Я - Ректор!

- Да будет пир! - провозгласил я, по-отечески взирая на накрытые столы, за которыми чинно сидели две сотни студентов магической академии.

Сам я тоже был за столом, на возвышении, где по бокам от меня также чинно устроились все преподаватели.

Объявил я это стоя, после чего тщательно выверенными движениями сделал несколько хитрых пассов в воздухе и тихо, но очень чётко выговаривая буквы, произнёс:

- Абахмедералтхубедредэхрей!

Ладони заискрились, и я уж было обрадовался, что в этот раз всё получится как надо, но вместо предполагающегося фейерверка с искрящимися фигурками драконов, взмывающими под потолок, здоровенная искра - да что там, целая ветвящаяся молния - с треском и грохотом, распространяя запах озона, ударила от меня в зал.

Я застыл с выпученными глазами, чувствуя холодок от осознания, что теперь меня точно казнят за две сотни-то трупов. Но, спустя два удара сердца, неожиданно понял, что сами студенты не пострадали. Что, правда, нельзя было сказать об их одежде, которая исчезла. Мда… Полностью, включая трусы, носки и лифчики у той половины, что их носила. Короткий взгляд вниз и по сторонам подтвердил наихудшие предположения. Меня и преподавателей сие обнажёнство тоже не обошло стороной. И белая седая борода, к сожалению, прикрывала лишь грудь, а всё что ниже находилось на всеобщем обозрении.

Спустя ещё секунду от поднявшегося визга у меня заложило уши.

А когда способность слышать частично вернулась, первое, что я услышал, это истерический срывающийся голос главы факультета Синих мистресс Баляйн, которая пыталась руками прикрыть солидных размеров грудь:

- Ну, Крейцмер, я тебе этого никогда не забуду!

- Опять ты со своими шуточками! - пробасил мастер Фаргис, глава факультета Красных, стараясь не смотреть в зал, где голые студенты с визгом пытались куда-то убежать, прикрывая наготу, сталкиваясь, падая и устраивая у дверей зала настоящую кучу малу из голых тел.

И только глава факультета Зелёных маэстро Ландрин невозмутимо пододвинул к себе тарелку и принялся хрустеть салатом, не обращая ровно никакого внимания на собственное тощее вегетарианское тело. Как, собственно, и его студенты, немногие сохранившие хоть какое-то спокойствие. Впрочем, я подозревал, что это их единение с природой, которому они предаются на занятиях, недалеко ушло от нудизма, и им просто не впервой оголяться при народе.

Вздохнув, я сел на место, чтобы не светить причиндалами, и, подперев голову кулаком, принялся вспоминать, как же дошёл до жизни такой.

***

В белёсом ничто, без верха и низа, я оказался как-то внезапно и совсем незаметно. Словно моргнул, и всё разом поменялось. Вот я был у себя дома, прихлёбывая чай с печенюшками, и вот я тут.

Впрочем, не смотря на отсутствие хоть чего-то, за что можно было бы зацепиться взглядом, стоял я на чём-то невидимом, но вполне себе твёрдом. Попытался пройтись, что вполне получилось, но осталось только непонятно, куда идти и зачем.

Так бы и оставался я со своими вопросами наедине, но внезапно из белёсой мглы материализовался ещё один силуэт, обрётший плотность и превратившийся в высокого мужчину с белой бородой до середины груди, в странном чуть мешковатом одеянии, которое так и подмывало обозвать хламидой.

Возникнув, тот только окинул меня коротким равнодушным взглядом и принялся расхаживать из стороны в сторону, что-то невнятно бормоча под нос.

- Эм, уважаемый… - я кашлянул, чтобы придать голосу больше уверенности, произнёс - прошу прощения, извините, вы не подскажете, где я, вернее мы, очутились?

Тот снова прошёлся по мне нечитаемым взглядом, буркнул что-то, по всей видимости, нелицеприятное, и вновь отвернулся. Положа руку на сердце, я и сам не горел желанием общаться со столь недружелюбным субъектом, но здесь просто не у кого было больше спросить. А этот не производил впечатление растерянного или удивлённого. Он словно нетерпеливо чего-то ждал, по всей видимости, имея некоторое представление о месте, где мы оказались. Поэтому я подошёл ближе и более настойчиво поинтересовался:

- Я понимаю, что, возможно, вам не до меня, но был бы очень благодарен, если бы вы всё-таки мне ответили.

И вновь тотальный игнор.

Неизвестный только насупился и отодвинулся от меня на пару шагов. Я не выдержал, сжав зубы, резко схватил его за рукав:

- Нет, ответь, что это за место?!

Тот дёрнулся, вырываясь, обернулся ко мне и, скривившись, презрительно бросил:

- Да что ты пристал?

- О, — обрадовался я. — Ты понимаешь русский язык?

А то было у меня опасение, что это какой-нибудь иностранец. А из всех иностранных я кое-как знал только Инглиш. Да и то на уровне "Инглишь рубишь, ес ай как же". Ещё немецкий — счёт до десяти с несколькими ругательствами, ну и традиционное - "Гитлер капут". И французский, но исключительно фразу "Месье же не манж па сис жур".

Но тот только фыркнул, мерзенько передёрнув плечами, и буркнул:

- Не знаю никакого русского. И вообще, - он отвернулся, уперев руки в бока, недовольно вопросив в пустоту, - Когда уже откроется выбор?

- Какой выбор? — тут же поинтересовался я, жадно впитывая крохи хоть какой-то информации.

Тот снова на меня покосился, как на назойливую муху, но спустя мгновение всё-таки ответил, продолжая буквально источать всем своим видом неприязнь:

- Для тебя никакой.

- И всё-таки, — я постарался сменить тон на более дружелюбный, — раз ты всё равно здесь ждёшь, может, расскажешь, что это за место? И вообще, как мы здесь оказались? Всё равно же пока делать нечего.

Тот посопел, похмурился, подрыгал ножкой, всем видом изображая нетерпение. Но, похоже, этот самый неизвестный выбор всё не появлялся, и мужик с тяжёлым вздохом, вновь посмотрев на меня, всё-таки снизошёл до объяснений:

- Ладно. Тебе, конечно, это ничего не даст, но так и быть. Это, - он обвёл рукой пространство, — место, где души ожидают дальнейшего распределения.

- В смысле?! — я вновь судорожно огляделся, а в голове тут же пронеслось всё, что когда-либо слышал о различных чистилищах и тому подобном из земных религий.

Сглотнул, переспросил:

- Ожидают? То есть после смерти? Я что, получается, умер?

Тот снова вздохнул, закатывая глаза к потолку, но ответил:

- Ну, вообще, да, обычно после смерти. Но нет, ты не умер. Тебя, как и меня, сюда перенесло моё заклинание.

- Заклинание? Это, то есть, магия?

- Магия, магия, — ответил тот.

Задумчиво дёрнул себя за бороду, потом посмотрел на неё с некоторым удивлением, словно бы её тут не должно было быть, и пробормотал:

- Надо же, как привязалась, даже здесь появилась.

- Так ты маг? - задал я тут же напрашивающийся вопрос.

- Маг, маг, - подтвердил неизвестный без особой охоты.

- И зачем ты это сделал?

- Чтобы твоя душа отправилась в моё тело, - произнёс тот обыденным тоном, словно говорил о какой-то одежде.

- А твоя в моё? — удивлённо уточнил я.

- Сдалось мне твоё тело! — Он оглядел меня презрительным взглядом. — Судя по обноскам на тебе и внешнему виду, ты какой-то крестьянин или из городской бедноты? Нет уж! Сейчас откроется выбор, и я себе выберу более интересное воплощение.

За крестьянина или бедняка стало несколько обидно. Впрочем, примерно экстраполировав мои финансовые возможности на период средневековья, которое, судя по странному костюму, было там, откуда мой собеседник появился, очень может быть, что я действительно от местных люмпенов недалеко ушёл. Вот, кстати, люмпен - ещё одно французское слово, которое знаю.

- А почему у тебя выбор есть, а у меня нет? - снова спросил я.

Тот снова закатил глаза к потолку, всем видом демонстрируя, какой же я тупой.

- А с чего он должен у тебя быть? Это я это заклинание сотворил. Сотворил бы ты — был бы у тебя выбор.

Тут вдруг он встрепенулся, явно обрадовавшись чему-то, потёр руки:

- А вот и он!

Он уставился куда-то в сторону от меня и принялся совершать руками в воздухе движения, как будто перелистывал перед собой страницы невидимой книги.

- Так-так, — пробормотал, — что тут у нас? Сын купца? Не, мелко. Да и магический дар какой-то не очень. Магия смерти, тьма, проклятия. Не люблю мертвецов. Нет, не подходит. Так, дальше. Ага, сын герцога! О, вот это интересно! Бароном я уже был, графом тоже, герцогом не был. Так, стоп, что тут у нас? Калека?! Не, тоже не согласен, будь он хоть трижды герцогом. И хрен с ним с герцогством. Хочу себе нормальное тело, красивое, чтобы от баб отбоя не было. Так, о-о-о, блин. А это вообще мир без магии. Да ну нафиг! Что я там буду делать? Не-не-не, без магии неинтересно. Так, стоп. А вот это хороший вариант. И предрасположенность к магии иллюзии и пространства — мои любимые. Ну всё. Решено.

Сгорая от любопытства, я всё-таки вклинился в его бормотание и спросил:

- Это что-то типа книги? А почему я её не вижу?

Тот посмотрел на меня, как на последнего тупицу.

- Конечно, не видишь. Я же говорил, это же мой выбор, не твой.

- Ладно. - примирительно произнёс, не став с ним дальше препираться, напоследок уточнил, - Слушай, ну ты хоть расскажи, что меня там ждёт в твоём теле. Кто ты был и почему вообще ты из него ушёл? И что мне там делать?

- Кем я был? Ректором магической академии. Почему ушёл? Потому что не вижу там больше для себя перспектив. - А затем он буднично добавил. - А делать там тебе всё равно ничего не придется, потому что с минуты на минуту в том мире меня, а вернее уже тебя, казнят.

- Как казнят? — ахнул я.

- Ну так, казнят. Если бы не казнили, я бы, может, ещё бы что-то попробовал, но там, по-моему, без вариантов. Поэтому решил дальше пойти. Да и скучно как-то стало уже. Хочется чего-то новенького

Осознание сказанного дошло до меня сразу. Как и ощущение огромной подставы. Ещё не до конца веря в то, что услышал, я растерянно переспросил:

- А по-другому никак? Ты не мог просто оттуда сбежать один, не тащить меня?

- Извини, - развёл тот руками, - так не работает. Чтобы попасть сюда, надо или умереть, или свою душу поменять на чью-то ещё.

- Так умер бы!

Но неизвестный только хохотнул:

- Когда умираешь, теряешь память о прожитой жизни и начинаешь с нуля, без всякого выбора. А я, знаешь ли, дорожу собой. Я, можно сказать, коллекционер, собираю интересные воплощения, накапливаю опыт. И терять всё накопленное совсем неинтересно.

- Так ты тут не в первый раз?

Тот снова хохотнул:

- Конечно, нет. И здесь не в первый раз, и миров уже повидал больше десятка. Ну ладно. Что-то я тут с тобой разговорился. Совесть, что ли, проснулась какая-то. Ладно. Пора в путь.

- Погоди, ну почему я-то? Почему именно меня?!

- Да ни почему, - ответил незнакомец. - Ничего личного, парень. Я не выбираю, какая душа придёт на замену. Могу только сказать, что тебе просто не повезло.

- Сука! — выдохнул я и попытался ударить, но кулак мой хоть и попал тому в лицо, но ощущение было, будто я бью в какую-то упругую субстанцию, совсем не похожую на живое тело.

Маг только обидно засмеялся, а затем на прощание, вздохнув и посерьёзнев, произнёс:

- В общем, ты это, не держи зла. Просто так сложились обстоятельства, не очень хорошо для тебя. Но через пару минут ты все равно уйдёшь на перерождение, и про это всё забудешь. Проснёшься в новом мире и начнёшь жить с чистого листа, и меня даже не вспомнишь.

Он поднял руку и со словами «Бывай», растворился в белёсом тумане.

- Вот же тварь! — с чувством произнёс я ему вслед и тут почувствовал, как меня потянуло куда-то вниз.

Миг непонятного состояния, словно опять моргнул, зрение прояснилось, и я понял, что попал, причём во всех смыслах. Потому что недоброй памяти маг, по чьей вине я здесь оказался, не обманул.

Это действительно было совершенно иное место, одного короткого взгляда хватило, чтобы это понять. Большой зал со сводчатым потолком, словно в церкви. Большие витражные окна, проникавший через которые свет ложился на пол цветными пятнами. На стенах гобелены со сценами каких-то охот и, наверное, битв. От обстановки сразу веяло чем-то этаким, благородно-средневековым. Жаль только, любоваться этим, по всей видимости, мне оставалось совсем недолго.

Я сидел в массивном деревянном кресле, и руки, и ноги мои были крепко прикованы к этому креслу тяжёлыми металлическими кандалами. А напротив, за длинным изогнутым дугой столом сидели шесть человек в богатых, даже на вид, одеяниях. Вернее, пять в богатых, а шестой, с краю, попроще. Судя по скрипевшему по бумаге перу в его руке, наверное, какой-то канцелярский работник или, как в наших судах, секретарь, ведущий протокол заседания. Так вроде это называется.

И это точно был суд. Потому что если всё выглядит, как суд, и и все ведут себя, как в суде, - то это суд.

И вот тут меня накрыло.

Если находясь в белёсом нечто, я воспринимал слова незнакомца отчасти отстранённо, не до конца веря в происходящее, то сейчас от осознания реальности холодный липкий страх растёкся по жилам. Я бешено задёргался и замычал, пытаясь крикнуть, что это ошибка, и я не он, не тот, прежний, а совсем другой человек. Не виноватый. Вот только что-то словно склеивало мне губы, не давая вырваться наружу ни единому слову.

Секретарь чуть удивлённо поднял голову, отрываясь от писанины, сквозь большие очки взглянул на меня, затем перевёл взгляд на сидевшего по центру мужчину и произнёс:

- Великий магистр, подсудимый хочет что-то сказать.

Названный великим магистром был человеком грузным, чего одежды не скрывали, а наоборот, подчёркивали, широкомордым и с мощными надбровными дугами, из-под которых на меня холодно взирали колючие маленькие глазки.

- Знаю я, что он хочет сказать, - грубо и басовито произнёс тот в ответ, - что это не он, что его подставили, он жертва обстоятельств и не хотел ничего плохого. Изворотливости этого гада можно только позавидовать. Пять лет он морочил головы всем окружающим. Нет, больше ни единому слову я не дам вырваться из его поганого рта. Всё, чего он добивается, это посеять очередные сомнения. Не выйдет!

Кулак великого магистра с грохотом обрушился на подпрыгнувший от такого стол.

Он оглядел остальную четвёрку, наверное, всё-таки судей, что задумчиво смотрели на меня, а затем рявкнул секретарю:

- Жерар, зачитай полный список деяний этого мерзавца.

- Сейчас, великий магистр! - тот суетливо зашуршал листами, ища нужное.

Поправив очки, выставил лист перед собой и начал читать:

- Перечень преступлений обвиняемого известного как Абдиль Крейцмер, магистра магии…

- Липового магистра, - рявкнул великий магистр, но тут же замолк, давая секретарю продолжить.

А тот скучным и монотонным голосом принялся перечислять.

И с каждой новой фразой я мрачнел всё больше, понимая, что с таким послужным списком надеяться на снисхождение глупо. Понятно, почему тот сбежал. Тут без вариантов.

Подлог, обман, мошенничество, поборы, вымогательство, ростовщичество - тоже, между прочим, преступление, - махинации со стипендиями, взятки. Бывший владелец этого тела, как Остап Бендер, явно знал четыреста способов сравнительно честного и не очень отъёма денег у населения и пользовался ими всеми. Судя по всему, и ректором-то академии он устроился, выдав себя за заслуженного магистра, с целью развернуться ещё шире в своей преступной деятельности.

А затем секретарь от преступлений имущественного, так сказать, характера, перешёл к сексуальным. Оказалось, что таща всё, что не приколочено, бывший ректор ещё прелюбодействовал напропалую: совращал студенток, принуждал преподавательский состав академии, развращал обслуживающий персонал, не гнушался даже уборщиц, в перерывах устраивал оргии с проститутками прямо в ректорской башне посреди Академии. Пил всё, что горело, употреблял какие-то вещества с подозрительными названиями: серафимский туман и звёздная пыль.

И так пять лет. Как только не сгорел на такой-то работе? Это ж сколько здоровья надо, чтоб такое выдерживать. Правда, теперь за всё это расплачиваться придётся мне.

На описании моих половых подвигов великий магистр опять не выдержал, побагровев, трахнул по столу кулаком ещё раз, прорычал:

- И даже мою дочь!

Привстав, он пару секунд посверлил меня злым взглядом, затем опустился обратно в кресло, буркнул:

- Продолжай.

- А всё, ваше магичество, - отложил секретарь лист, - там только организация демонического кружка и призыв суккуб, на этом его с поличным и взяли. Есть ещё перечень предполагаемых преступлений, но по ним пока недостаточно доказательств у имперских дознавателей.

- И не надо, - отмахнулся великий магистр, - того, что есть, вполне достаточно, чтобы приговор был однозначный - смерть. И я, как глава круга магов и магической гильдии Империи, имею право в отношении члена гильдии привести его в исполнение собственноручно и безотлагательно.

На его лице возникла жуткая ухмылка, и он, громко хрустнул пальцами, вставая, затем посмотрел на остальных судей и поинтересовался:

- Коллеги, возражений ни у кого нет?

Те молча покачали головами, глядя на меня не с жалостью, но с каким-то болезненным любопытством, видимо, до этого момента большинство было знакомо далеко не с полным перечнем моих прегрешений.

- Кхым… - внезапно вмешался секретарь, - ваше магичество, но подсудимый, как было установлено, диплом об окончании магической академии подделал, а членский жетон приобрёл за взятку. Всё это его из членов гильдии автоматически исключает. Он не может пользоваться гильдейскими привилегиями.

Я было обрадовался, понадеявшись, что казнь отложат, и я получу хоть мизерный, микроскопический, но шанс объясниться, но не тут-то было.

- Смерть - это не привилегия, - рыкнул великий магистр. - Но так и быть, ради такого дела я, как глава гильдии, принимаю решение оставить его членом гильдии, с сохранением всех привилегий.

Обойдя стол, он приблизился ко мне, зловеще нависая, прошипел, брызгая слюной в лицо:

- Крейцмер, я ведь всё про тебя узнал. Ты состарил себя зельями, выкрасил в седину бородёнку, - великий магистр в этот момент пребольно меня за неё дёрнул, - но тебе всего тридцать пять. Ты из зачуханной деревеньки с окраин Империи, и всё, что у тебя есть, это твои способности в очаровании и иллюзиях. В остальном ты пшик, ноль без палочки.

- М-ы, м-ы… - я задёргался, вновь пытаясь хоть что-то сказать.

- Последнее желание? - дёрнул бровь великий магистр, но затем губа над клыком у него совершенно по-волчьи приподнялась, - у тебя его не будет. Не надейся. И прощайся с жизнью. Я, великий магистр Дорт Аберлоф, приговариваю тебя и исполняю приговор!

Отступив на шаг, он направил ладони в меня, забормотав какую-то тарабарщину, и те начали светиться оранжевым огнём, становясь всё ярче.

Я яростно задёргался, пытаясь или сорвать кандалы, или хотя бы опрокинуть кресло, к которому был прикован, не желая так просто умирать, но ни то, ни другое не поддавалось. Я бился, словно в припадке, но всё было тщетно.

Как вдруг…

- Стойте! Ваше магичество, стойте!

Распахнувшаяся в зал дверь и резкий крик заставили моего палача развеять сияние и недовольно обернуться.

- Мессир Варинг, - произнёс он не скрывая досады, - надеюсь, у вас есть достаточно веская причина, чтобы мешать казни этой падали.

Мессир был высок, худ и носат, и смотрел на меня тоже без теплоты во взгляде, но, переведя взгляд на великого магистра, коротко, но уверенно кивнул:

- Да, ваше магичество, весьма веская. Мы не можем найти новую кандидатуру на место ректора академии.

- Почему? - неприятно удивился Аберлоф.

- Никто не хочет, - развёл руками Варинг, - кому не предлагали, все отказываются. Говорят, что место проклятое.

- И с чего оно проклятое, - фыркнул великий магистр, - ну, казним одного ректора, что теперь?

- В том то и дело, - вздохнул Варинг, - что не одного. Вы, наверное, забыли, но прошлую, первую женщину, кстати, на должности ректора, Капу Хынке, посадили на двадцать четыре года. Был большой скандал, замешана была её подруга из имперской канцелярии. Позапрошлого, Ила Бакмена, приговорили к семнадцати годам за взятки и хищение. Поза-позапрошлого, Онуса Хенума, обвиняли тоже, но посадить не успели, покончил с собой. Мика Чундежа перед ним приговаривали к смерти, но помиловали, впрочем, с должности убрали…

- Ну, хватит, хватит, - прервал того великий магистр, - понял я. А без ректора никак не обойдёмся?

- И так со всеми за последние семьдесят пять лет, - невозмутимо закончил Варинг, после чего ответил, - нет, ваше магичество, не обойдёмся. Магические плетения академии завязаны на ректоре, а без них ни доступа к магическому источнику, ни активных средств магической защиты, да даже в библиотеку не попасть. А у нас учебный год на носу, студенты уже начинают прибывать. Меньше недели до начала занятий. Будет скандал. Академия тут не столичная, конечно, но самая старая из ныне действующих. Сюда традиционно поступают отпрыски большинства старых магических семей, да вы и сами знаете, вы же тоже её оканчивали и вон ваша дочь…

- Не напоминай, - резко оборвал того Аберлоф, - я понял.

Замолчав, великий магистр придавил меня тяжёлым взглядом, то сжимая, то разжимая кулаки. А я, прекратив извиваться червяком, с надеждой распахнул глаза. Неужели спасение?!

- Ладно, - с видимой неохотой, наконец, произнёс он, - это ничтожество останется ректором.

Из меня словно выпустили воздух, я обмяк, растёкшись по креслу, и слабо улыбнулся. Всё ещё живой. Всё-таки есть, наверное, какая-то вселенская справедливость. Быть выдернутым из своего мира, чтобы через пару минут умереть вместо другого - большей несправедливости сложно было представить.

- А ты не лыбься, - рыкнул великий магистр, превратно интерпретировав мою улыбку, - от непосредственного управления академией мы тебя отстраним. Я пришлю из круга надёжного человека, который и работу наладит, и приглядит. Будешь ходить и изображать из себя ректора перед студентами, но и только. Да, всё твоё имущество будет изъято в пользу Империи и Круга, и не надейся, что сможешь воспользоваться каким-нибудь тайником, их все уже нашли. И живых денег ты не увидишь, жалование пойдёт в счёт возмещения убытков. Новую мантию, так и быть, раз в год от гильдии ты получишь. А кормят тебя в столовой академии и так бесплатно. Да, и только попробуй затащить в свою кровать хоть одну студентку. Сразу тебе всё оторву. В конце концов, отсутствие мудей быть ректором не мешает.

- Кхым, - снова вмешался внимательно слушающий великого магистра секретарь, - ваше магичество, а если он не согласится на такие условия?

- Согласится, - недобро оскалился Аберлоф, обратился ко мне, - варианта у тебя только два: или ты говоришь “да” и тогда отсюда возвращаешься в академию, где хоть и под присмотром, но останешься живой, или любое другое слово, кроме “да”, и тогда от тебя останется только пепел. И хрен с ним со скандалом. Переживём. Начнёт академия занятия попозже. Кто-нибудь, да согласится. Ну так что?

Он щёлкнул пальцами, и я почувствовал, как с губ слетают невидимые кандалы. Сглотнул, облизнув их и, задавив рвущийся изнутри крик, что он ошибается, и я совсем другой человек, коротко ответил:

- Да.

Великий магистр не шутил, когда угрожал за любое иное слово меня испепелить. Люди с таким взглядом не шутят. Я почти кожей чувствовал, как ему хочется, чтобы я произнёс что-нибудь другое. Он бы убил меня с большим удовольствием.

Услышав ответ, он разочарованно повёл головой, а затем махнул рукой и, отворачиваясь, произнёс:

- Отвезите это назад. И да, ещё раз проверьте карманы, чтоб ни единой медной монеты у него не осталось.