Я - невкусный

Кот опять приволок на себе этих паразитов. Клещей. Сидит, мурлычет, пока я выковыриваю этих бронированных крошек из его шерсти. Раздувшихся от обжорства - пальцами, просто впившихся в предвкушении - пинцетом. Собрал, завернул, бросил в печку, а там легкий треск, и точка.

Люди вокруг… смешные. Весь этот цирк с маслом, кремом, визгами и походами к врачу. Платят за анализы клещу! Телевизор орет про ужасы энцефалита и прочих болячек каждую весну. Страх, какой примитивный стимулятор для выкачивания денег.

А я давно перестал бояться. Трава – мой ковер. Лежу часами, смотрю в небо. Они ползают. Ищут. Иногда пробуют на зуб. Чувствую слабый укол, как комариный – только комары тоже меня игнорируют. Попробуют на вкус… и тут же отваливаются. Будто плюются.

И идут дальше, по своим клещиным делам. Я для них… несъедобен. Неинтересен. Пустое место.

Все началось после того дурацкого падения. Лестница подломилась. Белорусы всё-таки сэкономили на алюминии, надо было не скупиться и взять немецкую. Удар затылком и правым локтем. Похоже, сотрясение. Но отделался. Голова гудела неделю, рука побаливает до сих пор.

А потом полезло иное.

Сначала заметил что-то не то с кровью. Порезался – текла как-то… вяло. Темная. Почти черная при искусственном свете. А потом и вовсе перестала течь. Ранки затягивались прямо на глазах.

Сдал анализы – из любопытства. Лаборантка позеленела. «У вас… уникальные показатели», – выдавила она. Гемоглобин зашкаливал, лейкоциты вели себя как сумасшедшие часовые, тромбоциты слипались в какие-то невиданные структуры. «Мутация», – пробормотал врач, глядя на меня как на экспонат. «Посттравматическая. Редчайшая».

Редчайшая. Да.

И удача. Не та, слепая фортуна. А… целеустремленность. Ясность. Если я чего-то действительно хочу – оно случается. Не магически, нет. Нужно двигаться. Действовать. Что-то начать переделывать, ремонтировать, строить. Но… путь всегда открывается. Препятствия рассыпаются как карточный домик от легкого дуновения.

Люди…

Вот это самое странное. Люди.

Я ловлю себя на мысли: «Интересно, что скажет Вовка Иванов?» И Вовка Иванов, встречая меня у подъезда, произносит именно те слова, что крутились у меня в голове. Дословно.

Я представляю, как попрошу повышения – и начальник, обычно скупой на похвалу, сам вызывает меня и предлагает лучшие условия. Играю удивление.

Я жду от соседки глупой шутки – и она ее выдает, как по сценарию. И дарит кабачки. Ну это уж как раз не чудо, все дарят кабачки. Из них можно делать аджику, чеснока не жалея.

Сначала это было забавно. Потом… настораживающе. Сейчас – привычно.

Мировые лидеры? Не знаю. Не проверял. Но когда я смотрю новости, вполуха внимаю их речам… их решения кажутся мне до смешного предсказуемыми. Логичными. В рамках той схемы, которую я для них мысленно выстроил. Как будто они читают мои ожидания. Или я… читаю их программы. Или пишу их, а они с меня считывают?

Один даже воевать начал, хотя и с запозданием лет на несколько, теперь одни проблемы себе и людям... А вот нечего выпендриваться, исполняй мои мутантские мысли - и будет нам счастье.

Иногда ловлю себя: а не умер ли я тогда, под теми половинками лестницы? Не лежит ли мое тело там, в луже темной, почти черной крови, которая из меня уже не вытекает?

Призрак? Галлюцинация умирающего мозга? Но ощущения слишком реальны. Печка жарко пышет, кот трётся о ногу, шершавый язык, запах гари от сгоревшей бумажки с завёрнутыми клещами. В телевизоре протокольные улыбки больших начальников.

Или… я пробил дно? Не матрицы – глупое слово. Реальности как таковой. То падение не сломало меня, оно выбило меня за пределы. Туда, где правила иные.

Где кровь – не просто жидкость, а инструмент.

Где мысль – не эфемерность, а рычаг, приложенный к шестерням мира.

Где страх – это топливо для других, но не для меня.

Я стал… невосприимчив. Не только к клещам и комарам. К ядам? К болезням?... А ведь и правда, после ковидной истерии я ничем особенным и не болел, так, сезонный насморк...

К сомнениям? К жалости?

Я смотрю на свои руки. Бледные. Вены под кожей кажутся слишком темными, почти синими. Иногда, когда я сильно хочу чего-то от другого человека, мне кажется, я вижу, как его вены пульсируют в такт моему желанию. Будто ниточки. Легко дернуть и получить.

Кот мурлычет. Он доволен. Он не боится клещей, потому что я здесь. Я его защита. Его божество в пределах квартиры, которое чешет за ушком и выдёргивает клещей.

А что я? Кто моя защита? От самого себя? От этого холодного, ясного, всемогущего ужаса, который не пугает, а… просто есть? Я вышел на уровень, где добро и зло – условности, где жизнь и смерть – фазы вещества, где люди – сложные, но предсказуемые механизмы.

Я не умер. Я изменился. Мутировал.

Эволюционировал? Или мир просто стал… прозрачным. И я вижу его скелет. Вижу шестерёнки. Я пока не очень знаю, куда нажимать, но учусь этому.

Завтра пойду в лес. Поваляюсь в самой густой траве. Послушаю, как клещи плюются, пытаясь прокусить мою странную кожу. Послушаю тишину внутри себя, невкусного.

Может, там, в тишине, я услышу ответ. Или просто еще одну команду, которую мир беспрекословно исполнит.

Кот спит. Иногда мне кажется, он спит слишком глубоко. Дышит тише, чем должен. Я проверяю, жив ли он, — и ловлю себя на странном ощущении, будто в этот момент я решаю, дышать ему дальше или нет.

Мир за окном крутится, точно так, как я себе это вообразил.

И это самое жуткое.