Я отменяю казнь

Лиада

Просыпаться после казни — занятие, мягко говоря, странное. Не столько пугающее, сколько… нелогичное. Как книга, которую ты дочитал до конца, захлопнул, поставил на полку — и вдруг обнаружил, что снова держишь её в руках, на первой главе, а страницы еще пахнут свежей типографской краской.

Я открыла глаза очень осторожно, чуть ли не вежливо, будто боялась потревожить воздух.

Потолок встретил меня знакомыми дубовыми балками — гладкими, тёплыми от утреннего света. В левом углу виднелась тонкая трещинка, похожая на вытянутого зайца с опущенными ушами. В детстве я разговаривала с этим зайцем, когда болела и мне запрещали вставать. Няня уверяла, что он приносит удачу. Если это — её версия удачи, то у мироздания очень специфическое чувство юмора.

Я постаралась не дёргаться. Дышать ровно. Смотреть. Проверять реальность по привычным мелочам.

Стены — мои, с тем же бледно-серым оттенком штукатурки, который бабушка когда-то назвала «достойным графского дома». Тяжёлые шторы с вышивкой по краю. Стул у окна. Туалетный столик. Одеяло лежало ровно. Пожалуй, слишком ровно для человека, которого недавно приговорили к смерти.

Я подняла руку. Кожа чистая. Ни следов верёвок на запястьях, ни синяков от грубых рук стражников. Шея не болит. Грудь не сжата тем тяжёлым, липким страхом, который спрессовывает дыхание до коротких глотков. Тело помнит только сон. А я — слишком многое.

Доски эшафота под ногами. Тяжёлый, вязкий гул толпы. Голос, зачитывающий приговор. И Рейнар. Мой жених, стоящий чуть в стороне — красивый, бледный, с руками, сцепленными за спиной. Он не пытался меня спасать. Это я ещё готова принять: храбрость никогда не входила в перечень его добродетелей. Но он и не отвёл глаз. В этом было что-то особенно подлое: смотреть, пока твою невесту убивают, и ничего не делать. Даже не отвернуться.

Я выдохнула. Осторожно, чтобы не захлебнуться старой злостью.

Сейчас не эшафот. Не каземат с сырой стеной. Не последняя ночь, когда я пыталась на ощупь сложить в голове цепочку событий и поняла: Рейнар — всего лишь чужая фигура. Главный игрок скрыт гораздо глубже.

Я сидела на своей кровати. В своей комнате. В доме, где меня ещё считали живой.

Ноги сами опустились на пол. Доски были чуть тёплыми. Я дошла до туалетного столика и посмотрела на календарь. Кубики показывали дату ровно за шесть недель до того утра, когда моя жизнь оборвалась. И за неделю до того, как всё пошло под откос.

Я какое-то время просто смотрела на цифры, пока они не начали расплываться, а в голове не стало удивительно ясно. Время вернулось. И я вместе с ним. Не знаю, чья это идея — Богини, магов судьбы или того самого неизвестного игрока, который так ловко разложил нас по доске. Не скажу, что благодарна — это было бы слишком щедро с моей стороны. Но спорить с фактом глупо.

Я подошла к зеркалу.

В отражении — я. Та, какой меня привыкли видеть: светлая кожа, ровные черты, высокие скулы. Длинные тёмно-каштановые волосы, спадающие мягкой волной. Серо-голубые глаза с тёмным ободком радужки.

Та же внешность. Но взгляд… другой. Раньше в нём было много вежливой пустоты. Удобное качество для невесты: не раздражает, не спорит, никого не тревожит. Всё, что нужно — чинно смотреть чуть ниже линии глаз собеседника. Теперь я смотрела себе прямо в глаза. Там появились тени. Не под веками — в глубине. Знание того, что всё уже однажды закончилось. И того, что теперь можно иначе.

Шок отступил, уступив место тихому, собранному гневу. Тому самому, который согревал меня в камере, когда ничего, кроме злобы и упрямства, уже не оставалось. Я провела пальцами по щеке, словно проверяя, насколько это лицо сейчас моё.

— Ладно, — сказала я своему отражению. — Попробуем заново.

В этот раз я не собиралась быть послушной куклой, выданной замуж в нужный дом. Не собиралась доверять мужчине, которого выбрали за меня. Не собиралась ждать милости от семьи, которая видела во мне актив на брачном рынке, а не человека.

Мне нужны деньги. Профессия. Собственные люди. И хотя бы один уголок, где слово «графская дочь» не имеет значения. Времени до начала конца — оскорбительно мало. Но лучше, чем ничего.

Я ещё раз посмотрела в зеркало — внимательно, как смотрят на незнакомку, с которой предстоит жить очень долго.
Да. Сойдёмся. Теперь — к делу.

POV: Отец (Граф Арен Вессант)

Граф Арен Вессант не любил сюрпризы. Он вырос в мире, где неожиданные события приносили, как правило, только неприятности: то в столице очередной указ, то у соседей вспышка амбиций, то у родственников приступ совести. На его вкус порядок был намного надёжнее вдохновения.

Именно поэтому, проходя мимо комнаты дочери, он сначала хотел закрыть приоткрытую дверь и уже потом позвать служанку с нотацией о дисциплине. Но вместо этого остановился.

Лиада стояла перед зеркалом.

Он не сразу понял, что его смутило. Дочь как дочь: ночная рубашка, распущенные волосы, тонкая фигура. Он всегда считал, что ей повезло: не красавица, чтобы привлекать лишнее внимание, но и не дурнушка, чтобы приходилось доплачивать за приданое. Стандартная, удобная дочь.

А всё-таки что-то было не так.

Потребовалось несколько секунд, чтобы заметить: Лиада смотрела на своё отражение не рассеянно, не оценивая причёску, а сосредоточенно. Как смотрят на собеседника перед сложным разговором. И стояла она не так, как обычно. Не в привычной девичьей позе, где одно плечо чуть опущено, а руки сложены в просительном жесте. Прямая спина. Плечи расправлены. Подбородок ровный.

Женщина, привыкшая держать удар. В этом возрасте это было… странно.

Он постучал в дверной косяк.
— Лиада? Ты давно встала?

Она обернулась. Без вздрагивания, без суеты.
— Доброе утро, отец.
Голос ровный. Может, чуть более низкий и глухой, чем он помнил.

— Всё в порядке? — спросил. Это был не тот вопрос, который обычно задавали графские отцы дочерям по утрам, но интуиция старого политика редко подводила.
— Да, — кивнула она. — Всё в порядке. Отец, мне нужно с вами поговорить.

Вот это уже было необычно. Обычно, если Лиаде что-то требовалось, она шла к матери. К нему обращались только по вопросам помолвки или приданого.
— О чём? — он сложил руки за спиной.
— Я хочу подать прошение о стажировке в дворцовой артефакторской канцелярии.

Он ожидал чего угодно: каприза насчёт платья, просьбы отложить визит к тётке. Но это…
— Причина? — спросил автоматически, чтобы выиграть время на размышление.
— Мне дали хорошее образование, — спокойно сказала она. — Было бы расточительно не использовать его на благо рода. К тому же, ближайшие реформы усиливают влияние магов. Свои люди в канцеляриях могут оказаться ценнее пары лишних туник в приданом.

Он не мог не оценить. Формулировка была суховата, без привычных для юных леди обиняков, но в ней не было ни истерики, ни кокетства. Только здравый смысл. Арен вдруг остро ощутил, что его дочь выросла. Не в смысле возраста — в смысле внутренней планки. Когда успела — он не знал, но факт оставался фактом.

— Я подумаю, — сказал он.
— Благодарю, отец.

Не «спасибо, вы так добры», не сияющая радость — сдержанное, деловое признание.
Он вышел из комнаты, поймав себя на мысли: если Лиада и дальше будет так формулировать свои желания, из неё может получиться не только хорошая жена. Это его немного успокоило. И одновременно встревожило. Он не любил, когда люди меняются слишком резко. Даже если это его собственная дочь.

Лиада

Когда дверь закрылась, я позволила себе выдохнуть. Первый шаг сделан. Отец клюнул. Я видела это по глазам — он ценит выгоду больше, чем традиции.
Я быстро убрала ночную рубашку, натянула простое домашнее платье и заплела волосы в косу. Руки работали автоматически, голова — нет.

У меня есть неделя до переезда в столицу (если отец согласится взять меня с собой сразу) и ещё несколько дней там до того, как ловушка захлопнется.
Переписная лавка. Мне нужна своя сеть информации. Там всегда идут письма, контракты, частные жалобы, донесения. Мир пишет куда больше, чем говорит. Если поставить там человека, которого считают никем, и приложить к нему мои глаза и голову — можно собрать очень любопытную картину.

Но для начала этой лавки нужно хотя бы не лишиться головы во второй раз.

Я вышла в коридор. Дом встретил меня привычным утренним шумом. Раньше этот гул шёл фоном, сейчас я ловила в нём структуру. И, поверх всего этого, очень тонкая, едва уловимая дрожь воздуха. Словно кто-то слегка дёрнул незримую нить, проходящую сквозь весь дом.

Я замерла на лестнице.
Магия судьбы? В прошлой жизни этот звук — больше ощущение, чем звук — я услышала только однажды: утром того дня, когда за мной пришли. Сейчас он прозвучал раньше.

— Ну конечно, — тихо сказала я самой себе. — Если кто-то успел переписать страницу, писцы не будут сидеть сложа руки.
Пусть ищут. Я никуда не спешу. У меня, в отличие от прошлой жизни, есть план. И завтрак.

От автора