Я женат на Литературе

Мне было пятнадцать. Однажды я увидел проносящийся по шоссе белоснежный лимузин, в котором путешествовала Литература. Тогда я имел о ней смутное представление, тем не менее, вследствие юношеской наивности и влюбчивости, решил попытать счастья.

Я вышел на литературную обочину и смешался с толпой таких же самонадеянных наивных юнцов. Хотя в толпе попадались мужчины постарше: как правило, бородатые. Имелись и совсем престарелые сорокалетние, и каждый жаждал, чтобы Литература выбрала его. Мы переминались с ноги на ногу, обсуждая, как будем счастливы.

Не сразу, но через некоторое время на скоростном шоссе вновь показался писательский лимузин. Внезапно – о чудо из чудес! – он замедлил ход и затормозил у замершей толпы. Дверца отворилась. Изнутри высунулась и коснулась земли женская ножка в изящной туфельке…

Литература! Зачарованные ее видом, мы не смели вздохнуть.

Повелительница не стала вылезать из лимузина, лишь оглядела оробевшую толпу интеллектуалов легкого поведения. Она выбирала одного – того, кому будет доверено удовлетворить ее высокую похоть.

– Ты! – и ткнула пальчиком в кружевной перчатке.

Не веря неожиданному счастью, я залез на сиденье к высокородной даме. Дверца захлопнулась, и лимузин тронулся.

Литература приникла губами к моим помертвелым от прикосновения губам. Не стану уточнять, что между нами произошло далее, на заднем сиденье белоснежного лимузина, но это было божественно.

Когда все закончилось, я – опустошенный и потрясенный – впал в блаженное полузабытье, которое понимающими людьми зовется вдохновением. Литература передала мне перо и ученический лист в клеточку и шепнула, пощекотав теплым дыханием в фантазии:

– Дай ей волю.

Впервые в жизни я попробовал сочинять, перенося мелькающие в мозгу видения на бумагу.

Когда закончил, Литература бережно приобняла меня за плечи и заглянула в замаранный чернилами листок. Затем надрывно и безжалостно – так, что я был страшно шокирован, – расхохоталась и крикнула водителю:

– Останови!

Лимузин тормознул на обочине. Дверь отворилась, и лилейная ручка, за минуту до того манившая и ласкавшая, бесцеремонно вытолкнула меня с сиденья в дорожную пыль. Послышались жалящие слова:

– Ты бездарь и графоман.

Писательский лимузин унесся, обдав вонючими выхлопными газами.

Естественно, мне не заплатили. Но я не горевал об упущенной выгоде, настолько был потрясен соприкосновением с высшими творческими сферами. Тем более в моих руках остались бесценные дары: перо и замаранный листок писчей бумаги в клетку – первый неудачный литературный опыт.

Листок как напоминание о собственной глупости и косноязычии я уничтожил, а перо сохранил.

Долгие годы после памятной встречи я не пересекался с Литературой, считая себя недостойным ее белоснежного лимузина. Лишь долгими бессонными ночами, вспоминая об испытанном счастье, бился заплаканной головой о подушку.

Дальше так продолжаться не могло. В один прекрасный день я набрался смелости и возвратился на писательскую обочину. Там все осталось по-прежнему: в толпе преобладали нечесаные бороды, умоляющие взоры и неряшливая одежда.

Хотя кое-что изменилось.

Появился сутенер по имени Дима. Он обучал неофитов рациональному поведению: как сделать так, чтоб белоснежный лимузин остановился напротив тебя, чтобы Литература задержала на тебе указательный пальчик в кружевной перчатке, чтобы не выбросила из лимузина в грязь, не оплатив услуги. Но я этому прохиндею не доверял. Лимузины останавливались напротив его воспитанников и приглашали внутрь, но – не белоснежные, а черные, как строительный гудрон, которым поливают асфальт. Возможно, этим ребятам даже платили, но меня интересовало другое. Я не забыл сладковатого поцелуя, после которого жизнь пошла наперекосяк.

По этой причине я не присоединился к сутенеру Диме, а в одиночку – уже на правах старожила, хотя такого же неудачника, как остальные, – простаивал в сторонке, ожидая повторения чуда. И оно произошло!

На скоростном шоссе запели тормоза, и белоснежный лимузин – тот самый, писательский! – остановился напротив кучкующихся поклонников. Дверца распахнулась, и Литература, прелестная и свежая, как дитя, осмотрела пристальным взором нуждающихся. И вдруг улыбнулась, поманив пальчиком:

– Тебя я помню. А ну-ка, иди сюда!

Так во второй раз я оказался на заднем сиденье лимузина, в объятиях незабываемой дамы. Она не стала меня приголубливать, даже не поцеловала – лишь протянула листок писчей бумаги и произнесла сакраментальное:

– Попытка номер два.

Я вытащил из кармана перо, сохранившееся от первой встречи, и вдохновенно – сам не соображая, что именно делаю, – принялся черкать.

Кажется, на этот раз получилось.

Ознакомившись с творением, Литература шумно выдохнула, прильнула ко мне трепещущим телом и прошептала:

– В тебе что-то есть, мальчик…

Дальнейшее не поддается описанию.

После того, как все закончилось, мы долго еще лежали расслабленные и умиротворенные, во взаимных объятиях. А белоснежный лимузин катил и катил в неизвестность – казалось, он и не думает останавливаться.

– Куда мы? – спросил я безмятежно.

На самом деле – после испытанного блаженства – мне было абсолютно все равно, куда лимузин движется и что произойдет в дальнейшем.

– Ко мне, – сообщила небесная возлюбленная, приподымаясь на сиденье и приводя себя в порядок. – Оформим возникшие отношения официально. Ты не против жениться на мне, малыш? – и игриво потрепала по подбородку.

Так я прописался в литературном борделе на законных основаниях.

С тех пор, а миновало множество лет, я отсюда не выхожу. Иногда мне кажется, что внешний мир иллюзорен. Жизнь – сплошная литература, а того, что происходило со мной раньше, никогда не существовало.