Я умнее Путина

Я заметил это в день, когда меня уволили.

Причина — сокращение штатов, мол, "оптимизация вертикали принятия решений". Хотя какая вертикаль у программиста на фрилансе — непонятно. Видимо, горизонтальная. С окладом, который давно лежал на боку и еле дышал.

Было начало марта, моросило, ветер в лицо. Я сидел в сквере возле дома, ел булку с сыром и думал, как хорошо было бы ввести налог на пустующие участки. Чтобы не стояли мёртвым капиталом. Владение — обязанность, а не роскошь. Пусть или строят, или передают тем, кто будет.

Через три недели — новость.

Правительство обсуждает новый законопроект: налог на неиспользуемые земли. Ровно с той же логикой, даже фраза мелькнула: «владение — это обязанность». Как будто кто-то залез ко мне в голову и аккуратно вытащил мысль, не спросив разрешения.

Я поморгал. Засомневался.

Совпадение. Кто знает, сколько людей думают в ту же сторону? Подумаешь, один раз совпало.

Но потом было второе.

Я сидел в метро, слушал музыку и думал: «А что, если создать электронную народную петиционную платформу? Но не как "Голосуй за бордюр", а серьёзную. Интегрированную в систему принятия решений. Где голос народа идёт напрямую в Администрацию. Без посредников и журналистов».

Через неделю — пресс-релиз: создаётся экспериментальная цифровая платформа «Резонанс». Описание — практически копия моей идеи. Только вместо «решения» — «рекомендации для профильных органов».

Я почувствовал холод по спине.

Поначалу я списывал это на собственную склонность к самовнушению.

Психика не любит случайностей — и жадно клеит совпадения к образу смысла.

Но я начал фиксировать мысли. Просто для интереса.

Тетрадь. Колонка левая: дата и идея. Колонка правая — было ли что-то подобное в новостях, и когда.

Через два месяца левая колонка стала пугающе длинной. А правая — начала заполняться.

И не просто совпадениями.

Наметилась тенденция, закономерность: если моя идея реализовывается через неделю-две — эффект хороший. Если через два месяца — неудача или скандал. Если через полгода — катастрофа.

Я начал писать точнее.

«Не вводить санкции в ответ — удержаться, сделать паузу. Пусть кричат. Мы — молчим. Это создаст разрыв шаблона». Через 10 дней — как назло, громкое ответное заявление, конфискации, вбросы, истерика. И экономический удар в ответ.

А если бы просто промолчали…

Я чувствовал это нутром.

Однажды я рассказал об этом Вадиму — старому другу, который остался в Москве после вуза и работает аналитиком в банке.

— Ты понимаешь, — говорил я ему в кафе, — они как будто слушают. Или крадут. Но не напрямую. Через что-то. Через мыслеполе, через сон, через психотронные цепи — не знаю!

— Ты уверен, что это не ты просто гений? — хмыкнул Вадим, отпивая кофе.

— Уверен. Потому что если бы был гений — давно был бы там, где они. А я — здесь. На булке с сыром.

— Может, ты и есть Путин? — сказал он вдруг.

— Чего?

— Может, ты... его раздвоённая личность. И ночью ты — он. А днём ты — ты. Или наоборот.

— Ты идиот.

— Может быть. Но ты тоже.

Мы посмеялись. Но смех был какой-то нервный.

Самое странное началось позже.

Я начал чувствовать сопротивление.

Будто мои мысли не просто «улавливались», а... отталкивались.

Будто кто-то внутри системы говорил: «Нет. Мы не примем эту мысль. Мы лучше сами додумаем».

Это ощущалось, как тяжесть в голове. Как если бы ты пытался сказать слово, а кто-то сжимал тебе язык изнутри.

Но всё равно — потом они приходили к тому же.

Похожая идея, но поздно. С искажениями.

Как будто гордый школьник не захотел подсматривать решение задачи — но всё равно списал у соседа, только с ошибкой в последнем действии.

Я наблюдал за этим с тоской.

Я ведь не хотел власти. Я хотел, чтобы сделали правильно. Просто — по уму.

Но пока они играли в свободу воли, страна теряла темп, людей, территории.

Пик пришёлся на лето.

Я сидел на даче у родителей, смотрел на закат и подумал:

«Сделайте союз с Ираном. Не на бумаге. По-настоящему. Общие базы. Общая логистика. Запад сходит с ума — используйте окно».

И уже тогда я знал: они не сделают.

Потому что это — слишком прямой вызов. Потому что они захотят красиво, безопасно, через кучу согласований.

А я — уже видел карту. Уже знал, как должно быть.

Через месяц — взрывы на границе, иранская делегация, сорванные переговоры.

Через два — истерика в ООН и новые санкции.

Я тогда впервые подумал:

"А что, если они знают обо мне?

Что, если кто-то борется со мной?

Не осознанно. Просто... отторгает."

Я попробовал эксперимент.

Заложил в тетрадь ложную мысль. Абсурдное.

«Переориентировать экспорт нефти в Зимбабве. Через Камерун. С транспортом через Бангладеш».

Никакой логики. Просто абракадабра.

Через три недели — выступление в совете директоров Газпрома одного бывшего министра, который предложил "пересмотреть логистику с Африкой".

Меня затошнило.

На этом этапе я перестал шутить.

Я понимал: либо я сошёл с ума.

Либо это — влияние.

Либо — наблюдение.

Я начал искать похожие случаи. Гуглил. Смотрел форумы. Читал про телепатию, сингулярность, коллективное бессознательное.

На одном заброшенном сайте нашёл термин: ментальный контур воздействия.

Там говорилось:

"Если ты можешь формировать идею, которую улавливает управляющее ядро — ты часть кода. Программа ещё не осознаёт тебя, но уже реагирует. Стать вирусом или стать богом — твой выбор."

Бред. Но страшно точно.

В начале сентября я проснулся от странного сна.

Мне снился длинный тёмный зал, и в конце — силуэт.

Невозможно было разглядеть лица, но я знал — это он.

Он молчал. Но я чувствовал, как он слушает.

И — боится.

Когда я проснулся, на телефоне было 3:33.

Никаких сообщений. Только уведомление:

«Обновлена политика конфиденциальности».

Я посмотрел в окно.

Город спал. Я — нет.