разборки с девицами. А потом его опять позвали на север. В столицу.

Письмо пришло поздно. В ночи.

Господин, прочитав его, замер на стуле. Страшным взглядом смотрел в пустоту сквозь стол. На мои поскуливания и попытки его расшевелить только рукой отвечал: коротко оглаживал по голове и вновь замирал.

Страшно.

Пустота в нем страшная. Обреченность и какое-то неприятное возбуждение.

Пугающая задумчивость не оставила его на протяжении всей дороги. Даже со мной он говорил мало. Улыбался по привычке. А глаза холодные, пустые. Ауру от меня закрыл.

Я себя вновь щенком почувствовал. Маленьким и беспомощным. Не способным помочь тому, кого люблю больше жизни. Ему плохо. Я знаю, именно поэтому он закрылся. Что-то прячет. Какую-то боль. Тоску. Может страх? Но почему же закрылся. Я же могу помочь. Пусть немного. Но поделиться радостью, любовью могу. Разделить свое тепло на двоих.

***

Дворец? Большое здание. Холодное. Пустое. Люди смотрят зло, подозрительно. По углам живые тени. Стены дырявые. Скрывают за собой злость и зависть. Чужие фамильяры у стен. Смотрят так же недобро.

Господин идет гордо. Голова высоко. Взгляд прямо, туда, на большую зеленую дверь в золотых разводах. Я рядом. Почти жмусь к ноге. Чужие эмоции заставляют напрягать тело. Загривок давно вздыбился и не желает опускать шерсть. В голове холод пустоты, господин все еще закрыт от меня.

Огромный зал. Еще люди. Вооруженные металлом. На троне король. Оплывший, большой человек. Смотрит колкими глазками в самую душу. За плечом маг. Этого я узнать могу легко. Сильный. Но господин ему равен. Фамильяр, гигантский кот, лежит сбоку. Хищно лежит, опирается разом на все лапы. Одно мгновение и перейдет на бег. Бросится. Вцепится зубами. Не нравится мне здесь. Не нравятся присутствующие. И господин не нравится. Закрылся, но я же вижу, как напряжены его мышцы. Что же происходит? Скажи мне. Прошу!

Молчит. Остановился. Поклонился трону. Отчаяние?

Захотелось скулить. Прижаться к ноге, оттесняя к выходу. Прикрывая своим телом.

Что же ты наделал? За что они так смотрят на тебя?

Вперед вышел человечек. Тонкий и длинный. Пыльный. Растянул свиток. Его голос грянул колоколом. Читал приговор. Теперь я понял. Приговор. Вот отчего закрылся. Не хотел пугать? Не хотел, чтобы я знал и боялся.

Лита. Змея. Что же ты наделал, господин?! Почему ей доверился больше, чем мне? Почему не сказал, на что тебя девица эта подбила. Так вот отчего ты не хотел меня с собой на свидания брать. Не потому, что она меня видеть не желала. А оттого, что не хотел подставлять.

Стражи ступили вперед. Нацелили на господина мечи и копья.

Я шагнул навстречу. Опустил голову, обнажая зубы в предупреждающем рычании. Взвилась на ноги кошка придворного мага. Побледнел король.

— Драг, не трожь!

Короткая, жесткая фраза. Рука на загривке, придержавшая за шерсть.

— Не надо. Нам не выстоять, — уже тише, глядя мне в глаза. — Прости.

Не надо. Не сдавайся! Я помогу. Они убьют тебя. Я знаю. Я вижу зависть в маге с кошкой. Я вижу страх короля. Не сдавайся. Давай умрем на свободе. Прошу тебя.

Не понял. Качнул только головой, прося не влезать.

Стражи скрутили ему руки. Согнули тело. Мой визг потонул в лязге лат. Я зарычал, оскалившись на ладонь, что потянулась к загривку.

— Не трогайте фамильяра, без приказа он не тронет, — холодно, победно велел маг с кошкой. Та опять лежала у его ног, довольно жмуря глаза.

«– За что?» — мысленно завопил я ей.

«– Твой господин стал слишком опасен», — короткий ответ.

***

Я лежал в углу. Сил подняться не было. Моя жизнь, связанная с господином, уходила на его поддержание. Его не убили. Пока. Только мучили. Даже я не мог узнать в том, что возвращали в камеру солдаты, моего господина. Не мог поверить, что великий и сильный, тот, кто для меня все, может быть таким маленьким и сломанным.

Сегодня его принесли раньше. Бросили с порога и заперли дверь. Едва двигая лапами, я пополз ближе. Нужно поделиться теплом. Поделиться жизнью. Он слишком слаб, чтобы брать ее самостоятельно.

«Господин!»

Не слышит.

Никогда не слышит. Теперь же и не сможет. Дыхание слабое, словно птенчик в одиноком гнезде. Мороз уже вползал в его тело. Захватывал с конечностей. Но скоро он подберется к сердцу. Я знаю. Я чувствую. Больше они тебя не тронут, мой господин. Больше не смогут тебя мучить. Прости, что не защитил. Прости, что ты оставался один все эти дни. Прости, что не могу отдать тебе всю свою жизнь.

Тихий скулеж разбил тишину камеры. Пробрался в щели, за решетку крохотного окна. Рассказал миру о моем горе. Призвал силы, что когда-то подарили меня господину.

Тень соткалась в углу. Чернее того мрака, что был в камере. Холоднее каменного пола.

«Он мертв, — прозвучало в голове. — Пойдем. Тебя ждет перерождение и новый господин».

«Нет».

«Ты фамильяр, у тебя будут сотни таких».

«Таких не будет никогда».

«Ты умрешь!»

«Я готов!»

«Он всего лишь человек. Люди смертны. Ты дух…»

«Я не оставлю его!»

Тень застыла. Показалось, выдохнула грустно.

«Что ж, это твой выбор», — прошелестело затухая.

Я закрыл глаза. Мне все равно. Я не боюсь смерти. Своей не боюсь. А та, что меня пугала, уже была здесь и забрала то, что дороже всего на свете. Чернота и холод перекинулись с его тела на мое. Поползли, захватывая. Затопили разум, и я пропал. Исчез.

***

Золотое поле простиралось до самого горизонта, где переходило в розовое небо. Ветер поднимал шерсть, поглаживая прохладой кожу. Трепал алый плащ. Разбросал по плечам темно-русые волосы. Господин улыбался, глядя вдаль.

— Ну что, Драг, посмотрим, что там, за горизонтом.

Я только оскалился в улыбке и махнул хвостом. А после прыгнул разом четырьмя лапами и под смех господина полетел по золоту цветов.

Пусть этот мир будет пустыней. Главное, что мы вместе.