Я - Грег

— Синий-два, говорит Ява-тринадцать, в посадке отказано! Согласованное время пропущено! — холодный и безжизненный голос снизу словно высасывал все положительные эмоции и хорошие воспоминания, как тот дементор из вечного фильма про сильно наглого мальчика-мага.

— Ява-тринадцать, прибыл, как только смог! — буркнул я, пытаясь-таки найти себе место. — У меня пробки!

— Синий-два, в посадке отказано! Ваша аргументация смешна и нелепа!

— Ну тогда… у меня лапки! — попробовал я еще раз.

— Синий-два, в посадке отказано! Как и в наличии чувства юмора!

— Взаймы не дам я тебе, чертова Ява! — повысил голос я и наклонился над столом. — Или лицо сейчас обглодаю!

Снизу раздался смешок и Ник наконец отодвинулся, уступая место. Я уселся, отложил меню — чего я там не видел, наизусть знаю все, что мне нужно — и нажал на кнопку, вызывая обслугу. Подкатившему металлическому цилиндру заказал текилы и копченостей, полюбовался, как он смешно разворачивается на слишком тесной для него площадке, и повернулся к столу.

Сидели мы в традиционном нашем баре "Ява", где регулярно собирались, будучи не на контрактах. Мы — это я, собственно, капитан и гордый владелец 70% (остальные — у банка, да прольется огонь на его ступени) корабля с романтичным названием «Синий-2» (ну нет у меня фантазии, что поделать), мой помощник Гриша и Ник, хотя все для краткости называли его «Не пришей к узде рукав».

Это ходячее недоразумение, лишь по недогляду высших сил дожившее до своих лет, прибилось к нам и гордо именовало себя боцманом, правда, никак не поясняя, зачем он нужен на современном корабле. На борту от него не было никакого толка, только ел, спал, периодически трепал нам нервы, да тратил воду, единственный его плюс — правда здорово варил кофе. Ну еще он мог, не фальшивя, просвистеть мотив «Полет валькирий» или «Самара-городок», но это всегда происходило абсолютно в рандомный период времени и ни разу не подходило к ситуации.

Но за что мы его до сих пор нигде не пришибли — Ник знал все, всегда и обо всех. И, пользуясь этой немалой властью, всегда находил нам контракты, порой — очень даже жирные. Другой стороной его невероятно огромного круга общения был алкоголизм и великая слабость к посиделкам в компании. Поначалу мы, уходя на контракты, оставляли его на Земле и каждый раз поражались его таланту пропадать. Пока, в конце концов, не нашли его аж возле Байконура, где Ник сидел на открытой террасе крайне убого выглядящей забегаловки, смотрел на звездное небо и буквально подвывал. После чего зареклись оставлять это дело на самотек и поперли полубеспомощное туловище домой. А Ник уже в самолете упал на плечо Грише и плакался, что хочет бороздить космос, но никто его не берет, без образования — причем, любого, выше школы — без связей «где надо» и даже, что совсем уж ни в какие ворота, без своего корабля. Гриша терпеливо слушал, периодически жалостливо отвешивал ему лещей, когда тот начинал совсем уж пускать слюни, и потихоньку подпаивал спрятанной в браслете водкой, чтобы Ник не уснул. Потому что тогда бы он не проснулся, даже выстрели им из пушки.

Гриша же был полной его противоположностью — высокий крепкий мужчина слегка за сорок, с благородной проседью на висках и бакенбардах, выбритых по последней моде, солидный, всегда в идеально отглаженной рубашке и брюках, и глубоко и безнадежно женатый. Надежный, как скала, исполнительный, как робот, выносливый, как верблюд — в общем, почти идеальный сотрудник, но вот только жена, весом превосходящая супруга раза в полтора, а характером не уступающая стае голодных гиен, затиранила его настолько, что, по-моему, он скоро должен был окончательно разучиться принимать решения и выбирать. Почти уверен, что и сюда он приехал первый, но сидел и ждал хоть кого-то, ничего не выбрав, а потом тупо повторил заказ Ника. Но, чего греха таить, мне с ним было очень удобно.

Ну и я — капитан, предводитель и вот это вот все, единственный лучик адекватности в этой юдоли печали, алкоголизма и душевной скорби. Хотя Ник и называет меня УДиС — уголок духоты и сарказма — но это он мне завидует, я точно знаю.

Собутыльники явно еще были в трезвом сознании и светлом уме (ну, насколько это возможно), поэтому я сразу насел на Ника.

— Ну что там, контракты есть?

— Контракты есть всегда! — задрал тот нос в потолок. — Толковые люди всегда найдут себе работу!

— Сейчас пну в голень, — вежливо предупредил я, — и с другой стороны еще Гриша добавит, а он явно не в кедах, как я, очень больно тебе будет.

Нос опустился на свое законное место, зато к нему тут же задрались тощие коленки в синих синтетических брюках. Позорник, нормально же зарабатывает… Хотя, не удивлюсь, если он последний гонорар уже спустил, с него станется. Как человек с изрядной придурью, он мог начать копить на музей имени себя, где бы собирал все, украденное им с пьяных глаз — как-то заикался о таком, — банально пропить, угощая всех вокруг, или спустить на новый курс про то, как стать счастливым и богатым.

У меня же денег пока хватало, еще пару месяцев точно можно было не голодать и платить по кредиту, но меня тянуло туда, наверх. Не все меня понимали, даже кто побывал среди звезд, но это чувство, когда ты один на мостике, команда спит — а вокруг миллионы миллиардов световых лет космоса, черного, неоднородного, с хвостатыми пятнами близких комет и холодным сиянием далеких ледяных гигантов… И даже весьма скромный дисплей всего на сто два дюйма не мешает ощущать все величие и великолепие этого момента. А просто так мотаться за атмосферу — увольте, я слишком адекватен, чтобы столько тратить на собственные удовольствия.

Гриша же к космосу был абсолютно глух, но рвался на каждый контракт как бы даже не сильнее меня — я-то хоть прикидывал, отобьется ли по финансам, риски, время и все такое, а этот был готов не вылезать месяцами. Всем он говорил, что, мол, копит на собственный корабль, но лично я подозревал, что он просто не хочет домой. Но не лез, конечно, может, это и нормально, куда мне в такие дела.

А Ник космос любил, но абсолютно не взаимно — его тощее тело перегрузки выносило из рук вон плохо. Что интересно — только в трезвом состоянии, а стоило выпить — и как огурец. Поэтому мы все втроем давно привыкли носить браслеты с различными горячительными — на случай, если упадет срочный контракт, а в космопорте не будет знакомых девчонок в комиссии. Тогда мы накачивали Ника уже после прохождения медиков и досмотра. Потому что лучше уж он будет болтливый сверх меры и пьяненький, чем трезвый, молчаливый и блюющий…

Пока я прессовал Ника, робот-официант приволок поднос с заказанным, тупо посмотрел на меня синими глазками-окулярами, изобразил улыбку на крохотном дисплее в середине корпуса (сразу видно, что наше производство — почему это подобие рта расположено там?) и снова задергался, разворачиваясь на месте. Строго посмотрев на собеседника, я ударил его по руке, тянущейся к бутылке, и повторил вопрос.

— Да есть контракторы, даже несколько. У одних вообще жирно, но твое корыто не утянет, ни по дальности, ни по весу, — тяжело вздохнул Ник, занимая нормальную позицию за столом. — Оптимально будет к братьям-казахам подвизаться, там три стандартные паллеты, вроде как, семена и чуток топляка отправляют к своим, на Глизе*. И платят по полному тарифу, я бы взял.

Я задумался. В январе всегда было тяжело с работой — земляне, в начале двадцать второго века как-то вдруг раскинувшие по немалому количеству более-менее доступных планет щупальца-колонии, добывающие всякое полезное и почти закончившееся на стремительно дряхлеющей родной планете, предсказуемо утащили с собой многие земные привычки и обычаи, одним из которых оставалось празднование Нового Года и Рождества. В связи с чем, декабрь у всех перевозчиков регулярно выдавался чрезмерно активным, порой принося больше, чем предыдущие несколько месяцев, вместе взятые. А январь, соответственно, был тухлым на контракты — все успевали всё растащить до наступления праздников.

Нет, находились, конечно, и рациональные люди, кто ждал окончания ажиотажа и потом предлагал заскучавшим перевозчикам поработать задешево — знают, заразы, что многие подсаживаются на полеты, как на наркотики, и пользуются. Так частенько выходило, что, хоть и не заработал денег, но и не за свой счет полюбовался колючими холодными огоньками далеких звезд и обжигающей чернотой пустоты.

А последние несколько лет в горячо любимой Извечной и Непокоренной Родине для КК (космо-карго, перевозчики, другими словами. Кто придумал такое сокращение — удавил бы, но уже поздно, прижилось еще до моего рождения) настали еще более тяжелые времена — заклятые друзья из-за океана наложили очередные рестрикции, когда почуяли угрозу для своего коммерческого флота. Официальная причина была в том, что Россия, якобы, нерыночно и совершенно бессовестно задушила космическую отрасль в сопредельном Казахстане, но все прекрасно понимали, что благословенные СШСА (Соединенные Штаты Северной Америки, то есть — еще век назад в какой-то момент старые США решили, что хватить скрывать очевидное, и объединились с Канадой и севером Мексики) устали от конкуренции за европейский рынок перевозок и сделали ход конем. Причем, что интересно — сами штатовцы совсем недавно гораздо более грубо раздавили КА ЕС (космическое агентство Евросоюза) и даже не почесались. А Россия всего лишь перестала пользоваться давно не нужным ей Байконуром, который теперь кое-как сводил концы с концами за счет подачек от Китая.

Хорошо, что Родина за тучные годы успела основать немалое количество своих колоний, да и всякие мелкие государства и образования не чурались отправлять грузы через нас, выправляя почти совсем официальные бумаги от имени посольств России в их странах, дабы самим не нарваться на грозный окрик из-за океана. На хлеб, в общем, хватало, иногда даже — с маслом.

— Можно арабов перехватить еще, у них четыре паллеты, как раз под твоего «Синего» битком, но платят столько же, а тащить надо дальше, — продолжил тем временем Ник, грустно глядя на текилу в моих руках. — Да и не люблю я их, черт пойми, что они там возят, потом весь кузов чистить придется еще, как летом.

— Глизе какая? — посмотрел я на него.

— Твоя любимая, 667*, — хмыкнул Ник, а Гриша молча кивнул.

«Шесть-шесть-семь» — это хорошо, там хотя бы температура нормальная и кислород вырабатывают в достаточном количестве. На «пять-восемь-один-ц»*, например, нашли абсолютно безумные запасы гелия-3 на обоих полюсах, еще и практически на поверхности. А когда туда отправились на добычу, совсем рядом нашелся и литий-7, без которого современная космонавтика была немыслима. И потянулись караваны КК к не очень далекой, но жутко некомфортной планете. И мы там раз побывали, да так, что больше не хочется — атмосфера уничтожена напрочь, холодина, безумные магнитные аномалии… Ну его, в общем, такой заработок.

Я задумчиво кивнул, но все же продолжил расспросы обо всех возможных клиентах.

***

Как единственный, не скидывавшийся на вчерашние посиделки, Ник сам вызвался следить за погрузкой. Дело это не особо хлопотное — прими товар по накладной, опечатай и сиди себе на силовой балке вверху кузова, да покрикивай на грузчиков. А потом проверь все крепления, отдай команду бортовому ИИ, чтобы зафиксировал — и все, свободен. Но времени обычно занимало прилично, да и пыли там было чудовищно много. Поэтому что я, что Гриша, с радостью свалив неприятное дело на обнищавшего товарища, сидели в чистеньком здании космопорта и пили кофе, заедая его премиленькими печеньками в виде колонизированных Россией планет.

За прозрачной стеной кафе располагались бетонные дорожки, по которым кургузые роботы-тягачи таскали туда-сюда разгонные блоки, какие-то огромные серые тюки, дважды проехали огромные ярко-рыжие заправщики. Порт жил своей, активной и абсолютно непонятной для большинства жизнью даже в тихие месяца. А дальше, примерно в километре, высились столбы стартовых площадок.

Первый был свободен, а на втором виднелся силуэт моего корабля — почти прямоугольной коробки серебристого цвета, с заостренным широким носом и длинными закопченными лапами, между которых крепился грузовой отсек, а снаружи к ним сейчас стыковали стартовые ускорители. Конструкция была не особо красивой, даже на изящную не тянула — но я искренне ее любил, как ничто другое. Именно она приводила меня туда, где я мог быть счастливым. Ну и денежку приносила, что тоже немаловажно, хотя пока почти половина доходов уходила на выплату кредита за нее же.

— Вот сколько с тобой ни летаю, так и не могу понять, — лениво произнес Гриша, — почему «Синий-2».

— А почему нет? — в тон ему возразил я.

— Аргумент, конечно, весомый. Но он же даже не был никогда синим, он у тебя всю дорогу серебристый! И двойка — откуда вообще? Любимая оценка в школе?

— Тьфу на вас, я хорошо учился. Просто синий и все, чего пристал-то? Семь лет тебя это не беспокоило, а сейчас вдруг озаботился. Стареешь, может?

Тот вальяжно покачал седой головой, махнул рукой и снова замолчал. В великолепной тишине просидели минут двадцать, пока не запиликало в ухе — Ник уведомлял, что все готово к отправке. Досмотр и медосвидетельствование прошли без задержек, нашли свободный трап и покатили на нем к стартовой площадке, как цари — высоко сидючи и далеко глядючи. Ник нас встретил внутри, в своем кресле — уже успел немного надергаться и тихонько насвистывал какую-то новую и незнакомую мелодию.

Голос из динамика пробубнил разрешение на взлет, я подтвердил его бортовому ИИ, и внизу захрустели отходящие в стороны лапы держателей. Следом бешено взревели ускорители где-то там же и холодный свет озонирующих воздух диодов пропал, сменившись тревожно-красной аварийной подсветкой. И тут же меня вжало в кресло, все внутренности скрутило, в глазах потемнело от резкой перегрузки, и так продолжалось чудовищно долго. Но хуже всего было потом — когда отвалились стартовые ускорители и полетели на парашютах вниз, а мы вышли за пределы атмосферы, все неприятные эффекты разом пропали, сделав это настолько резко, что, будь мой вестибулярный аппарат послабее — печеньки бы были оплачены зря. Но прошло терпимо. Вот когда с Глизе будем взлетать — будет хуже, там планета почти в шесть раз тяжелее Земли и отпускает с себя гораздо неохотнее.

— Си, изображение на экран, «ручке» приоритет! — громко приказал я, едва уняв внутреннее расстройство и вызвав из подлокотника джойстик управления. — Режим полета «помойка».

— Принято, мой капитан, — мурлыкнул приятный голос из динамиков.

Большинство пилотов проходило ближнюю орбиту полностью в автоматическом режиме. Современные искусственные интеллекты вполне справлялись с уворачиванием кораблей от огромного количества мусора вблизи планеты. Но я, когда разобрался с ручным управлением, всегда подстраховывался — ИИ мог не обратить внимания на какую-нибудь мелочь, которая не повредит кораблю, но с легкостью заляпает одну, а то и несколько обзорных камер. И тогда выпадет какой-то блок картинки с моего итак не самого большого дисплея, что было непозволительно.

Пробирались на черепашьей скорости мы долго — больше получаса. С каждым годом, кольцо мусора вокруг Земли все ширилось, но чистить было дорого, долго и некому — космос был нужен основной массе человечества отнюдь не ради красоты. Вот если бы там было что-то ценное — уже бы давно все собрали и переработали, а так — нехай КК и туристы немного поволнуются, с них не убудет.

А когда все закончилось, я сбросил надоевшие ремни, оттолкнулся от пола, потянулся и подплыл к дисплею. Это с места капитана он не такой уж и большой, а вот так, стоя рядом — вполне себе приличный. И со 100%-й реалистичностью, по заверению производителя, передающий качество изображения с многочисленных камер снаружи. За спиной прозвучали тихое «шур-шур» комбинезонных брюк и частое дыхание — Гриша завис сзади и уставился со мной на неторопливо проплывающую слева огромную серо-желтую бляху Луны. Но он меня не потревожит. Он знает.

Почти восемь лет я здесь работаю, но это не надоест никогда. Первые мгновения в космосе — это совершенно непередаваемые чувства. По крайней мере, у меня. Пусть это еще только преддверие настоящего Космоса, словно маленькая и немного захламленная прихожая перед входом в поистине величественные покои кого-то огромного, могучего и — что греха таить — страшного, но… Когда глаза еще не отвыкли от земных пейзажей, и ты видишь эту черноту, у которой нет ни края, ни дна, Луну, совершенно не похожую на ту, что на небе, огоньки далеких звезд и планет — вольно-невольно пробирает. Внутри появляется, хоть и кратковременно, какая-то слабая и удивительно приятная вибрация, собирающаяся в комочек где-то под ребрами и вскоре распускающаяся легким покалыванием по всему телу. Никогда никому об этом не говорил, — может, так и вовсе только у меня одного — но у себя в голове я это называл: «она приняла меня. Пустила к себе». Кто она — не спрашивайте. Нет у меня ответа. Но это — точно она. И еще я уверен, что, если когда-нибудь у меня не будет этого ощущения, то больше я рваться сюда не буду.

Так, периодически слегка корректируя курс, несколько часов тащились по Солнечной системе. ИИ вел корабль к обозначенной точке, но протоколы безопасности велели ему по возможности держаться поближе к населенным местам, почему корабль иногда и уходил то левее, то правее. А я и не мешал, пусть его. Когда справа показался Юпитер с его серо-стальными спиральными кольцами, снова в восхищении застыл у дисплея. Огромную планету крест-накрест перепоясывали несколько колец, неравномерных, тускло-блестящих, постоянно двигающихся. Поначалу мне, как и абсолютному большинству видевших планеты родной системы в относительной близи, больше нравился Сатурн, с его широко известными кольцами- «сомбреро», но потом поменял точку зрения. Юпитер был степеннее, серьезнее, он не кичился своими украшениями, а просто гордо и молча носил их.

Ник и Гриша давно уже ушли в каюту, где первый наверняка беззастенчиво дрых и отравлял воздух жутким ароматом перегара. А я все сидел на мостике, перепроверяя расчеты ИИ и подсчитывая расходы. По всему выходило, что после этого рейса можно будет или закрыть еще почти 10% кредита, с учетом оплаты расходников и суточных коллегам, или не торопиться там и поставить, наконец, панорамный дисплей. В первый год работы по контрактам, еще без своего корабля и нанимаясь к любому желающему почти на любую должность, я видел подобное у капитана «Беатрисы». И именно тогда я влюбился в космос и решил во что бы то ни стало обзавестись собственным транспортом с таким видом.

Капитана звали Андрей, был он матерым контрабандистом, даже почти и не скрывавшимся от закона — потому что благополучно с этим самым законом сотрудничал и возил очень сильно специфичный товар по заказу и собственного государства тоже. Риск попасться кому не надо с чем не надо был, и не маленький — те же орбитальные патрульные от сил СШСА с радостью бы покопались в грузовых отсеках его корабля, а потом усадили и капитана, да и весь экипаж на электрический стул. Но и брал за этот риск Андрей соответственно, в том числе и с законников.

Но, в отличие от большинства КК, Андрей работал и рисковал не только и не столько ради заработков, как таковых. Нет, он обожал космос и свою «Беатрису», в которую вваливал безумные суммы для ее постоянного улучшения. В порту над ним все посмеивались, когда он после каждого полета подолгу в одиночестве ходил вокруг корабля, гладил его тут и там, внимательно рассматривал. А некоторые даже утверждали, что он на полном серьезе разговаривал с «Беатрисой». Нет, не с ИИ — это было делом нормальным, а именно с кораблем. А потом уходил, задумчиво хмурясь, обязательно заказывал мойку всей огромной туши корабля и регулярно подкрашивал потертости, хоть это и не имело никакого смысла — прохождение нижних слоев любой более-менее плотной атмосферы оставляло следы на кораблях.

И в первом же рейсе с ним я был ошарашен, когда Андрей позвал меня на мостик в паузе между прыжками. Новомодные устройства создания искусственной гравитации он презирал, считая недостойными настоящего космического волка, поэтому я тогда выплыл из отсека персонала — обычного железного ящика шесть на шесть с рядами коек и столом посередине — и влетел на капитанский мостик. Огляделся, сначала не поняв, почему такие странные стены — и замер, восхищенно вздохнув. Стен тут не было. От пола до потолка открывался настоящий Космос, тот, что с большой буквы. Глубокая чернота с совсем редкими и очень далекими искрами света, она была странно притягивающей, сковывающей все внимание — и в то же время отталкивающей и внушающей благоговейный ужас и трепет. Я завис, кажется, на несколько минут, не слыша и не видя ничего вокруг, а вскоре отключилось внутреннее освещение на мостике и Космос поработил очередную душу окончательно.

Не знаю, сколько времени прошло, пока снова не зажглись светодиоды у места управления и раздался низкий, грубый, какой-то шершавый — и в то же время понимающий голос.

— Что, малец, попался в ее сети?

Я встряхнулся, с невероятным трудом отрываясь от зрелища, провел рукой по лицу и повернулся к капитану, неловко улыбаясь.

— Точно так, кэп. Извиняюсь. Это же… Это… — и замолчал, не находя слов.

— Ну-ну, давай, попробуй опиши, — ехидно улыбнулся собеседник. — Еще никто не смог нормально сформулировать из тех, кто проникся. Некоторые и вовсе говорят, что это я старый дурак и романтик, которому заняться больше нечем.

— Ну, вы точно не старый... — ляпнул я, совершенно без злого умысла.

— Но дурак и романтик, да? — теперь Андрей уже, не сдерживаясь, захохотал. — Да брось, я первый раз так же реагировал. Хотя, по правде говоря, я и до сих пор порой зависаю, как ты. А если заслужишь — я тебя еще и на начало прыжка позову посмотреть. Уверен, тебе понравится.

— А, ой! Вызывали? — вспомнил я, зачем вообще там появился…

А сейчас логика говорила, что надо первым делом закрывать кредит, а уже потом тешить свои хотелки. А хотелки бунтовали, орали и били в голове посуду, утверждая, что я про них всегда забываю, потворствуя чертовому рационализму и расчету. А жизнь-то идет, уже четвертый десяток разменял. Внутренняя борьба закончилась победой сил прокрастинации — вот доберусь назад, получу денежку, а там и посмотрим. Логика заткнулась и убралась в свой угол, злорадно потирая ручонки, а хотелки приуныли и пропали. В таких случаях они проигрывали всегда и знали об этом.

Потому что эмоциональные желания надо исполнять — или хотя бы принимать решения о них — только под воздействием импульса, в моменте, а если у тебя будет время на подумать, взвесить все «за» и «против», ты никогда в жизни не будешь их исполнять. А ведь общество давно и прочно взяло курс на строгую логику и последовательность действий. Интересно, не с этим ли связаны итоги регулярно проводимых исследований, что уровень жизни на Земле все выше, а счастливых людей все меньше? Особенно, среди мужчин. Вдвойне особенно — среди женатых. А среди давно женатых подобная статистика была такой удручающе низкой, что некоторые предлагали задуматься о психологической поддержке этого слоя населения.

Я слегка разозлился, сам не понимая на что. Поэтому окончание пути по Солнечной системе воспринял с радостью, снова неподвижно зависнув у экрана. Космос смотрел на меня мириадами глаз, подавлял волю и, казалось, мягко трогал что-то внутри холодными пушистыми лапками, словно проверяя — тот ли это человечек, что однажды уже присягнул ему на верность? Из головы вымыло все лишние мысли, оставляя только почтительный трепет перед ним, огромным, неизведанным, страшным — и обожаемым.

Тихое покашливание сзади вернуло меня в реальность. Я обернулся. Ник сидел в своем кресле с баночкой свежесваренного кофе в руке и с невинным видом посасывал его через трубочку. Да, такой способ неудобен и портит процесс, а вы пробовали в невесомости пить его по другому? То-то же. А денег на искусственную гравитацию по всему кораблю у меня не было, установил только на кухне, как жизненно необходимое.

Я вернулся на свое место и вопросительно махнул головой — мол, чего приперся до побудки? ИИ еще прогружал маршруты прыжков, высчитывая, чтобы по пути не растечься грязно-серебристой каплей с алыми вкраплениями по какой-нибудь дурной комете, поэтому полчаса они смело могли дрыхнуть дальше. А то и больше, работа с мелкими небесными телами — на редкость сложная и непостоянная штука.

— Это, кэп, есть мааааленькая просьба… — просящим голосом протянул напарник, смотря в потолок.

— Взаймы не дам! — обрубил я сразу. — Все-равно на пользу не потратишь же.

— Да не, тут все гораздо хуже... — невесело улыбнулся тот. — В общем, это… Давай заглянем на Росс? *

— Без проблем, я как раз давно подумываю из «Синего» сделать маршрутку, вот эдак будем челночить по всем попадающимся на пути планетам — озолотимся же! — даже распахнул глаза я. — Только мест надо побольше поставить, попутчиков еще будем возить!

— Началось! — простонал Ник. — Ну кэп, мы же друзья? Я знаю, что у тебя других-то и нет!

— Допустим, — не повелся я на дешевую провокацию, — но друзья мы на Земле, за пределами этой коробки. А тут мы работаем, Ник.

— Да не убудет с нас! Ну мне правда надо!

— Ты представляешь, сколько мы топлива сожжем на посадку, на взлет? Да и прыжковый двигатель тоже не на воздухе работает!

— Шкурный ты человек, кэп! — собеседник снова посмотрел в потолок и тяжело вздохнул. — Но я так и знал. Нам приземляться и не надо, на орбиталке встанем, я буквально на несколько часов загляну и все. У меня старый друг — между прочим, совсем не жадный, как некоторые! — свадьбу вчера сыграл, рожать собирается. А я его не видел уже пару лет!

— Друг? Рожать? — покосился я с подозрением. — Твой круг общения меня смущает все больше.

— Не душни, я же серьезно. Жена его рожает, конечно, я с такими, на которых ты намекаешь, не общаюсь. Ну… Почти. Среди друзей точно таких нет. И ладно, вычтешь потом из моей доли, сколько мы там сожжем твоего топлива!

— Уже лучше, — буркнул я, сдаваясь под немигающим жалобным взглядом. — А ты раньше не мог сказать? Сейчас все заново пересчитывать, еще час проболтаемся без дела здесь. Давай на обратном пути тогда?

— Да я ему пообещал уже, что скоро буду, кэп! — продолжил канючить Ник. — А раньше не мог, я, хоть и не получал этих ваших образований, но чужие душевные терзания ценю, в отличие от некоторых!

Я про себя выматерился и пошел мучить ИИ «Синего» заново. Опять ему, бедолаге, опрашивать все зонды, станции, а потом мучительно скрипеть виртуальными шестеренками в попытке избавить космос от очередной груды металлическо-синтетического мусора…

«Синий» справился все же быстрее, благо, Рос был почти по пути, только что на 6 световых лет поближе. Честно говоря, мелькнула мысль поковыряться в сети и посмотреть там, нет ли и в самом деле оттуда какого попутного груза, но быстро передумал. На орбитальной станции точно его не будет, а за доставку одной палеты — больше мой корабль не вместит — никто не заплатит столько, сколько придется потратить на те же взлет и посадку. Поэтому стрясу все же с Ника хоть часть перерасхода. Всю сумму целиком совесть не позволит, правда же друзья, что бы я там не говорил.

Когда «Синий» загудел, разгоняя прыжковый двигатель, мы все трое сидели на своих местах, пристегнутые и сосредоточенные. А Ник во все глаза таращился в дисплей — ему как раз этот момент нравился больше всего. А вот я был равнодушен.

Где-то за спиной раздался гулкий утробный звук, словно в океане образовалась огромная воронка, корабль затрясло, снова пропало рабочее освещение и забегали подсветки датчиков у панели управления. И в следующий момент картинка космоса на экране смазалась, далекие огоньки звезд разом превратились в калейдоскоп быстро меняющихся местами вытянутых лучей. Я посмотрел вправо — Ник сидел, нагнувшись вперед и пожирая глазами зрелище и даже, кажется, забыв дышать.

Разгонялись мы довольно неторопливо, потому что наш Рукав Ориона*-таки обладал изрядной плотностью. Где-то через час в неприятной близости пронеслось что-то огромное, сумасшедше яркое и желтое, а я поставил в мозгу заметку, что надо бы накрутить хвоста ИИ «Синего» — не дело прокладывать маршрут в такой близи от звезд. Ладно Ник, который так и пялился в экран, не отрываясь, и в этот момент болезненно сщурившийся и принявшийся вытирать слезы — его не жалко. И даже чуть не подгоревшие камеры с той стороны тоже терпимо — хотя, ну ни фига себе! Но вот притяжение той звезды могло успеть подвинуть корабль, пусть даже на микрон — и это бы с немалой вероятностью закончилось бесславным концом нас в каком-нибудь куске льда в виде забавной аппликации.

Да и вообще, после последнего обновления, ИИ стал вести себя более… Раскованно, что ли? Голос предложил сменить на более успокаивающий, чем я не преминул воспользоваться, пытался неловко подшучивать, изображал эмоции. Например, когда я вслух называл корабль «жестянкой» или еще чем-то таким, мог потом не сразу откликнуться и делал голос холоднее. Хотя, с другой стороны, теперь с ним интереснее, особенно, когда корабль в прыжке, а мой экипаж, который так и тянет назвать пациентами, дрыхнет. Но вот насчет построения маршрутов и реперов точно надо разбираться, это не дело.

Лишь когда мы выбрались за пределы родного Рукава и туша «Синего» окончательно перестала вибрировать и швырять инерцией то влево, то вправо, я отцепил ремни и отправился сначала на кухню, где на скорую руку перекусил и поприседал, дабы размять деградирующие в невесомости мышцы, оттуда в санузел и спать. По пути передав ИИ приказ — управление доверить Грише, а меня в ближайшие шесть часов не будить, не кантовать, при пожаре выносить первым. Тот (или та, если голос женский? Дилемма…) изобразил вежливый смешок, пожелал добрых снов и заблокировал входную дверь в мою каюту.

***

Что что-то идет не так, я заподозрил сразу, как только открыл глаза. Потому что сделал это сам, а не под мерзкие колокольчики «будилки» и мягкие уговоры «Синего». А так не бывает. Если меня не будить — я могу спать по пол суток кряду, что, конечно, ни разу меня не красит, а на контрактах и вовсе мешает.

Первым делом посмотрел на голограмму над дверью, изображающую сейчас старинные часы с кукушкой. И надежда на то, что что-то не так только со мной, разбилась, как хрустальный абажур об острые камни. Я проспал больше десяти часов вместо положенных шести. А значит, мы уже давно должны были оттормозиться у орбитальной станции Роса.

Я выпутался из спального чехла, отцепил ремни (без них спать не рекомендуется при отсутствии гравитаторов — возможны крайне болезненные эксцессы), прыжком обулся и стремглав рванул на капитанский мостик.

Пусто. Нет, сам отсек управления, конечно, никуда не делся, все на своих местах — но вот там никого не было. Чего не должно быть никогда и ни при каких обстоятельствах. Внутри закипало бешенство на Гришу — не дай Господь я узнаю, что он отлучился на поспать или еще по какой причине во время своего дежурства. Уволю сразу, и высажу на ближайшую обитаемую точку.

— Си, доклад! — рявкнул я, подняв голову вверх.

— Мой капитан, можно поконкретнее? — игриво промурлыкал голос сверху.

— Полный доклад об обстановке, где мы, кто дежурный на мостике, куда он делся! И убери свои живые замашки, чертова железяка! Как прилетим домой, я найду того имбицила, который ставил тебе новую прошивку, и утоплю его в первой луже!

— Капитан, угрозы жизни другого человека неприемлемы, — холодно и безжизненно ответил ИИ. — Мы сейчас прошли середину Внешнего Рукава*, удаляемся от центра галактики. Дежурный Григорий Лантратов покинул рубку управления восемь часов двадцать семь минут назад, передав управление Николаю Самошникову.

— Где они оба? — прорычал я. — Поднимай и тащи их сюда, даже если у них неостановимый понос!

— Григорий Лантратов спит, я пыталась его разбудить, но не смогла. Николай Самошников экстренно покинул корабль пять часов четыре минуты назад.

Я встряхнул головой, провел руками по лицу. Ущипнул себя. Нет, не сплю. Но это же бред!

— Синий, мы в прыжке, как кто-то мог покинуть корабль? Запустить диагностику! Разблокировать дверь в каюту помощника!

Голос наверху согласно что-то вякнул и пропал. Моргнул свет, а я бросился к каюте, где достал шокер, черт знает с каких пор болтающийся в шкафчике, и рванул дальше по коридору. Влетев в каюту Гриши, увидел его в своем коконе крепко спящим и чему-то улыбающимся. И все. Ника не было. Для проверки ткнул ногой тело помощника — без реакции — и отправился дальше. На кухне пусто, в санузле пусто.

Но это бред. Так не бывает. Выйди Ник из корабля в прыжке — его бы мгновенно размазало, растерло в молекулы, даже будь у него самый навороченный скафандр. Которых на «Синем», конечно, не было и не могло быть. И это даже без учета того, что он бы даже не смог открыть шлюзы — протоколы корабля не позволят. А из прыжка мы не выходили — я бы точно проснулся.

Растолкать Гришу не получилось, поэтому я все же применил шокер. Улыбка на спящем лице сменилась болезненным оскалом, тело вытянулось в струну и несколько раз дернулось. Но помогло.

— Серый, ты с луны упал? — прохрипел он, когда пришел в себя. — Ты что творишь?

— Ты какого хрена дрыхнешь, утырок? Где Ник, мать твою? — заорал я, хватая его за грудки.

— Погоди-погоди, не тряси, голова отваливается… — простонал Гриша, вытащил из чехла руки и схватился за затылок.

— Синий, доклад! — повторил я.

Чуда не случилось. Или наоборот, как посмотреть. ИИ повторил все то же самое, что и несколькими минутами ранее, а Гришины глаза, пока он прослушивал отчет, становились все ближе по размерам к чайным блюдцам.

— Брат… Кэп… — начал бормотать он, когда доклад был окончен. — Я ни черта не понимаю, это же невозможно.

— Капитан, разрешите? — сухо прозвучал голос «Синего».

— Что?

— Предлагаю посмотреть запись из рубки. Что было в каютах, я не вижу, но камеры в общих пространствах работают, хочу напомнить.

— Ты со мной идешь, потом поболеешь! — рявкнул я на Гришу, а тот страдальчески поморщился, но послушно кивнул и начал вылезать из своего кокона.

Чем дальше мы смотрели запись, тем больше бледнел мой напарник. Да и я тоже, подозреваю. А еще мне становилось стыдно. И мучительно больно где-то там, между ребер.

Гриша вполне добросовестно нес свою вахту первый час. Потом к нему присоединился Ник. Потом Ник угостил его своим фирменным кофе. А через пару минут Гриша уже едва отдавал себе отчет в происходящем, на ходу засыпая, и передал управление единственному бодрствующему члену экипажа. Который, как старый, многократно проверенный друг, помог старшему товарищу добраться до каюты и даже укутал того в спальный чехол и заботливо пристегнул.

А сам тут же полез в управление кораблем, отменяя мой будильник и промежуточное торможение у Роса, заменяя его плавным замедлением до той скорости прыжка, при которой возможен экстренный сброс грузового отсека. Я бы не смог поверить в происходящее, если бы не видел все своими глазами. А ведь я сам, собственными руками, давно уже дал полный доступ к управлению кораблем и Нику, и Грише, как единственным друзьям, которым доверял полностью. Хотя мог, как все нормальные капитаны, доверить только страхующую систему корректировки курса.

И вскоре Ник, вместе с грузовым отсеком, разорвал стыковку с кораблем. Сделав это примерно в районе красного карлика Росс-128. Где его наверняка вскоре выловит какой-нибудь грузовик с захватом.

— На что он рассчитывал, я не понимаю, — глухо пробормотал Гриша, смотря в пол. — Есть же и видео, и все его данные, и логи.

— Он тупой малолетний дегенерат! — скрипнул я зубами. — Я же его размажу, раскатаю по полу, ублюдка! Си!

— Слушаю, капитан.

— Глуши прыжковый двигатель и тормози. Мы разворачиваемся.

— Остановку джи-двигателя подтверждаю, — и тут же равномерный гул позади сменил тональность, добавив свистящие нотки. -Торможение и разворот не подтверждаю.

— Не понял! — поднял я голову и посмотрел в потолок. — Это с чего вдруг? Я! Капитан! Этой! Посудины!

— Так точно, капитан. Если вы подозреваете, что Николай Самошников что-то изменил в приоритетах управления, то вы не правы. Он так и остался младшим помощником, на смену владельца и капитана у него нет прав доступа.

— Тогда какого черта мы не можем остановиться и развернуться, Синий? — бешено рявкнул я.

— Экстренная отстыковка грузового отсека в режиме прыжка повредила управляющие контуры отклоняемых курсовых сопел. Сожалею, капитан.

— Ты не можешь сожалеть, тупая…

Но быстро замолчал. ИИ точно не при чем.

— Как можно их отремонтировать?

— Кэп, — подал голос Гриша. — Мы же в прыжке… Никак невозможно, ты же понимаешь не хуже меня.

— Капитан, мы можем остановиться, используя обратную тягу джи-двигателя, — вмешался снова ИИ. — И тогда можно будет вручную восстановить управление. Но это запрещено, капитан.

— Почему?

— Потому что при ручной разблокировке четвертого управляющего контура из всех дюз произойдет сброс неотработанного лития-7, который с вероятностью единица мгновенно воспламенится. Вы понимаете, капитан, что там будет. Я тупая железка, но в вашем фольклоре такое обычно называют «огненный ад». Из которого не будет ни единой возможности успеть убраться, а ни один скафандр не сможет защитить.

Повисла тяжелая, гнетущая тишина. Я откинулся в кресле и тупо смотрел в потолок, понимая, что это все. Прав был кто-то, когда говорил, что человека часто губит его любовь. Конечно, еще в самом начале своей карьеры КК, я отдавал себе отчет в том, что космос коварен, и до сих пор и корабли, бывает, ломаются, и на маршрутах прыжков могут возникать неожиданные и непредсказуемые препятствия, и еще тысячи причин, по которым жизнь человека, связавшего свою судьбу с полетами между планет и звезд, может окончиться гораздо раньше, чем он ожидает. Но никак не думал, что это достанет и меня, тем более — в таком виде.

— Как он мог… — еле слышно прошелестел сбоку Гриша. — Мы же его пробивали, идеальная деловая репутация у человека. И потом еще шесть лет он с нами был, ни одного косяка. Ведь друг же был, самый настоящий. Я его и с семьей своей познакомил, а батя его чуть ли не сыном называл. А он нас предал из-за какого-то груза… Он убил нас.

— Не знаю, старик, — выдохнул я, продолжая разглядывать белый потолок. — Тоже в голове не укладывается. А ведь он, падла, заранее все знал, поэтому так легко и согласился груз принять вместо нас. И про друга на Росе тоже не просто так заикнулся, а чтобы самому там высадиться.

— Друга? У него же там брат на руднике уже несколько лет работает. А всех его друзей я знаю, их, помимо тут присутствующих, ровно один человек, и тот на Земле.

— Да какая уже разница, — принял я, наконец, решение и начал вставать. — В одном ты не прав, он не нас убил.

— Ты про что? — повернулся Гриша ко мне.

— Нас обоих он не убил. Мы сейчас во Внешнем Рукаве, после разворота топлива до дома точно не хватит, но до обитаемых мест «Синий» дотянет, там подашь сигнал SOS, кто-нибудь выловит тебя.

— Ты чего это удумал? — в голосе собеседника зазвучали панические нотки.

— Гриш, давай без этого, итак дерьмово. Нет смысла дохнуть обоим, если можно обойтись смертью одного. Логично? Логично! А кто из нас двоих больше нужен там, на Земле — думаю, тоже не вопрос. У тебя жена, сын, родители, а у меня никого. — Мог бы еще добавить, как мне до сих пор было стыдно, что я его заподозрил в предательстве, но не смог. А ведь он на полном серьезе иногда называет меня «брат», особенно в подпитии, когда врать сложнее всего.

— Серый, ты это… Завязывай! Поболтаемся здесь, поорем на всех волнах «Спасите», глядишь, кто-то и откликнется.

— Хватит! — повысил я голос. — Никого здесь нет и не будет ближайшие лет двадцать, Гриш. А до обитаемых мест сигнал отсюда если и дойдет каким-то чудом, то это будет еще дольше. Все, старик. Я капитан, и я принимаю решения. Си!

— Да, капитан? — холодно-вежливо спросил голос сверху.

— Ты прости, что наорал. Никогда этого не говорил и больше не скажу — но я люблю тебя. Подготовь мой скафандр и эваковыход. И инструкцию мне дай, как там чего делать-то. — Принятое решение многотонным грузом упало на плечи, склоняя их вниз, сердце заходилось в странной и страшной тоске, но голос я старался держать бодрым, а спину — прямой.

— Серёж, — тихо раздалось за спиной. Я повернулся и посмотрел на Гришу. — Я пойду.

— С хрена бы? — удивился я. — Сядь и сиди, ходок. У тебя семья, еще раз тебе говорю. Тут я капитан, а значит — мне и отвечать и за корабль, и за экипаж. И за поступки некоторых членов экипажа, Гриш.

— Серый, я принял решение. И я его не изменю. Надо будет — я тебя отмудохаю, свяжу и пойду, — голос товарища, всегда спокойный и лениво-тягучий, был непривычно полон эмоций и силы. — Брат, не мешай мне, прошу. Я принял решение!

— Прими другое! Как я буду смотреть в глаза твоим, если вернусь без тебя! — я сорвался на крик. — Ты несешь бред, старый ты дурак! Возвращайся домой, где тебя ждут!

— Поверь, что Кэт, что Димка вряд ли будут сильно переживать по этому поводу. Если только из-за того, что доход потеряют, но ничего. Корабль продадут. Да, кстати, я же не говорил еще никому — я заказал себе такого же «Прорыва», как этот, на следующей неделе будет готов, собирался всех позвать в гости. — Я открыл рот, собираясь продолжить орать, но Гриша сделал знак «замолкни» и я послушался. Потому что ЭТОТ Гриша был совсем другой, каким я его никогда не видел. Это был не забитый безвольный подкаблучник, а тот, с кем спорить не захотелось бы никому. — И Ника найди обязательно, я «Синему» дам данные на его брата, наверняка он к нему направился. Тот-то вообще маргинал, даже отсидеть успел, будут теперь соответствовать. А я еще удивлялся, как могут двое таких разных детей быть в одной семье… Ладно, это лирика. Так что, Серый, ты вернешься, а я починю твою карету. Ты бы сам все-равно ни черта там не сделал, у тебя же руки из задницы растут. Одна просьба только есть — ты краем глаза все же присматривай за моими, не дай сгинуть, они же беспомощные совсем. И сам заканчивай дурью маяться, найди уже себе бабу нормальную, да заводи семью, а то как дурак ходишь.

— Чтобы потом тоже никто не расстроился моей смерти? — глухо произнес я, опустив взгляд в пол.

— Вот я и говорю, что ты дурак. Это сейчас Катюха такая, а тут-то, — Гриша положил руку на грудь. — Она осталась еще той конопатой и смешливой девчонкой, при одном взгляде на которую сводило дыхание и бегали огненные мурашки по всему телу. Или той, при занятиях любовью с которой я сходил с ума и не мог ей насытиться. Тебе, с твоими «одноразками», такое и не снилось, поверь. Потому что вы трахаетесь, а мы — любили друг друга, отдаваясь целиком, до самого донышка.

Гриша на глазах выпрямлял всегда сутулую спину, на бледных щеках расцветал румянец, голос уже громыхал.

— И я хочу, чтобы она для меня такой и осталась, понимаешь, капитан? Чтобы я в последние мгновения вспоминал не то, как она на меня орет, а как она беременная — беременная моим ребенком! — и смешная, как пингвинчик, ревела ночью в подушку, потому что хотела соленых крекеров и маринованных ананасов именно марки «Дядя Ваня», но меня не будила — ведь ее любимому утром на работу. Это потом она стала такой, как ты ее знаешь, но и в этом я сам виноват, думал, перебесится, послеродовая депрессия и все такое. А потом уже поздно стало.

— Но… — попытался я влезть.

— Заткнись, Серый, дай выговориться! — обрубил мою попытку он. — А Димка? Это сейчас он — стокилограммовый кабан, который батю ни во что не ставит. А я запомнил его пищащим комочком весом в три семьсот, который тянул ко мне крохотные лапки и любил засыпать на моих руках. Или семилетним вихрастым метеором, который по секрету деду рассказывал, что его папка самый-самый лучший, самый сильный и самый красивый в мире. И что он будет со мной всегда, потому что он любит папку так сильно, так сильно, что, если бы его любовь могла весить — она бы была тяжелее даже вон того трактора. И поверь мне, Серёж, я дико, безумно счастлив, что у меня все это было. И тебе желаю испытать то же самое. А дальше все в твоих руках, пример, как не надо, ты знаешь. Ты никогда не сможешь быть действительно счастлив, если хоть однажды никого по настоящему не полюбишь. — Явно процитировал Гриша кого-то.

— Гриш… — выдавил я из себя. К горлу подкатил незваный комок, в глаза что-то попало, заставляя меня смотреть в потолок.

— Заткнись. Гриш! А помнишь наш первый контракт? — Я покачал головой. Единственное, что у меня осталось в голове с того раза — это переполнявший меня восторг. — А я помню. И я тогда просил не называть меня Гришей, с детства терпеть ненавижу. Если уж так хочется посокращать мое имя — то хотя бы Грег. А ты кивнул и тут же забыл, скот мелкий.

— А чего не напомнил потом? Видел же, что я не в адеквате был.

— Да ладно, неудобно было уже. Но это ерунда, в общем-то. На самом деле, хороший ты мужик, Серый. Я бы сказал тебе еще то же самое, что ты «Синему» говорил только что, но перебьешься. Понимаешь теперь, почему я пойду?

Я поднял на него глаза и, против своей воли, согласно кивнул. А возможно, это за меня сделала та часть, что я всегда старательно прятал глубоко внутри, и которая сразу была готова к такому повороту — или даже мечтала о нем. Да, я капитан и отвечаю за свой экипаж в том числе. Но и жить я хочу, оказывается, как минимум — та частичка внутри.

— С каждым годом мне все тяжелее помнить, какие они были. А я хочу, чтобы в последние мгновения я вспоминал тех, которых я действительно любил и люблю. А еще, я хочу наконец сам решать, что и как я делаю! Дай мне хоть помереть мужчиной!..

Гриша собирался совсем не так, как должны это делать люди, идущие на смерть. Он был бодр, активен и громогласен. Даже когда надиктовывал завещание перед камерами и подтверждал его электронной подписью — делал это с улыбкой. А я сидел на своем месте и с восхищением на него смотрел. Этот Гриша мне нравился гораздо больше. Никогда не знал отца, но теперь у меня точно появился пример.

А когда он ушел, напоследок крепко обняв меня и приказав не вешать нос, я навзрыд ревел, хотя не позволял себе такого с шести лет.

Тыловые камеры показали, как серебристая фигурка появилась в их поле зрения, помахала мне рукой и подлетела к первому соплу. Повозилась там минут тридцать, оттолкнулась, показала пальцами «все ок!» и направилась ко второму…

Только возле последнего, четвертого контура Гри… Грег возился гораздо дольше, потратив больше часа. А я не знал, чего хочу больше — чтобы у него получилось, или чтобы не получилось. Но вскоре он все же повернулся, одну руку держа сзади, и начал второй что-то показывать. Буквы. Я. Г. Р. Е. Г. Потом отвернулся и…

Камеры мгновенно убавили яркость, когда их озарила вспышка полыхнувшего Лития-7, огромным облаком накрывшая часть космоса за кораблем.

— Синий! — поднял я зареванное лицо вверх, когда туша корабля развернулась и направилась в сторону обитаемой части космоса.

— Да, капитан?

— Замени в системе собственное имя на «Грег».

* Глизе — звезда типа «красный карлик» в 20 световых годах от Солнца, в созвездии Весов. Имеет 6 планет, из которых две потенциально пригодны для жизни — *Глизе 581Ц (или Си) и 667Ц ц

* Росс (в контексте Росс-128Б) — потенциально обитаемая экзопланета в системе звезды Росс, расположена в 11 световых годах от Солнца.

* Рукав Ориона — рукав в галактике Млечный Путь, в котором расположена Солнечная система.

* Внешний Рукав — рукав в галактике Млечный Путь, следующий за Рукавом Ориона, считается крайним.