Я сделаю это сама

— Евгения Ивановна, телефон! — кричит мне помощница Алина.

Неплохая вроде бы девушка, но суетливая. Всё суетится да переживает, что да как. А что — как сделаешь, родная, так и будет, что потопаешь — то и полопаешь, тебе мама в детстве о том не говорила? Вот и зря. Значит, хоть меня слушай, пока тут работаешь.

Я поднимаюсь, запахиваю куртку — несмотря на середину августа, в этой части Байкала пронизывающий ветер — и иду в каюту за телефоном. Мы приближаемся к Хакусам, тут есть какая-то связь. Почти на всём нашем пути по Северному Байкалу никакой связи не было, последний раз — три дня назад, в Нижнеангарске. Наверное, с тех пор что-то накопилось во внешнем мире — и по работе, и просто так.

Мы поехали в это нелепое путешествие потому, что мой дорогой супруг Женя решил отметить своё пятидесятилетие в мощном круизе по Байкалу. И это вот такая проба, он так и сказал владельцу туристической компании: если мне всё понравится, сделаю большой заказ на полсотни человек, не меньше. А полсотни человек на десять дней по Байкалу — это, знаете ли, ощутимые деньги.

Поэтому капитан, команда и немногочисленный персонал старается нам угодить. Остановиться ловить рыбу? Да пожалуйста, только ж не поймали ничего. Закупить спиртное в Северобайкальске по конским ценам? Ну а что ж теперь, если всё, запасённое в Иркутске, уже выпили. Горячие источники на мысу Котельниковском? Да, конечно, и там мне хотя бы понравилось — потому что нормальный душ, чистые бассейны и подобие цивилизации. В тот день у нас что-то сломалось в двигателе, от него по всем каютам ползла копоть, и мы пришли в Котельниковский уже по темноте и все прокопчённые, будто не на современном теплоходе, а на каком-то древнем, который углем топили. И отмокнуть после такого в горячей ванне было просто замечательно.

А сегодня у нас по плану ещё одно место с источниками — Хакусы. Белый день, ясное солнышко, вот только ветер не на шутку разгулялся, и немалая волна. Но посмотрим, скоро твёрдая земля, и хоть на некоторое время избавиться от качки — это ж счастье!

Я спускаюсь в каюту, беру телефон, ругаю Алину: видела и слышала звонок, почему не принесла? Конечно, сейчас вызов уже закончился, нужно смотреть, кто там что хотел.

— Алина, в следующий раз просто бери телефон в руки и неси мне, ясно?

— Ой, простите, Евгения Ивановна. Я не подумала.

— Начинай уже думать, что ли? В жизни пригодится.

А я смотрю, кому понадобилась. Что б хорошее, а? Геннадий, которого я оставила замом вместо себя. И что там вскипело?

У нас строительная компания. У нас с Женей. Женя — генеральный директор, я зам по общим вопросам уже десять лет. Да, мы оба Жени, я Евгения Ивановна, он Евгений Ильич. В юности это радовало, особенно когда поженились. Да и сейчас, когда новичок какой-нибудь видит таблички на наших дверях — «Белохвост Е. И.» — то далеко не сразу понимает, что происходит. Некоторые даже думают, что над ними смеются. О нет, всё серьёзно.

Перезваниваю, дозваниваюсь раза с третьего — связь нестабильна.

— Евгения Ивановна, тут такое! — сообщает мне разумный вроде бы сотрудник.

Казавшийся таковым.

— Понимаете, поставщики нас кинули, не привезли оконные блоки, и мы по срокам не успеем никак! — сообщает мне Геннадий.

Пользуется тем, что между нами несколько сотен километров, не иначе.

— Геннадий Альбертович, я, кажется, оставила вас занимать некоторую должность? Вот представьте, что меня нет. И спросить не у кого, понимаете? И что вы сделаете, то и будет, и будет именно так, как сделаете. Красиков что говорит?

Красиков — это директор фирмы, поставляющей нам окна.

— Дозвониться не могу, — вздыхает Геннадий.

— Мне сюда, значит, дозвонился, а ему в пределах города не можешь? — интересуюсь я. — Решить вопрос до вечера, отчитаться мне. Раз уж позвонил и сказал. До вечера мы ещё будем на связи. Не решишь — скатертью дорога, — и я отключаюсь.

А то на место зама мы хотим, а вопросы решать — нет.

Господи, как достало-то всё! То поставщики, то прорабы, то рабочие, то автомеханики, то ещё бог весть кто. То собственные сотрудники, которые хотят надбавку за должность, но не хотят сами ничего делать. Почему-то в последний год хорошо налаженный механизм нашей компании начал сбоить. Или это мы начали сбоить?

Раньше я с энтузиазмом бросалась на все амбразуры и рвалась сама решить любой вопрос. И решала, по первости удивляясь сама себе, а потом уже и не удивляясь. Но в последние месяцы я уже не хотела ничего решать. Интерес и азарт пропали. Страшно сказать — я и сейчас рявкнула на Геннадия чисто по привычке. Потому что умом понимала: так нужно. А желания не было, и сил каждый такой акт давления на сотрудников отнимал всё больше и больше.

Женя ведь и заманил меня на этот теплоход под предлогом отдыха. Посидишь, сказал, и отдохнёшь. Переключишься. Ну что-то не очень выходит переключаться; пока были в Северобайкальске в зоне связи, тоже звонили все кому не лень и спрашивали: Евгения Ивановна, что делать. Работать, мать вашу, работать. И всё получится.

Вообще, эту неделю на теплоходе я не живу, а существую — сплю плохо, потому что качка, ем, не глядя, только слушаю Женино бурчание, что снова не то приготовили, Алина того и гляди убегает и строит глазки кому-то из команды, а Женя с парой друзей то рыбу ловят, то пьют. Вообще, это, конечно, традиция такая, только вот меня-то было зачем в эту вашу традицию тащить? Рыболовство меня не радует, спокойно на воду потаращиться и то не выходит, потому что всё время что-то случается. То потерялся Женин носок, то ему положили еду не в ту миску или налили чай не в ту чашку. То ещё какая засада.

Иногда я думаю, что меня взяли в это путешествие, чтобы было кому справляться с мелкими бытовыми засадами.

* * *

— Слышь, кум, что кот-то принёс?

— Да куда ж не слышать. И зачем нам тут… это?

— Нас не спросили, понимаешь. Как всегда.

— Ну, вот. Когда это было, чтоб нас спрашивали?

— Да никогда.

— И что теперь? Приедет, наведёт тут свои порядки. Нам оно надо?

— Не надо, вот те крест.

— Оно, конечно, земля, владения, да кому они были нужны, те владения? Никому и никогда. А это что такое случилось?

— Вот приедет — узнаем, что случилось.

— Живого места от нас не оставит — от короля-то да к нам сюда. Будет драть, как сидоровых коз, и ещё не пойми что хотеть.

— Спросит ведь, как пить дать спросит: почему у сарая крыша сгнила да кто сундуки растащил.

— И кто лестницу в подпол сломал.

— Мыши… сломали.

— Скажет — больно здоровы были те мыши. Не бывает таких.

Вздох.

— То-то и оно, что не бывает. Или бывает. Кто их знает, этих, которые с той стороны, какие там у них мыши. Оттуда пришли и всё сожрали.

— И обратно ушли?

— И обратно ушли.

Помолчали оба.

— И где мы будем добывать харч, к которому та особа привычна? Особа знатна и богата, поди, нашу рыбу и есть не станет. От одного запаха кони двинет! А уморим — скажут, виноваты. Опять солдат пришлют.

— Да чего пришлют, тем, что наверху, приказ отдадут — и всё, плакали мы с тобой. А у меня жена да дети, и у тебя жена да дети. И кто о тех детях потом заботу проявит? К столу позовёт? Одёжку новую справит? Ремеслу обучит? А никто.

— Так я, кум, о том тебе тут и толкую. Беда пришла — отворяй ворота.

— Не хочу.

— И я не хочу. Никто не хочет. Но кто б спрашивал, да?

— Да.

— А что делать-то?

— Не знаю.

— И я не знаю.

— И никто не знает. Или знает?

— Отца Вольдемара спроси.

— Боюсь. По лбу треснет и скажет, что… как это он говорит… удары судьбы нужно принимать с достатком, вот.

— Не с достатком, дурень. С достоинством.

— Точно. С достоинством.

— А рука у него ой какая тяжёлая.

— Потом три дня в ухе будет звенеть.

— Не без этого.

— Не пойдём к нему.

— Не пойдём, нет.

Помолчали немного.

— Это что, выходит, придётся самим?

Тишина.

— Ну, выходит, что так.

— А вдруг не сдюжим?

— А чего не сдюжим-то. Должны. Чай, не первый день на свете живём.

— Так-то да.

— Вот.

— Когда там, отец Вольдемар сказал, корабль-то придёт?

— Да третьего дня.

— Не, не успеет. Бурей пахнет.

— Если капитан не дурак, то поторопится и успеет.

— А вдруг не местный?

— Кто ж доверится-то не местному?

— Ты прав, никто.

— Как приставать будут, надо в оба смотреть. Момент поймать — и тогось.

— Приставать будет у чёрного камня, там глубоко.

— Вода холодная.

— Опомниться не успеет, как уже рыбы да раки обглодают.

— А мы вроде как и ни при чём.

— Точно.

— По рукам?

— По рукам.

* * *

— Именем его величества! Маркиза Женевьев дю Трамбле признана невиновной в покушении на его королевское высочество Франсуа Лимейского! И его величество Луи в милости своей дарует маркизе дю Трамбле владение Тихая Гавань! И приказывает отбыть туда незамедлительно, завтра поутру!

Площадь шумела.

— Чего? Отравительнице владение?

— Да ты не понял ничего, чем только слушал, глухой, что ли! Ты знаешь, где эта Гавань? Я вот нет. Провинции такой нет, и про замок с таким названием я тоже не слыхал отродясь!

— Это далеко, очень далеко, где-то на краю света. При прежнем короле отыскали да гарнизон поставили, помните, так же кричали на площади?

— А, так это та дыра, куда ссылают неугодных?

— Молчи, дурак, никого никуда не ссылают! Отправляют на службу именем короля. Даже не на каторгу.

— И что, кто-то вернулся и рассказал, что за служба?

— Так вот нет.

— Лучше молчать о таких делах.

— Вот и молчи, если не хочешь, чтоб длинный язык укоротили. Лучше посмотри на бабу, что в ней такого? Дохлая и замученная!

— Ты бы просидел полгода в Бастионе, от тебя бы тоже кожа да кости остались! Там, чай, не райские кущи!

— А зыркает-то как!

— А что ей ещё осталось-то, завтра поутру посадят её в карету с решётками и повезут на корабль! Вот и всё. И поминай как звали.

— Ладно, муж её помер давно, а сын что? Не попросил короля о милости к матери?

— Может, и просил, кто ж о том знает! Только, кажется, не вышло ничего. Или, наоборот, как раз и вышло — сечёшь, да?

— Ладно вам, могли казнить, а ведь не казнили! Сами знаете, обвинение состряпать не так сложно!

— Молчи, дурак, кто о таком посреди улицы говорит? И вообще, пошли отсюда.

— Пошли.

* * *

— Ты что тут прячешься? Иди наружу, смотри, как там здорово! — помянутый Женя тут как тут.

— Геннадий звонил, Красиков кинул с оконными блоками, опять все сроки сорвали, и никто не знает, что делать. Говорила я тебе: кому-то из нас нужно остаться.

— Справится, не первый день на свете живёт, — отмахивается Женя. — Пошли наверх.

— Ветер там.

— Куртку возьми. Нужно решить, будем мы тут останавливаться или нет. И кстати, Алексей не звонил, только с работы?

— Только с работы, — вздыхаю я. — Алексей не звонил.

Алексей — это наш сын, ему уже двадцать пять, и два года назад он уехал в Таиланд. Женя был против, он мечтал, что сын придёт работать в нашу компанию, но Алёша выучился на дизайнера и выполнял удалённо какие-то работы на заказ. А потом и вовсе решил, что не хочет жить в нашем климате, а хочет — у моря, где всегда тепло. Они с Женей страшно разругались, и с тех пор Алёша ему не звонит, только мне. А тут, понимаете ли, юбилей, и как же без единственного сына? Мне было озвучено задание: сделать так, чтобы сын приехал. И я даже поговорила, но… мне не удалось.

— Мама, я всё понимаю. Передай папе, что я не приеду. Может быть, потом.

Алёша очень обиделся, когда Женя обесценил всё то, что ему было важно и дорого, и не может простить. Я считаю, что надо подождать. А Женя считает, что всё это блажь, и я сына распустила. Куда там распустила!

Это те, кто нас не знает, считают, что Евгений Ильич строг и суров, а Евгения Ивановна — мягкая, и с ней можно договориться. На деле-то наоборот будет. Женя суровый, но может уступить, если перед ним прогнутся и мёда в уши нальют. А я адаптивная, но три шкуры всё равно спущу, хоть запрогибайся.

Правда, сейчас я не хочу ни с кого ничего спускать. Сил нет совсем. Вот так и вспомнишь, что нормальный отпуск был лет пять назад, а с тех пор — так, дней на десять, и всё время на телефоне. И выходных скорее нет, чем есть. Сначала такой график восхищал — ого, как мы можем! Быстрее, выше, сильнее, ещё один дом, и ещё один, и улица в коттеджном посёлке, и оп! — жилой комплекс из трёх многоэтажек. Только почему-то уже не выходит делать всё так же быстро и с огоньком, как раньше, а ведь Жене только будет пятьдесят, в конце августа, а мне — и вовсе через полтора года? Ещё пахать и пахать, почему сил-то нет?

Телефон звонит, прямо в моих руках. Смотрю — давняя приятельница, не разговаривали года два. Случилось что-то?

— Ой, Женечка, привет! Слушай, я помню, ты раньше репетиторством занималась! Нам тут нужно ЕГЭ по обществознанию, для племянника, к будущему году, не поможешь?

Господи, вот Тоня вспомнила, это когда ещё было! В юности-то приходилось за любую работу хвататься, пока наш «Домо-Строй» на ноги не встал и не начал приносить ощутимую прибыль. И репетиторством я тоже занималась, куда без него. Но это было ещё до ЕГЭ.

— Тоня, прости, но — никак. А сейчас я вообще не в городе и даже почти без связи.

— Ты уехала? — почему-то Тоня изумляется.

— Да, в отпуск. Буду через неделю.

— Ладно, тогда я поболтать потом позвоню.

И то хорошо, что потом. Но ещё и репетиторством заниматься — увольте, я тут основную-то работу еле тяну!

Телефон тренькает ещё раз. Я смотрю — это не Геннадий, это Оля из отдела продаж, мы почти что подружки.

«Смотри, что тут показывают, пока вы там развлекаетесь». И ссылка на какое-то сообщество в соцсети, я бездумно открываю ссылку и вижу фото: Женя, в ресторане, с какой-то девицей возраста Алёши. Едят, разговаривают, целуются. Ой нет, не с какой-то девицей, а вот с этой самой Алиной, которая тут рядом бегает.

Тьфу ты. Конечно, чувства остыли сто лет назад, но можно вести себя прилично, чтобы без этого вот? Я перенаправляю послание в службу собственной безопасности с припиской — чтобы больше ничего такого в сети не было. Иначе сами знаете.

Господи, как я устала…

— Я думаю, ты как-то не так с Алексеем поговорила. Давай ты ещё раз попробуешь? — спрашивает Женя. — Ты же сказала, что решишь вопрос!

— Не смогла. И ты не первый день на свете живёшь, должен понимать, что бывает по-всякому.

— Но ты же обещала!

Вот, так всегда. Ты же обещала. Молчу, ничего не говорю. Не хочу.

— Ты не видела мою куртку?

— Нет, не видела.

— Пойдём уже, пора на берег.

На берег — так на берег.

Только вот оказалось, что на берег попасть сложно. О еле живой выдвинувшийся в бухту пирс так долбило волнами, что стоит только пристать, как об этот же пирс и шарахнет. Он, конечно, деревянный и местами рассыпается, но приложить может неслабо. Поэтому Женя с друзьями и капитаном что-то решают, а потом спускают лодку.

Первая партия отправляется на берег — Женин друг Дима, водитель Тимур, Алина и парень из команды.

— Мы следующие, мы с тобой и Вовка.

— Слушай, я, наверное, не пойду. Подожду вас здесь, — качаю я головой. — Мне в такую волну не перебраться в лодку нормально.

— Да ерунда, переберёшься, — отмахивается Женя. — Что теперь, мне тоже из-за тебя тут сидеть?

— Почему из-за меня?

— Потому что какой тогда смысл? Пойдём-пойдём. Нечего. Обязательно пойдём.

Позавчера я уже нырнула, когда нужно было прыгать в лодку, а её вдруг отнесло волной в самый ответственный момент. Но там глубина была — метр, не больше, только вымокла, да и всё, и вода тёплая. А тут под нами прилично, мы встали совсем не рядом с берегом.

— Да пошли, ты чего, переберёшься нормально, — говорит Женя, и оказывается, что лодка уже подошла.

Спускается ещё один его друг Вовка, он подаёт мне руку, я принимаю. И ровно в тот момент, когда я делаю шаг с борта в лодку, приходит волна, лодку относит, а я лечу вниз.

В холодную, прозрачную и очень чистую воду.

А плавать я, на минуточку, не умею.

* * *

Мне кажется, что я иду по лесу. По черновой тайге, в какую ходят за брусникой и за шишкой. Светит солнце, в лучах капельки росы в паутине посверкивают, под ногами мох и брусника, вокруг здоровенные кедры. Иду я уже долго, куда — не помню, но иду, потому что вроде как надо. И устала уже — сил нет, и остановиться боюсь — а вдруг не успею? Ума не приложу, куда мне нужно здесь успеть, но куда-то, наверное, нужно?

Вот этот ствол упал уже давно, кора с него облетела, и стал он серым и гладким. Присесть, что ли? А и присяду.

Не успела я опуститься на поваленное дерево, как слышу — справа что-то шуршит. Я повернулась… ой!

Возле меня сидит дедок. Такой… небольшой дедок. В полосатых штанах, рубахе и куртейке какой-то поверх той рубахи, рыжеватой такой, будто вылинявшей, и с полосками. И в тяжёлых кожаных сапогах, такие не подведут в здешнем лесу.

— Чего уставилась? — спрашивает он, впрочем, незлобно. — Отдохнуть хотела? Так отдыхай, пора уже.

— А вы… кто?

— Всё тебе расскажи, — ещё и усмехается, вот ведь! — Оно тебе надо — всё знать?

Я задумываюсь, потому что «всё» — определённо не надо. Только важное.

— Вот важное и поймёшь. Не сейчас, так со временем, — кивает дедок. — Сиди, отдыхай, спешить тебе теперь некуда.

Как это некуда, хочу спросить я, но он только машет мне миниатюрной ручкой.

— Бывай, свидимся ещё.

И… лесной зверёк, полосатый бурундук бежит по стволу и исчезает во мхе, махнув на прощание хвостом.

Что ещё за старичок-бурундучок? Только вот ещё глюков и видений мне не хватало в жизни!

Я поднимаюсь с дерева… и вдруг ощущаю себя в воде.

* * *

— Да куда ж вы смотрели, ироды!

— Головы свои пустые заворотили!

— Что делать-то, господи!

— А ну, разойдись!

— Ваша милость, вы куда?

— Вы чего?

— Ой, что теперь будет-то!

— Господи, прости мою душу грешную.

— Караул!

— Чего раскудахтались? Тащите!

— Сам тащи, чего рот разинул, ты тут кто вообще?

— Солдат его величества!

— Вот и ступай к своему величеству, понял!

— Сейчас его милость тебе покажет «ступай»!

— Пусть всплывёт сначала!

— Ах ты, гнида!

— Ой, глядите, глядите, тащит! Вот-те крест, тащит! Взаправду, что ль, вытащил?

— Да мало ли что вытащил, может, там уже и тащить-то нечего!

— Типун тебе на язык!

— Да помогите, чего стоите-то!

— Хоть с дороги-то отойди, что ли!

— Вот сюда, сюда кладите, ваша милость.

— Неужто дышит?

— Не видишь будто! Сейчас вода выльется из нутра, и задышит!

— Окоченеют же оба сейчас, одеялку тащи!

— Да помрут, пока я притащу!

— Глянь, пар идёт от рук, прямо вот всамделишный пар!

— Это тебе не просто так пар, это магия!

— Ты это, ври, да не завирайся, какая ещё магия!

— Настоящая! Ты глянь, сушится! Обоих их сушит!

— Ой, смотрит!

— На тебя смотрит!

— Вашмилсть, чего изволите?

— Чего встали? А ну, живо, — куда нести? Чтоб в тепло и под крышу!

— Так к тётке Пелагее, больше-то и некуда.

— Показывай. И кто там ещё был — за мной. Сундуки не забыть. Под ноги попадаться не сметь.

— Ух и грозен!

— Так может, это вовсе и не нам?

— Пусть тётка Пелагея с ним сама, а мы так, мимо шли.

— Потом заглянем и посмотрим, что вышло, да же?

— Эй, бездельники, а трюм разгружать кто будет? И обратно загружать?

Тяжёлый вздох.

— Пошли, что ли.

— Пошли.

— И ты тоже с нами давай, и ещё остальных зови.