Нет, я так больше не могу. Вся эта чертова работа больше не приносит мне удовольствие, как было изначально. Мне после первого визита было хреново, а потом произошел Арканзас, где полностью в мой мозг впились только яркие моменты. Маркус, Дрейк, тот санитар – их кровь на моих руках.

Таблетки больше не помогают, к чему пришло решение полностью отказаться от лечения. Я просто не могу простить себе тот ужас, что я смог сотворить. Безобидный Маркус, что жалостно смотрел на меня, не понимая, чем он так провинился. Если бы меня тогда не остановили, кто знает, что произошло бы с Маркусом. Я так и не смог перед ним нормально извиниться. Дьявол…

А Дрейк? Как мне сообщили, с комы он так и не вышел, да и вряд ли выйдет. Так что можно смело считать моей виной его вечного сна. В тот самый момент, когда он вскрыл себе руку, я нелепо сидел и наблюдал за этим, не пытавшись сделать хоть что-то, чтобы предотвратить и так очевидное происшествие. Если бы я смог сделать хоть что-то, то моя карма была бы чиста. Но, увы… Попросить прощение я так же не смогу.

Какого черта я вообще пошел в журналистику? Сидеть и общаться с больными, наблюдая, как они лишь давятся таблетками и терпят унизительные и мерзкие обращения к себе, только отбивает желание чем-либо заниматься. Терапия не дает каких-либо плодов, лишь в пустую потраченное время. Все как один пропихивают свои таблетки, не помогая, а лишь уничтожая человеческий разум, превращая его в овощ. Никакая болезнь не лечится, лишь притупляется. И прошло уже несколько десятков лет, а люди так этого и не поняли. Или это их коварный план по истреблению особых людей? Черт его знает.

За те года, что я провел в нашей газете, мне пришлось повидать много дерьма. И возвращение в мою лечебницу лишь малость того, что можно назвать дерьмом. Одно слово: Спрингдейл.

Единственный яркий момент в гуще всего кошмара был Джозеф, которому удалось встать на ноги и помочь мне в деле. Правда, в мою дурную голову явились кратковременные сомнения к его персоне. Но затем все подозрения испарились, оставив по сей день чувство вины. Я ему отправляю несколько писем в день с извинениями. Мне кажется, что они попали в “Спам”, от чего он перестал мне отвечать. Он первое время просил успокоиться и приехать ко мне, чему я был бы рад, но отказывал ему, чтобы он не видел меня таким. Никчемным, ничтожным и просто бесполезным.

Я источник всех проблем, который только все портит и доставляет вред и создает хаос вокруг себя. Каким же был дураком, что вообще решился лечь в ту психушку. Они запихивали в меня таблетки, заглушая мою истинное желание, а самое главное – цель. Как бы глупо это не звучало и даже банально, но мне здесь не место. Твою мать, мне буквально спину шкрябают, впиваясь своими острыми когтями как вилы. Та самая ноша, что я тащу на себе и мне больно от этого по сей день. В тот самый день. В тот самый момент. Когда я дал слабину и теперь тело со взбитой в кашу лицом лежит в руинах того самого места, где человеческий дух уже давно простыл и шанс на нахождение улик, доказывающий мою вину, к сожалению, крайне мала.

После увольнения я не пытался найти хоть что-то. Я отказался полностью от сигарет и кофе, понимая, что это не покончит меня раньше времени. Есть еще наркота, но я не хочу опускаться до скотского уровня. Там, где обитает самая низшая степень общества, готовое убивать друг друга ради грамма этой отравы. Сигареты могли вызвать во мне какие-то осложнения. Но, к сожалению, анализы не показали серьезных повреждений моих внутренностей.

Все свои последние деньги я потратил на алкоголь. Никогда не пытался быть алкоголиком и скорее призирал это. Но что-то щелкнуло внутри меня, поменяв свое мнение. Заливал эту жгучую смесью каждый день без продыху. Если блевал, то заливал ее снова и снова в надежде на скорую кончину. Но ситуация аналогичная с сигаретами. Ничего серьезного.

Спрингдейл сильно изменил меня. Там я нашел своего собрата по разуму Фокса, что просто выделялся необычным мышлением. И может если бы не эти твари, что не достойны статуса “человека”, нормально со всеми обращались, а не как с мусором, то Фокс мог прожить отличную жизнь. Да, со своим мировоззрением, но он бы ЖИЛ.

Смотреть на бездыханное тело человека, с кем ты общался несколькими часами ранее, не самый лучший подарок. Видя его растерзанным в клочья, где нет ни единого живого места на теле, разрывает душу от человеческого поступка. Как дикое животное разрывающая антилопу, чтобы насытиться свежим мясом и утолить чувство голода. Примерно таким и предстал сам Фокс. Той самой антилопой.

А каким же красочным показал себя Бард, это что-то с чем-то. Вытащив свой собственный глаз, скользя пальцами по глазнице, чтобы просто вручить мне свой подарок. Это было храбрый, но очень мерзкий поступок, показывая, как человеческое безумие может преодолевать границы собственной адекватности.

А тот санитар… Мне по сей день сняться кошмары. Та самая сцена с расправой. Либо от моего лица, а пару раз и от его. Стоит мне только сомкнуть веки, как тут же всплывает та самая картинка с его ошметками. Это месиво, что однажды являлось головой, вошел в мой участок памяти, как вбитый кол с последующим удалением, обнажив бескрайнюю зияющую дыру, взглянув в которую, можно ненароком сойти с ума. И уж лучше никто и никогда не пытается влезать в мою голову, чтобы хоть один человек остался в здравом рассудке.

Чтобы такого не произошло, мне нужно уйти с этого мира. В другой, если он вообще существует. Я мог уйти в крайности и начать веровать в кого-то, но это бессмысленная трата времени, что лишь усилит желание остаться здесь. А я этого не хочу.

Написал прощальное письмо Джозефу и последний раз извинился перед ним. Отправил.

Заранее в квартире был вбит крючок для занавесок, но сейчас его задача заключается в другом. Достав из шкафа веревку, скрутил в петлю и повесил на этот крючок. Просунул голову и просто сделал шаг в пустоту. Веревка начала сдавливать мое горло, от чего неудивительно и невообразимо быстро вырвалось чувство страха с бессмысленными попытками спасти свою тушу. Почувствовал внутренний хруст гортани, что лишь помогал кислороду не попадать в мои легкие. Резко и крайне неприятно началась колющая боль в глазах, покрывая око легкой пеленой, ухудшая мой взор. Началось сдавливание внутри головы с ощущением сильной жары и громких ударов сердца в ушах, пока мое тело дергалось, пытавшись дождаться конца представления.

Голоса не было. Скорее он напоминал кряхтения старого человека. Язык будто онемел, словно оборвав контакт с моим телом и начав вести себя как отдельная личность. Он обнажился наружу моего рта, хотя не участвовать в этом кошмаре, найдя другого нормального человека.

Начались сильные судороги, с которыми я не мог никак совладать или даже попытаться что-то сделать. Я лишь пытался успокоить себя мыслями, что скоро это все кончится, но путь этих мыслей преграждали видные проблемы. Бессмысленно пытавшись сделать последний вдох, приближался конец. Тело начало неметь, прекращая этот безумный пляс сумасшедшего. Началось с низа, простилаясь дальше вверх, охватывая мое тело чувством холода. Наконец-то. Пара минут мучений, и я уже приближаюсь к чему-то сакральному и запретному, к чему ни одна человеческая душа так и не смогла приблизиться. Тот дивный мир, что кроиться в тенях забытых мест, скоро отварит свои врата. Если, конечно, это не последний бред повешенного. Вот и наступила тьма. Так и останется мое тело висеть в одинокой квартире, пока кто-то случайно не забредет сюда с целью узнать, как у меня дела…

Загрузка...