Я счастливчик

Я Константин Баженов. В марте мне исполнилось тридцать семь лет. Ещё вчера я принадлежал к касте избранных и был фантастически счастлив. Ещё неделю назад у меня была шикарная квартира в центре Москвы, валютные счета с семью нулями и потрясающей красоты женщина. Всего несколько дней назад я был уверен, что Творец создал мир только для меня. И если где-то в ветвях поют птицы, то поют они исключительно в мою честь. А когда в тоскливый или радостный день небо разразится дождём, пусть грибным или ливнем — то все миллиарды капель льются, чтоб посочувствовать моему настроению.

Фортуна всегда была рядом. Она пестовала меня, ласкала, баюкала, будоражила нервы.

Часто сама удача завидовала мне, оттого что я обожаемый фаворит, ниспосланный с небес. Потому что я — настоящий райский счастливчик!

Я казался всесильным, способным управлять превратной судьбой. Но неделю назад всё изменилось.

Меня отстранили от тела...

Меня обокрали!

Меня обокрали вероломно, подло и единственное, что дали взамен, это тело старого пса, век которого уже на исходе. Вчерашний Константин Баженов, то есть я — человек, зацелованный ангелами, задыхался в шкуре собаки, — и лишь на вторую ночь могущественная Вселенная, будто вспомнила обо мне, но только на миг, вручив, как насмешку — смертельно больную плоть привокзального бомжа.

Сейчас я подобие разумного существа, покрытого сыпью, язвами и коростой. Я бродяга без жилья и денег. Теперь, братцы — я просто бомж…

***

Кража произошла семь дней назад.

Я отдыхал в клубе и прилично набрался. Выпил много. У меня был весомый повод. Я заработал очередной миллион. А ещё наступила первая пятница августа — день, когда приходит время, вырвать чеку из хмельной гранаты и стать самим собой хотя бы до рассвета.

В клубе я гулял не один. Со мной зажигали партнёры по бизнесу: Никита Седов и Валентин Орлик. И тот и другой, парни, безусловно, славные, но пьянствовать рядом со мной, им дозволено лишь после удачной сделки, которую они и провернули, следуя моим определённым инструкциям. Скажу сразу: эти двое не латентные милашки, хорошо скрывающие тягу к мужским членам — они самые что ни на есть настоящие голубые мутанты, жадно трахающие розовощёких, напудренных мальчиков, будто вымерли все русские бабы. Уже три года я знаком с весёлыми айтишниками. Знаю, что у них есть чудесные жёны. Ко всему прочему у Вали Орлика полгода назад родилась дочь, что не мешает ему дарить сексуальную энергию своему тяжеловесному другу Никитке.

Парням нет и тридцати. Но Седов выглядит, будто ему полтинник: грузный, лысый, с толстыми ляжками и животом. Широким лицом и трёхдневной небритостью он походил на одного известного продюсера, который, кстати говоря, вроде бы уже похудел.

Валя Орлик был чуть ниже ростом. Спина у него прямая, словно на нём затянули невидимый корсет и упёрлись меж лопаток коленном. При ходьбе он заметно подпрыгивал, как подросток, топающий из школы — а взгляд его становился рассеянным, если выпадал из поля зрения вожделенный Никитка — будто у мальчика, потерявшего маму.

В общем, парни друг друга стоили, что прочем никак не отражалось на их умственных способностях. Работать они умели, были собраны, дисциплинированы. И всегда им оставалась четверть от моих гениальных торгов. Двадцать пять процентов маржи, доложу я вам — это отличные деньги, если ты не вложил ни копейки.

Я им доверял. Потому по окончании сделки свежий доход хранился на счетах принадлежащих сластолюбцам. И осталось подождать ещё семь дней, чтобы в следующую пятницу моя доля вернулась к папочке.

В клубе было шумно, пьяно, задиристо. Я часто пил, много курил, что-то болтал и лип к чернявым дамам за соседним столиком. А парни пялились друг на друга, лишь изредка бросая томные взгляды на меня, как на дрессировщика, который кормит с руки сочным куском.

— Костя, ты с Жорой Марковым знаком? — неожиданно спросил у меня Никита Седов.

Я помню некого Женю Маркова — он же Жорик, по прозвищу Чумка — он же известный в Москве экстрасенс. Жорик из тех людей, кто морочит голову наивным буржуа. Он принимал в квартире на «Кутузовском». За посещение брал неприлично много. Его профессия: целитель, прорицатель, заклинатель, сниматель порчи, наводитель любовного морока и прочей хуйни. А к мистике у меня интерес, как к бейсболу: есть бейсбол или нет — мне похуй. Но вопрос про Жору Маркова всё-таки зацепил.

— Знаю такого чудика. И что?

И тут я заметил, что мои бизнес-партнёры совсем трезвые. Мы празднуем вместе заработанный мною миллион, сидим битый час или уже три — я постоянно наполняю рюмки, бокалы, подзываю смазливую официантку, заказываю вдогонку пивка, фреш и салатик, а они, словно воду в рот заливают. Так не положено, не по фэншую это…

— Костя, ты пойми нас правильно, — жаловался толстый Никитка; он всегда был главным среди этой пидарастической парочки — весь удар брал на себя.

Я слушал внимательно. Во время рассказа о врачевателе с «Кутузовского» не пил, поскольку речь шла о моей женщине.

Оказывается, что моя покладистая Олечка с шёлковыми ладонями и отутюженными волосами — уже как месяц ходит к московскому шарлатану с косичкой на затылке. С какой целью она посещает чародея, парни не знали, но точно известно, что два раза в неделю моя ненаглядная рисуется нарядами перед Жориной мордой. А значит, пока я зарабатываю бабосы, она плетёт интрижки за моей спиной. И скажите, кому это понравится? Вот ведь сука!

Новость показалась мне дикой и несправедливой. Парни испортили настроение, хотя обиды на голубков я не держал. Странно только одно, что они сами навещали Жору Маркова. На вопрос, какого хрена вы ходите к Маркову, Орлик объяснил, что у его жены сглаз: внезапно опухли веки, постоянно болит голова, полная апатия и всякая другая хуйня, а ночью его жене снятся кошмары — вот и пришёл он к московскому колдуну спасать свою половинку.

Согласитесь, смешно звучит слово «половинка», когда рядом цельный жирный кусок мужской плоти весом под сто пятьдесят кило, который каждую свободную минуту пихает в…

Сука! Даже противно думать об этом!

***

Вернулся домой около трёх часов ночи. Пока пылил на такси, настрой ругаться с женой пропал. Оттого что очень хотелось спать. Я был изрядно пьян. Мечтал попить холодной воды прямо из крана, и совсем не хотелось орать и выслушивать глупые оправдания моей женщины за поход к Жоре Маркову.

Беззвучно тенью я проплыл в большую комнату и в полумраке завалился на диван. Думал, разберусь завтра; кто он, этот Марков, чтоб отказывать себе в радости сна?

Но Ольга включила свет — и началось!

Она была неотразима, назойливо груба и почему-то нервно хамила, словно пью я в первый раз, будто никогда не приходил в дрова пьяным под утро. Она вспомнила, как однажды я пропал на неделю, как поймала меня в постели с губастой немкой, оказавшейся вовсе не немкой, а русской из Таллинна. Ольга бубнила, ворчала, стенала и вопила пожарной сиреной, выбивая морские склянки возле моих ушей.

Мне хотелось прилипнуть к подушке. Прямо уткнуться в неё пьяной мордой и храпеть как свинья. Но она так пилила, что пришлось согласиться.

Как заклинание я повторял за ней: я дрянь, я олень, я никчёмный муж, я подлец и сволочь… меня нет, меня нет… и никогда не было… а ты яркая звезда… и так далее…

И лишь после позорного покаянья, она заткнулась и хлопнула дверью.

Вот и заебись… Свалила.

Я засыпал…

Свет люстры бил мне в глаза…

Да чихать я хотел на этот ебучий свет! Мне что свет, что ночь — да насрать! Я настолько крут и всемогущ, что не считаю овец перед сном и не взвешиваю слова, сказанные толстым Никиткой и его другом в юбке, прилипшей к вонючей жопе.

Я уже не помнил, что сам бормотал минутами ранее, — и я просто уснул…

***

Откуда-то сверху доносилось чириканье воробьиной стаи. Сзади громко смеялись дети. А рядом на лавочке сидела старуха.

Я слышал резкие звуки, словно они цепляли за оголённый нерв. Видел свет — солнечный, прожигающий, болезненный, будто воспалилась поджаренная кожа. Я ощущал, как дует тёплый ветер, и как в сотне метров за домами мчатся железные машины.

А ещё… мне было свободно и воздушно, потому что я не чувствовал тела. Со мной так бывало в детских снах. Меня подбрасывала неведомая сила за облака, и я летел — то, расставив руки, как мальчик Нильс, то парил, сидя на кроватке, будто на волшебном ковре-самолёте, наслаждаясь отрывком восточной сказки.

Но сейчас я не мог понять, куда пропало моё всё?! Старуха лузгала семечки, метясь точно мне в грудь, но шелуха пролетала сквозь меня и, падая на асфальт, возвращала в реальность — отчего становилось страшно до сумасшествия.

Я мог бы в панике всплеснуть руками и вскрикнуть: блядь, что это за херня? — но промолчал.

Я снова осматривался, видел старуху, наблюдал за полётом шелухи, но почему-то продолжал молчать и не защищался. И я понял почему. Потому что не было у меня ни голоса, ни горла, ни зубов, ни самой головы, чтобы завопить напуганным ртом. Я был невидим и прозрачен, потому что превратился в призрак, который порхал невесомостью у скамейки в собственном дворе.

У меня не было ушей, но я всё слышал. У меня не было глаз, но я видел свой подъезд, свою немецкую тачку и окна на втором этаже. А на втором этаже колыхнулась шторка, а потом мелькнул мой бесподобный профиль. Меня как ту маму — и там, и здесь показывали.

Я попытался встать; это было естественное желание для бывшего человека, когда-то умеющего ходить. Мне хотелось разбежаться, чтобы скинуть с себя остатки сна и подняться в собственную квартиру. Но, блядь такая!.. у меня не было ног! Или я не умел пользоваться тем, что имел сейчас.

Хотя память оставалась на уровне. Она жила бесформенной, незримой программой, начертанной на невидимом носителе — и находилась в доступном режиме, как человеческое ухо, которое всегда можно почесать мизинцем или ковырнуть палочкой с этой ебучей ватной хернёй на конце.

Я был невероятно зол!

Я был разгневан!

Можно было бы сложить ладони и подышать — ровно, размеренно, будто буддийский монах или йог. Но у меня не было ни рук, ни лёгких, а остались только воспоминания. Почему-то я вспомнил старинного друга — Сергея Макеева. Серый Маг, как я звал его в школе.

Даже спустя годы на душе было мерзко …

Да, у меня когда-то был друг. Но я и вправду олень чухонский, потому что предал Серёгу. Увёл у него девчонку по малолетству, а наигравшись — бросил, наговорив ей и ему ядовитых гадостей.

Когда-то казалось обыденным испортить девицу и облить грязью приятеля. Я оставил парня с рогами, унижая его изменой. Я был тогда молод и жесток и убил его, словно врага. Будто мстил за свою семью.

Серёга позвонил мне перед смертью: раз пять или двадцать пять. Наверное, хотел высказаться или ожидал разъяснений. Но я был нарочито холоден, горд в своей гадости и трубку не снял. Тогда, не прощаясь, Серёга вышвырнул телефон и спрыгнул за ним с четырнадцатого этажа.

Его русая голова превратилась в расплющенный арбуз, а тело в желе. Оторвало в колене правую ногу. Кровь размахнулась на полдвора. Полицейские нашли в кармане его брюк записку: «Когда ты сдохнешь, я тебя встречу», — сообщалось в ней. В записке не было имён, но я знал, предназначение слов. Он писал это для меня, для своего ебанутого друга — для Костика Баженова.

Падение с балкона и послание на тетрадном листе лишь забавляло меня. Не поверите — я смеялся и даже кому-то рассказывал, насколько глупы бывают люди, мол, живут они рядом с детского сада, а иной раз такое отмочат, что башка разрывается вдребезги.

Но сегодня я изменился, невидимыми зрачками выискивая Серёгу Макеева. А вдруг он здесь и следит за моим испугом с острой косой, бензопилой или футуристическим бластером, чтобы выстрелить в мою невидимую голову? Кто знает, чем мертвецы мстят обидчикам после смерти?

И вдруг я услышал знакомый писк электронного замка. Громоздкая дверь моего подъезда открылась.

Соседка, женщина с первого этажа катила коляску с ребёнком, а дверь придерживал её муж: гнусный товарищ — именно что товарищ, работающий или как они любят выражаться, служащий в органах. Вечно этот полковник недоволен и с ним куча проблем из-за моей машины и музыки по ночам. Но сегодня он держал распахнутую дверь и радовал меня — оттого что я видел его испанскую бородку, а не оскал Серёги Макеева.

Я двигался не быстрее обычного и вошёл в подъезд.

Поднявшись на второй этаж, остановился перед собственной дверью. Не знаю, как рождается вдохновение и кем даётся нужный ответ, но всё-таки я попробовал пройти через преграду.

Всего одно желания и я уже стоял в своём коридоре, просочившись сквозь стену.

На полу наблюдаю обувь: Ольгины туфли на шпильках, пара моих итальянских сандалий, кроссовки средней цены и видавшие виды домашние тапки. На вешалке пиджак, в котором я вчера вернулся из клуба, ниже на полке — связка ключей. Не мешкая, я проследовал далее, заглянул на кухню и увидел…

Это был дрянной фильм, а точнее, порнофильм — про голого сантехника, очень похожего на меня, и одержимую сексом блондинку, похожую на мою жену.

На мне или на нём нет одежды; он или второй я пристроился сзади и очень старался. Ольга животом лежала на столе и стонала или даже кричала: хорошо, милый… давай трахай меня… трахай!

Он брал её жадно, озлобленно, как пёс. Брал по-собачьи! Я мог бы позавидовать собственной стати, жаркому напору и ягодичным мышцам, но это был не я, а совсем другое существо. Кто-то занял моё тело, портил мою женщину, — и у меня всё встало… на свои места.

Бегом, если можно так выразиться, я покинул кухню и переместился в спальню.

На полу у кровати валялись кружева. Нарезанные по пять сантиметров лоскуты были смяты, словно их только что достали из-под матраса и вышвырнули за ненадобностью. Рядом маленькие скрученные записки. Я не мог развернуть их, чтобы прочесть, но почему-то понял, что там написаны магические заклинания… Но это ещё не всё. У кровати на тумбочке, где обычно ночует мой телефон, лежали три кривых, ржавых гвоздя. Я откуда-то знал, что эти гвозди приволокли с кладбища и прятали у моей головы ни одну ночь, а это значит — что моя ненаглядная Олечка выжила душу Кости Баженова с белого света, а помог ей в этом шарлатан Марков. Жорик оказался не таким уж и тупым чародеем, как я представлял его раньше.

Я был напуган, растерян, лишён чести и предан.

Я бежал по Москве, не обращая внимания на машины, дома и прохожих, пока не оказался в каком-то парке.

Вроде, Царицыно…

***

Темнело. Случайные граждане и спортсмены-любители встречались всё реже. Я не спеша брёл по тротуару, цокая когтями. Боль в животе утихла, поскольку я наелся; перехватил в уличной кафешке, выпрашивая объедки… Но очень хотелось пить.

Втянув воздух сухими ноздрями, я почувствовал воду.

Пройдя до пахучих корней дерева, помеченным каким-то псом, свернул по тропе направо и, наконец-то, нашёл, чего пожелал. Кто-то оставил полное ведро воды для таких как я.

Напившись вдоволь, я рванул к столбу, с ярким фонарём наверху. Потом я пустил струю на этот столб. Сливал долго. Накопилось. Потом я принюхался и посмотрел на своё отражение в свеженькой луже, не понимая, за что мне все эти напасти.

***

Три часа назад в парке…

Безумным призраком я метался вдоль ухоженных дорожек. Просто двигался в неопределённом направлении, чтобы только ни о чём не думать. Мне казалось, что если остановлюсь, то откуда-то из-под земли вылезут чудовища и схватят меня. Потом будут заламывать мои невидимые руки и тащить в царство мёртвых. Но стоп! Я ведь не мёртв! Моё тело находится в моей квартире; оно здравствует, работает по-молодецки и трахает мою жену!

Но всё-таки я предпочитал быть в движении. Так и мчался, пока не наткнулся на собаку.

Это был огромный, старый, больной пёс. Он лежал в крапиве на боку, почти не дышал, только изредка делал глубокий вдох и затихал, в ожидании, когда отключится сердце. Он умирал, и я почувствовал сладковатый запах смерти — так пахнет чуть скисшее вино. Тело собаки было пустым, как брошенный джином кувшин. Сущность, дух, призрак или фантом животного, не знаю, как точно выразиться — уже покинули его.

Я покружил над издыхающим. Блохи выскакивали из шкуры, шустро покидая кормильца. Они прыгали в траву, унося свои прожорливые животики подальше от остывающего организма.

Тогда я рискнул и нырнул в живот собаки, словно прыгал с трамплина в Волгу. Высота была невелика, но всё-таки было страшно.

Первое, что ощутил — это боль и, как ни странно, голод.

Болело в животе. Беспокоил желудок и печень. Ныл резью нос. Он был порван посередине, подгнивал. Ломило хвост, выпадала шерсть — и это совсем не смешно. На конце хвоста зудела припухлость — это укус злющего конкурента, того, что метит деревья — претендента на ужин с помойки.

Мне срочно требовался перекус. Стоило только встать на четыре лапы, как меня понесло на окраину парка, ближе к мусорке. Я знал это место. Там стояли синие пластиковые баки и много крыс.

Я остановился. Присел. За ухом зачесалось.

Я дал задней лапой пару очередей, точно выбивая когтями передумавших сваливать с тела блох.

Стало веселей. Я подумал об ошейнике. Ведь классная штука — надел, прошло пару часов, и всё!.. паразитов нет! Никто тебя не грызёт, кровь не сосёт, спишь себе спокойно. Здорово ведь!

На помойку не пошёл, передумал; я же не животное, лишь бы что проглотить.

Быстро родился план, — и я потрусил к ближайшей трапезной. Бежалось легко, с настроением. Тело пса было старым, но свежая сила призрака придавала прыти. Семь минут и я у цели.

Половина столиков была занята.

Вот компания из четырёх человек: две женщины за сорок пять и двое мужчин того же возраста. Эти могут поделиться; но в наличие у них только пивные бокалы, пакет чипсов и подленькая ухмылка одного из мужиков. Он незаметно подливал водку в пиво, пряча бутылку под столом. У такого и просить западло, — хотя... да мне похер!

Но приглянулась другая компания мужиков. Все пьяные, весёлые. Они ничего не праздновали. Просто хохотали, травили анекдоты, проводили время зря, чтобы напиться и поржать, как безмозглые малолетки. Вот те щедрые были товарищи — решил я и направился к ним попрошайничать.

Я… ну то есть пёс — сделал круг на месте, только для того, чтобы изучить собственные возможности. Получалось вполне неплохо. Тогда я встал на задние лапы и совсем чуть подпрыгивая, замахал передними, склонив усатую морду набок.

Сначала шумная компания притихла, а затем, кто-то из них заорал: «Пацаны, прикинь, какой ушлый!» — и все схватились за телефоны.

Сами вы ушлые! Я блядь жрать выпрашиваю, выёживаюсь перед вами, а вы щёлкаете кнопки?!

Я сел на задницу, грустно посмотрел на мужиков. Когда подумал, что надо вызвать жалость у людей — именно у людей — то рассмеялся. А на деле вышло, что пёс открывал пасть, высовывал язык и мотал мордой, словно лениво стряхивал воду.

Вокруг собралось человек двадцать. Меня кормили, гладили, даже наливали.

Пиво пить не стал. Не хотел рисковать здоровьем. Я падал на спину, раздвигал лапы, делая упражнение «лягушка», и повизгивал. Народ заливался от смеха. А когда я имитировал опрыскивание кустов, автомобильных колёс и заборов — то люди просто сходили с ума. Я поднимал заднюю лапу, высовывал язык и тряс головой, как собачка у стекла на торпеде. Уши весело шлёпали по щекам, слышался полу-хрип, полу-рык из моей глотки; но я не брызнул ни капли, а только пугал — типа шутил. Этот фокус вызвал фееричный восторг, и повар в колпаке вынес мне кусок мяса на кости.

Я принюхался. Твою же сука-мать, как же вкусно!

Работая челюстью, я поедал мясо из супа, а люди, понимая важность момента, притихли, умиляясь моему аппетиту. Все смотрели на пса — жалели и удивлялись, откуда взялся этот старый, но очень умный Полкашка.

Ночевал я в парке. Принял ванну, переплыв туда-сюда пруд.

Отряхнувшись, сразу уснул. Спал мирно, как в человеческом теле. Вероятно, духу нужна подпитка и успокоение. Всякой твари надобен порядок. Я всегда знал, что даже в безделье есть толк, особенно во сне, если, конечно, не усугубить расслабленность алкоголем и наркотой.

Проснулся засветло. Доел остатки, унесённые в зубах из кафе. Затем призадумался: а что собственно дальше? Ну, залез я в полудохлого пса, а что завтра?

Вопрос серьёзный — не до шуток. Я не забыл, как в первый раз проник через стену, вернее, дверь. Вспомнил, как двигался по городу, не замечая препятствий. Я был повсеместен и неудержим, так почему бы не улучшить существование и не вернуть утраченные высоты. Я всё-таки человек! Я высшее существо из известных существ!

Пёс сидел и смотрел куда-то неопределённо. Я отодвинулся от него ещё на метр, и тело старого барбоса упало замертво. Снова редко вздымалась грудь, и пахло прокисшим вином. Я испугался, рванул обратно в тело собаки. Пёс опять ожил — присев, почесался.

Ну что же, отлично! Я управляю телом собаки: выхожу, когда требуется, захожу как в собственный дом, а значит, открываются невероятные перспективы.

…Вечерело. Шли вторые сутки в мохнатом теле — как вдруг я почуял запах. Это уже не кисленькое винишко, это настоящая вонь целой фабрики вин! Пахло умирающим человеком — и я рванул, что было сил в лапах!

Бородатый человек в грязном бушлате — лежал на асфальте возле скамейки. Из головы сочилась кровь. Это был бомж, и он умирал, поскольку от него исходил приторный запах. Наверное, есть и другие признаки смерти, но других я пока не знаю, сам сутки как призрак…

Тело было явно больным. Но я воспринял находку, как приказ к действию.

Выскочив из тела собаки — наглым, приставучим фантомом интервента я впился в дурнопахнущую плоть!

Дышалось тяжело, словно лёгкие залили жидким мылом, вымывая нечистоты. Я открывал рот, думая, что сейчас пойдут пузыри, как из пластмассового пистолета. Внутри всё мучилось, было плаксиво и тошно до блевоты. Я упорно поднимал новый дом на ноги. А тело падало, цепляясь за воздух, и снова боролось со смертью.

Прошёл час… за ним второй. Я всё-таки сумел убраться от скамейки вглубь парка и даже разжёг костёр. Я находился в стадии трезвеющего, только что вырвавшегося из лап белого медведя, полярника. Выставив руки, я грел пальцы у огня, совсем не чувствуя жара.

Управлять человеком оказалось невероятно сложно, но ночь превзошла самые смелые ожидания.

Я рулил бомжом, при этом управляя собакой. Я был и там, и здесь — сразу в двух телах! Я чувствовал голод пса и все его болячки, — и снова казался всесильным. Мне чудилось, что могу собрать всех московских бомжей в одном месте и управлять ими, как тысячью дронов, парящими ровным строем в небе по праздникам. Я был мозговым центром, программой, спасающей тела и освобождающей из плена души. Всю ночь я грелся и размышлял. И вот что пришло в мою новую голову со старыми знаниями.

Я не помнил ни минуты из прошлого бомжа и лохматого барбоса: где они родились, сколько им лет, имена, клички, города, беды и радости. Не знал, что произошло с ними вчера или год назад. Я не мог пробраться в тайник их секретов. У меня не было ключа, открывающего прошлое. Получается, что вор, захвативший моё тело, тоже ничего не знает обо мне. У него дубиной стоит мой член, он может лапать мою женщину в моей квартире, но о доме, построенном в Подмосковье, ему ничего неизвестно.

Какой я всё-таки счастливчик! Даже после отлучения от плоти я обрастаю силой!

И я отправился в люди.

Пёс шёл рядом.

***

Весь день я работал у метро, демонстрируя свою фантазию и цирковые возможности умной собаки.

Я командовал — и я же удивлял. Ходил на задних лапах и гарцевал, как конь на арене. Я выполнял все приказы бомжа, то есть самого себя. Я лежал, стоял, ползал, кусал хвост, чесал уши, пузо, показывал зевакам язык, надевал на голову шляпу и ронял шляпу, недвусмысленно намекая на вознаграждение. Я гавкал, считая примеры сложение и умножение десятичных дробей. А мне подавали на зависть марсельским клошарам. Я стал королём бомжей и заработал целое состояние. К вечеру порядка двадцати тысяч лежало в моём дырявом кармане. Осталось найти средство передвижения, а, вернее, водителя, который согласится отвести меня с блохастым другом на пятьдесят километров от Москвы по Дмитровскому шоссе.

Там мой дом — там мой тайный кремль, о котором, кроме меня не знает никто — в том числе вор.

Но даже за двадцать тысяч рублей меня отказывались пускать в машины. Таксистов можно понять, от меня разило, как от деревенского нужника.

Ночью я искупался в пруду, но какой в том прок? Вся моя одежда пропитана мерзостью. Шлейф стоял потрясающий! Мои руки, заросшее лицо, синяки и опухлости — довершали отвратный эффект. Меня побаивались даже мухи! Я видел, как одна жирная и зелёная подлетела к засаленному рукаву и тут же свалилась замертво. Возникло смешное желание захватить тело мухи: её крылышки, лапки, волосатую спинку и пучеглазую физиономию. Я на мгновение представил, как заросший грязью человек командует сначала собакой, а затем насекомым. Муха могла бы делать разные фокусы, словно дрессированный попугай, зарабатывая для меня рублики.

Но путь мой тернист. Тратить время на опыты с мухами, особенное расточительство. Потому я раздавил букашку толстой подошвой, оставив лишь мокрый след на асфальте.

Я шёл дворами с верой найти транспорт. Мне повезло. У мусорных баков, в «Газель» со ржавым кузовом — подозрительный мужик загружал холодильник. Я когда-то слышал, это было давно, что существуют «охотники за черметом». Эти люди собирают трубы, рельсы и прочую медь и сдают это барахло в специальные пункты приёма. Я нашёл одного из таких железных парней.

Айронмен был худощав, но невероятно упорен. Его одежда мало чем отличалось от той, что сейчас на мне. Левая ступня его была в гипсе, поверх обмотана платком. Он еле опирался на сломанную ногу, но упрямо поднимал холодильник, запихивая его в кузов.

С забавной мыслью, что слишком часто оказываюсь возле помоек, я бодро подсуетился и помог поднять на борт старый хлам, а после показал деньги.

Водитель оказался так добр, что согласился за двадцать тысяч подвести меня и собачку.

Пёс примостился у моих ног. Я откинулся на рваную, засаленную спинку.

К вони я уже привык, потому убитый салон «Газели» не произвёл отталкивающего впечатления. На сиденье зияли пробоинами чёрные дыры, крышки бардачка не было вовсе, ремень безопасности болтался эшафотной верёвкой, пассажирское окно не открывалось, из дверных щелей задувало, а лобовое стекло, словно сплетено богемскими пауками. С той стороны стекла в предсмертном удивлении замерли взгляды ошалелых мух, стрекоз и комаров; к дворникам прилипли перья убиенного на скорости воробушка.

Машина выехала за МКАД. Водила молчал.

Сняв перчатки, он поразил меня татуировками на пальцах.

«Сиделец», — подумал я.

Мужик косился на пса, явно замышляя грабёж. Я казался ему — лёгкой добычей. Двадцать тысяч! — это сколько же надо возиться с металлами, чтоб заработать такие деньги? А здесь бомж: слабый, даже при наличии сломанной ноги — и неожиданно богатый, словно остановился оправиться у дороги и вдруг заметил, что льёшь точно на колье с бирманскими рубинами.

— Разреши, позвонить, братан? — разрядил обстановку я.

Говорить было сложно. Сорвал голос у метро.

Водила ухмыльнулся.

— От тебя дерьмом разит. Ещё пять тысяч давай, тогда разрешу, — назвал он цену, подозревая, что в его кабине сидит тайный миллионер, заигравшийся в новомодные квесты.

— Дам тебе ещё двадцать, если по пути купишь ошейник моему псу. Но деньги получишь, когда приедем на место, — сразил щедростью я.

Мужик задумался. Пальцы забарабанили по оплётке руля.

— Базара нет… будет тебе и телефон, и ошейник, — ответил он. — А не обманешь?

— Слово чести! — правдиво отрезал я, щёлкнув грязным ногтем по гнилому зубу.

Возле торгового центра машина припарковалась. Я отдал водителю пятьсот рублей. Минут через пятнадцать он вернулся с лекарственным хомутом.

— Используешь ошейник, когда выйдешь отсюда. Вши в кабине ни к чему, — поставил условие мужик и дал мне свой телефон.

Я включил интернет. Нашёл контакты моего дачного посёлка. Отобразился номер сторожа.

Ещё год назад я организовал круглосуточную охрану. Нашёл трёх бывших милиционеров из Калуги и нанял их на работу.

Я установил камеры по всему периметру, выведя изображение в домик охраны, который тоже построен на мои деньги. Кто-то скажет: «Ты, Костян, расточителен» — а я уверен, что скупой платит дважды.

Я позвонил. Старший из охранников, Пётр Ларин ответил на мой звонок.

Я никогда не звал его по имени, обращался просто Первый. Ему льстило.

— Алло, кто это? — спросил Пётр.

— Первый, это я, Константин Баженов.

Он не узнал меня, но волшебное «первый» заставило прислушаться; я всё-таки оплачиваю его труд.

— Да, Константин, что-то случилось? — ответил он.

Я говорил медленно; объяснил, что вот-вот подъедет «Газель». Просил ничему не удивляться, вопросов не задавать, а только передать хранящиеся в строжке ключи от моего дома, мужчине с собакой. Предупредил, что человек странный, похож на бомжа, но он не бомж. Что жить он будет под моей крышей, сколько потребуется.

Пётр утвердительно твердил: хорошо… конечно… я понял… всё сделаю, Константин. В конце разговора я спросил: как у него дела, отремонтировал ли он «Жигули» после аварии; поинтересовался здоровьем жены Леночки, тем самым развеяв последние сомнения, кто звонит.

Через полчаса «Газель» остановилась у ворот. Тут же явился Пётр — великан лет сорока пяти. Он, морщась, осмотрел машину, нашёл взглядом гражданина с бородой. Открыв дверь, увидел пса.

Я протянул скрюченные пальцы, забрал ключи.

— Прямо, потом направо, — сказал я водителю.

Вот он мой домик в три этажа, похожий на средневековый замок! Блажь и порнуха, конечно… но, сука, мне нравится! Есть какая-то потусторонняя сила в подобных каменных уродствах. К тому же моя крепость, напичканная электроникой.

Я открыл ключом калитку, посматривая на мужика с уркаганскими наколками.

— Жди меня здесь, сейчас вернусь, — предупредил я водилу, а я и мой пёс пошли к дому.

Наконец-то, вокруг привычная обстановка…

Я открыл входную дверь, потом быстро набрал код, отключив сигнализацию. Затем спустился в подвал. Там дожидался меня сейф с оружием. В нём хранились ещё и деньги: небольшая сумма, всего четверть миллиона зелени и пару миллионов наших рублей. Остальные наличные я спрятал в тайнике. Вот там настоящий приз!

Я взял охотничье ружьё, зарядил два ствола и отсчитал ровно двадцать пять тысяч. Обещал заплатить — значит, так тому и быть.

Водила осмелился пройти за калитку. Заговорщически вращал глазами, что-то прятал за спиной. Прихрамывая, озирался, так до конца и, не решив, ограбить меня или пощадить. Не знаю, на что надеялся мужик. Одно слово: мудила!

Я шёл ему навстречу с ружьём наперевес. Пёс передвигался в унисон, на ходу задними лапами вырывая клочки земли.

— Даже не думай, чувак. Бери деньги и вали нахуй отсюда! — щедро отблагодарил я водителя.

Я опустил руку с купюрами. Барбос зарычал и аккуратненько зажал деньги зубами, желая лично передать бабки, за оказанную услугу.

Ружьё я навёл на водилу. Метился в его вторую ещё здоровую ногу.

Водила вытащил руку из-за спины, показал, мол, я с монтажкой — работа такая; затем взял деньги и, ковыляя, ушёл нахер со двора.

Постояв пару минут, я вслушивался, как удаляется кашляющий движок «Газели». Лишь после того как всё стихло, вернулся в дом.

Первым делом я надел на пса ошейник. Потом скинул одежду бомжа и обыскал лохмотья.

Нашёл какую-то справку.

Отложил в сторону и вышел голым на улицу. Там разжёг огонь в бочке и сжёг тряпьё, — а затем отправился в душ.

Я брился, скрёб тело мочалкой, щёткой, скрабом, шампунями. Мыл себя и собаку. С бомжа улепётывали вши, с барбоса блохи. Мы кайфовали. Я орал Лепса, пёс завывал в такт, словно звериная подпевка.

Накинув халат на голое тело, я отправился в подвал. Для кого-то пандемия «ковида» — беда, но припасы на случай всепланетной трагедии спасали уже сейчас.

Еды у меня года на три с запасом. Два морозильника в рост волейболиста, заполнены консервами с рыбой, икрой и мясом. Аптечка — вот я действительно умничка! И чего только там нет? А резервы питания? Макарон стеллаж. Десяток мешков гречки, риса, пшена. Виски в коробках до потолка. Водка, пиво, кола, вода в бутылях. Гуляй, Костик, лечись — готовься к завтрашним разборкам призраков.

Так я и сделал.

Быстро по-солдатски отварил вермишель, заправил тушёнкой, поставил на стол банку чёрной икры, наполнил бокал вискарём, включил громко музыку.

«Небо славян» Кинчева гремело на весь дом минут двадцать. Потом раз пять нон-стопом звенела в ушах «Рюмка водки». Я уплетал икру, пил виски, бродил по холлу с ружьём на плече, по необходимости подбрасывал дрова в камин. Пёс танцевал вдохновлёно, а когда останавливался, я кормил его тушёнкой и чёрной икрой… Получается, что ел за двоих, точно как Труффальдино.

Потом я вспомнил о справке бомжа.

Вчитываясь в заляпанный текст, разобрал, что это действительно справка, выданная в полиции (стёрлось какого отдела) гражданину Украины, рождённому в городе Львов, Тарасенко Николаю (на месте отчества дырка). Кабанье ты рыло, да я настоящий хохол! Я матёрый бандеровец на территории клятых москалей!

Я хохотал и чувствовал себя шпионом, внедрённым под видом спившегося бомжа в самое сердце русского агрессора. Сидя на диване с оружием на коленях, я смеялся, как сумасшедший. Сделав глоток виски, немного успокоился и обратил внимание на недостатки своего нового тела.

А тело ужасно ныло; жутко болели ступни и пах. Кожа в тех местах была покрыта коркой и постоянно чесалась. Я приложился к бутылке, подумал о лечебной слюне собаки… и снова заржал.

Пёс старательно вылизывал мои ноги — забирался языком между пальцев, покусывал пятки. Он смачно причмокивал, а гной во рту чувствовал я. Потому что я — это и есть пёс, а пёс — это я!

К паху пёс не прикасался, но было б забавно лизнуть разок. Опыт, конечно, волнующий. Когда ещё придётся…

Затем мы устали. Я закатил глаза, пёс тоже притих. Он улёгся рядом, головой к голове, чтобы проще было контролировать оба тела.

***

Проснулся я рано. Вывел Полкашку во двор. Постоял рядом с ним, пока очищался кишечник. Потом вернулся на кухню. Там позавтракал. Алкоголь не пил.

Выглядел уже сносно. Без бороды, лысенький, оттого что сбрил все лохмы, новое лицо даже нравилось. Что-то в нём было знакомое, будто уже встречались раньше. Лицо, казалось, моложе меня прежнего. Рассмотрев под лупой полицейскую справку, убедился, что Тарасенко Николай младше Кости Баженова на четыре года. Многое прояснилось, как говорится: у здорового духа, здоровое тело!

Опухоль и синяки сходили, будто только и ждали, когда хозяин выспится, наестся досыта и протрезвеет. Плюс помогли таблеточки для печени. Ещё требовалась мазь от чесотки.

Я не суетился. Нашёл старый телефон, поставил на зарядку; составил список лекарств. Снова зашёл в интернет, определил номер охраны посёлка и позвонил Петру Ларину, от имени Константина.

Теперь у меня было всё что надо. Пётр купил даже ошейник, намордник и поводок. Оставалось включить компьютер и разобраться со счетами бизнесмена Баженова.

Мне снова повезло. Вор, выкравшийся моё тело, не помнил паролей. Он не мог пользоваться даже обычной картой, не зная ПИН-кода.

Я сделал распечатку своего номера. Вор никому не звонил — только входящие, всего пять звонков. И ничего особенного, поскольку друзей у меня нет. Есть коллеги, вот они и тревожили.

Был звонок из Питера — это неважно. Из Анапы набирал человек. Я землю купил в Супсехе, строю дом; но это также подождёт. А вот три звонка от Никитки Седова, говорят о многом: ну не в друзья же он набивается? Зачем дёргать по выходным босса, от которого кормишься словно дитя неразумное? Чего он скажет: «Костян, как ты там?.. не подох ли ты после кокаиновой дороги?»

Но кто бы ни звонил, вор трубку не брал — и понятно почему. Значит, затаился.

И кстати, отречение отшельника, это моя история. Я иногда запирался в квартире на неделю, отказываясь от запланированных встреч. Происходила подпитка силы, мобилизация воли. Я валялся на диване, смотрел как в тумане телевизор без звука, а вставал, только чтобы поесть и сходить в туалет. Моё молчание, вернее, молчание вора, не вызовет тревогу ни у кого — все привыкли к моим причудам. Но интуиция подсказывала, что вселившийся в тело лишь случайный элемент в моих бедах.

Круг подозреваемых выглядел так. В связке шли Ольга и чародей Марков. Эти двое в сговоре и хотели меня убить, — и, вероятно, убили бы. Но, кто-то спутал карты, вселившись в моё тело.

Следующими, кто был в опале, это партнёры по бизнесу: Седов и Орлик. Чтобы заполучить куш в миллион евро, ребята способны на всё. Хотя существовала вероятность, что действовали они с Ольгой и Марковым заодно. Тогда я решил обострить ситуацию до предела.

Первое — электронной почтой отправил толстому Никите файл с документами, приписав сообщение, чтобы он прекратил мне названивать и к пятнице перевёл всю сумму целиком. Реквизиты счёта указал отдельно, причём не того, о котором договаривались ранее. Ответа не требовал и не ждал. Они не посмеют даже пикнуть против меня — убить могут, но открыто спорить не станут.

Второе — забронировал два отдельных столика в Москва-Сити. Любимое местечко моей длинноногой Олечки, где мы часто бывали, где знали нас хорошо. Я настоял, чтобы вечером в четверг администратор ресторана напомнил о заказе, оповестив СМС: один номер был Ольги, другой — мой бывший. Я рассчитывал спровоцировать необдуманный ход со стороны моих потенциальных врагов. Заставить их действовать и ошибиться.

***

Наступила пятница. Тело Николая Тарасенко, дух которого безвременно покинул наш мир, преобразилось из больного, загибающегося бомжа под лавкой, во вполне респектабельного господина. Тело было сложенным, крепким, привыкшим к тяжёлой работе, без татуировок. Волосы на голове росли густо, цвет был русым. Ступни и паховая область приведены в порядок. Я избавился от вшей и чесотки. Принимал пищу как положено: утром, днём и вечером. А мой пёс ожил. Животом уже не страдал, аппетит был отличный, стул стабилен. Человек и собака стали одним организмом. Мы неразлучны, как ноздри на одном носу…

Эка я про ноздри загнул, но тем не менее…

А кем я себя больше ощущал? Но, конечно же, человеком. Хотя знаете… валяться в траве и вдыхать запахи: непонятные, острые, недоступные — в этом есть что-то дикое, первородное и счастливое, словно пёс, это ненаигравшийся ребёнок, видевший мир любознательными глазами.

Я договорился с охранником Петром и за нескромно крупную сумму арендовал его битый «жигулёнок», практически выкупив его. Сам сел за руль «девятки» и отправился в Москву. Полкашка, как всегда, был рядом.

Чувствовал себя прекрасно. Волосы немного отросли. Пожелтевшие синяки закрыл максимально большими очками. На ногах итальянские туфли, на плечах дорогой классический костюм тёмно-синего цвета. Повязал даже галстук, пристегнув его золотой заколкой к белоснежной сорочке. За рулём «жигулей» выглядел нелепо, но чрезмерная тонировка стёкол скрывала конфуз.

Готовился к встрече всю неделю. Чем закончится мой грандиозный план, представлялось смутно — мог только гадать. Моя мысль двигалась зигзагообразно, интуитивно, словно фрегат, которым командовал юнга. Ни одна морская душа не знала, что ждёт впереди, но даже последний матрос представлял Эльдорадо, поджидающее в финале пути, потому что каждый вечер юный капитан обещал встречу с фантастической страной, — и команда ему верила.

Я мчался на старенькой машинке в неизвестность. Хотел ли я вернуть своё прежнее тело? Безусловно, да. Надеялся ли на успех? Конечно, нет, но полагался на удачу.

Я ведь счастливчик; я знал, что всё лучшее ещё впереди. А всё приходящее — оно временно: вчера я король, сегодня бездомный бродяга, а завтра — принц зазеркалья. Я не хотел загадывать, что случится вечером. Пусть судьба распорядится мной, как предначертано.

В 19:30 припарковался в своём дворе, за детской площадкой, хорошо видя свой подъезд. В 22:00 в ресторане начиналась развлекательная программа, значит, моё тело и Ольга уже получили приглашение от администратора и собираются потратить мою наличку. Я рассчитывал увидеть их вместе в течение часа. Они сядут в мой автомобиль или закажут такси, а я буду сопровождать их, следуя за ними.

Я чувствовал — должно что-то произойти.

Мои партнёры деньги так и не перевели. Возможно, помешали технические накладки, но скорее всего — меня нагло кинули.

Я не злился, не ревновал. Принимал обстоятельства спокойно, словно токарь, по пьянке лишившийся фаланги. Я сам пригрел шлюху Олечку, сам доверился пидарасам: Орлику и Седову. Я дважды наблюдал за колдовскими обрядами Жоры Маркова и высмеял его, бросив оскорбления в лицо. Но теперь со мной был верный пёс — нежданный приз! Это всё равно, что у токаря без пальца, выросла третья рука, умеющая рисовать и плотничать. Всего за несколько дней я привязался к барбосу и дорожил дружбой с ним.

Больше часа ничего интересного не происходило. Я смотрел на дверь подъезда, пёс наблюдал за обстановкой через заднее стекло. Но вдруг я услышал собачий рык, одновременно заметив знакомые черты.

Человек в медицинской маске, в бейсболке и в очках, подпрыгивая, шёл мимо моего «жигулёнка». Я сразу узнал его. Это был Валя Орлик со своими знаменитыми плечами назад.

Детская площадка опустела. Мамаши, бабушки и малыши разошлись. Орлик пересёк площадку и сел на лавочку, искоса поглядывая на вход в подъезд. Из подъезда вышли двое: украденное тело и моя бывшая женщина.

Одет я был безвкусно, будто нехотя. Ольга сияла новогодней ёлкой среди лета и тащила меня к машине. Моё тело вело себя настороженно. Почему-то щурилось, хотя уже темнело.

Мы в четыре глаза следили за странной компанией. А потом я увидел, что Орлик из-за пазухи вытащил пистолет и своей летящей поход направился навстречу, вышедшим из подъезда. Он почти перешёл на бег, вытянул руку и открыл огонь. Стрелял только в одну цель — в моё прежнее тело!

Я вышел из машины. Встал возле качелей. Меня интересовала она, потому что Орлик, проявив невиданную прыть, мгновенно скрылся из виду, а тело Кости Баженова бездыханно распласталось на асфальте.

Ольга сложила ладошки у подбородка. Она завывала и радовалась одновременно.

Бывший я — лежал на спине...

…Когда-то именно так представлялась моя смерть. Честно сказать, я видел ещё и продолжение — то есть похороны, когда меня несли в гробу. На кладбище играла музыка, родственники и случайные люди прощались с усопшим. Все ревели, рыдали, рвали на жопе волосы — ведя Я УМЕР… и я, жалея себя мёртвого, — и вот оно сбылось…

В одну минуту я понял, что судьба подарила мне новое тело и новую жизнь. Я живо увидел, как получаю российский паспорт и начинаю жить снова. Мысль играла наперегонки с чувствами и желаниями.

Я отошёл от «жигулёнка» метров на тридцать, оставив внутри своего пса. Блять!.. я совсем забыл о нём!

Развернувшись, я помчался назад к машине, краем глаза заметив нечто из прошлого; где-то сбоку, за кустами мелькнул лик Серёги Макеева. Я мог бы ущипнуть себя или дать пощёчину, чтобы прогнать фантом, но спешил выручить пса.

Собаки в машине не было. Мой Полкашка исчез!

Я бросил взгляд направо, налево, в арку, заглянул под машину, выискивая своего друга. Я не знал, что делать, я торопился, оттого что человеку без документов нужно срочно скрыться с места убийства — потому что я уже слышал, как тревожно поют полицейские сирены.

Я сел в машину, завёл движок, стал выезжать со двора.

Ну, какая же я всё-таки тварь! Я поступил, как последняя сволочь! Я снова проклинал сам себя… но неожиданно увидел барбоса, а он смотрел на меня.

Остановившись, я открыл дверь и позвал его. Но псина даже не шелохнулась.

— Серёга, это ты? — почему-то спросил я.

Пёс завилял хвостом и звонко тявкнул.

— Прости меня, брат! — вырвалось из меня.

Он моргал добрыми, наивными глазами, и я понял, что призрак вселился в мою собаку — тот, что минутами ранее жил в теле Кости Баженова.

Может быть, завтра дух признается, кто он такой и что хочет от меня; возможно, он промолчит, поскольку желает мне мести, страшных мук и смерти, но оставить пса одного посреди каменных дворов, где даже нет вкусных помоек, я не мог ни за что — и снова окликнул его!

— Серый, ко мне! — заорал я.

Встряхнул ушами, пёс со всех лап сорвался с места и верным зверем влетел на переднее сиденье.

Он знал, что рядом со мной трудно, беспокойно, рисково, но безопасней места на земле не найти. И это правда, друзья! Потому что я просто счастливчик!