Я вернулась, чтобы сжечь его дом. Том 2

Заплести волосы в косу и закрутить в пучок, надеть темное платье-жуцюнь, набросить сверху накидку из плотного шелка, приколоть к волосам широкополую шляпу с вуалью до плеч, чтобы не сдуло ветром.

– Ми-Ми – в саду, – сказала Ши Хэ. – Может, юной госпоже Ли не стоит…

– Я пойду.

Едва я шагнула за дверь и вытянула руки, как с крыши спрыгнула единственная в Линьцзин медовая ласка и аккуратно устроилась на своем законном месте – на моих плечах. Она изрядно подросла, вытянулась в длину, отрастила острые зубки и поумнела: раньше Ми-Ми спрыгнула бы прямо на шляпу и порвала вуаль.

Я пошла через сад быстрым шагом, надеясь, что успею прошмыгнуть незамеченной. Ши Хэ следовала за мной по пятам, хоть и не одобряла то, что я делаю. Ми-Ми дернула носиком, и я тоже услышала чужое дыхание неподалеку. Сегодня не повезло.

– Тетушка Ялань!

Из-за кустов вышел высокий стройный юноша с волосами, собранными в тугой хвост на макушке – мой племянник Ли Жуй, сын Ли Вейяна. В последнее время он подражал новому идеалу – легендарному генералу Хань Синю, поэтому носил одежду, схожую с военной, делал соответствующую прическу и начал отращивать бороду с усами. Борода почти не росла, а вот над верхней губой появилась темная полоска.

Так как Ли Жуй – первый сын первого сына, его судьба уже определена: стать чиновником, унаследовать поместье и земли деда. Никто не позволит ему пойти по военной стезе, но развлекать себя боевыми искусствами и вот такими переодеваниями не запрещали.

– Тетушка Ялань, разве тебе мало слухов, что ходят по городу? Хватит позорить семью!

– С каких пор благие дела могут позорить? – равнодушно спросила я.

– Тебе лучше знать! Ходишь в места, куда люди боятся заглядывать, всюду таскаешься со своим охранником, еще и торговлей занимаешься. Для женщины отсутствие талантов и есть добродетель. Послушная дочь должна сидеть в поместье!

– Вот своим дочерям так и скажешь.

– Дедушка слишком потакает тебе, не заботясь о собственном добром имени. Хвала Небесам, что ты младшая дочь и старшие тетушки успели выйти замуж. Я не гоню тебя в монастырь! Семья Ли в состоянии прокормить одну нахлебницу, но и ты должна уступить. Разве у тебя плохой двор? Мало слуг? Зачем ты делаешь всё наперекор?

– Я не прошу денег у семьи. Моя лавка приносит приличный доход, – всё еще спокойно ответила я, хотя гнев уже начал во мне закипать.

– Дедушка просто позволил тебе забрать Павильон Небесной глазури! И на что ты тратишь доходы? Нет, правильно отец говорит, нельзя женщинам давать много воли. Женщина должна сидеть дома, рожать, помогать мужу, а не торговать.

Я молча выслушала и пошла дальше. Ли Жуй бросился наперерез и попытался схватить меня за руку, но я быстро извернулась, обошла его и поспешила к воротам.

– Проклятая ласка! – донеслось вслед.

За два года Ми-Ми поделилась со мной новыми достоинствами. Я стала лучше слышать даже тихие шорохи, могла ускорить движения, хоть и ненадолго – всего на один-два вдоха, и одурманить мой разум теперь почти невозможно. Теперь Ми-Ми не нужно было меня кусать.

– Как он смеет? – прошипела мне в спину Ши Хэ. – Ничего не знает, а лезет.

– Всё он знает, – горько усмехнулась я, – просто не хочет верить. Жуй-эр считает, что мне просто повезло.

– И тот даос-повар сам свалился с неба? И мастер Люй с фонарями? И…

– Ши Хэ, перестань. Он молодой господин семьи Ли и наследник. К тому же совсем юнец.

– Госпоже Ли тогда было на год меньше, чем ему сейчас.

– Если продолжишь, тебя могут высечь за грубые слова о наследнике.

Ши Хэ фыркнула, но замолчала.

Как же забавно складывается моя новая жизнь!

Я многое сумела изменить в своей судьбе, но почему тогда я чувствую себя в небесных силках и земных сетях? В прошлой жизни в это время только-только справили свадьбу с Сюэ Сюэ, и я начала привыкать к новому дому, иным порядкам, к свекрови и наложницам свекра. Сейчас я не замужем и даже не помолвлена, что неприемлемо для девушки в восемнадцать лет, живу в доме отца, но снова должна привыкать. На этот раз к иному отношению, к наследнику семьи Ли, которого старший брат оставил в Линьцзин после приезда. А вскоре в поместье перебралась и мать наследника, жена брата Вейяна. Она уже не получала благосклонность мужа, но ее положение было надежным благодаря сыну, и вместо того, чтобы скучать в поместье моего брата, она решила переехать в столицу.

Моя повозка была готова, прикрытая грубым сукном большая телега – тоже, трое охранников ждали меня возле ворот. Мои личные охранники! Они подписали договор со мной, а не с поместьем Ли. Хорошо, что я успела отыскать их до приезда матери Ли Жуя. Сейчас бы мне такое не позволили. Или позволили, но маме и папе пришлось бы выслушать немало жалоб и стенаний.

Тан У, как всегда, вышагнул из тени, поклонился, глянул на раскрасневшуюся от гнева Ши Хэ, помрачнел, но промолчал. Я поднялась в повозку, села, откинула вуаль и потерла правый висок.

– Снова болит? – участливо спросила служанка, когда мы тронулись. – Всё из-за этого Ли Жуя и его мамаши.

– Не надо так говорить, Хэ.

– А что? Их же нет рядом.

– Если привыкнешь говорить не думая, однажды ошибешься и скажешь что-то не то при них. Не хочу, чтобы тебя побили палками.

– Будто я боюсь! – фыркнула Ши Хэ.

– Я боюсь.

– Будто юная госпожа Ли виновата, что ее никто не берет замуж! – разозлилась она. – Моя госпожа и красивая, и умная, и воспитанная, и богатая. Не знаю, куда смотрят молодые господа в Линьцзин!

– Неважно, куда смотрят господа, важно, что думают их родители.

– Ничего! Недавно я говорила с Хао Ань, а она говорила с Шао Аном, и вот он говорил, что господин Ли говорил, будто говорил с каким-то хорошим господином, вроде как он согласен взять госпожу Ли в жены своему второму сыну. Так что скоро придут сваты.

Я невольно засмеялась. Ши Хэ хоть и научилась всему, что полагается знать и уметь личной служанке, но зачастую переходила на простую грубую речь торговки с Рыбного рынка, зная, что меня это может позабавить.

Повозка медленно катилась по каменным улицам Линьцзин. Даже через стук колес и поскрипывание дерева до меня доносились слова прохожих, выкрики лотошников, брань скупого покупателя. Потом повозка покинула вымощенную дорогу и поехала тише.

– Может, на этот раз госпожа Ли останется в повозке? Все и так знают, кто их благодетель, – снова заговорила Ши Хэ.

Я покачала головой: я должна сама. Не ради славы или признания, а чтобы помнить, для кого я это делаю, видеть их лица, их улыбки. Чтобы набраться у них силы и молча сносить домашние упреки и придирки. Чтобы почувствовать себя живой.

Голова заболела сильнее. Приступы случались всё чаще и чаще, порой я даже теряла сознание, а потом не могла вспомнить, где я и кто. Нет, я не забывала свое имя, но путалась в своих жизнях. Мне почему-то чудилось, будто я всё еще замужем за Сюэ Сюэ и сделала что-то против его воли, а значит грядет наказание. Ши Хэ утверждала, что мои головные боли связаны с Ли Жуем и его мамашей, но я не была в этом уверена.

Стук в дверцу.

– Госпожа, мы приехали.

Когда я вышла, два охранника уже занялись повозкой: снимали сукно, разворачивали свертки, открывали короба. А в нескольких шагах от нас стояли они – жители Крысиного угла. Они запомнили дни, когда я приезжаю, и всегда ждали.

– Госпожа Ли! Госпожа Ли! – радостно запрыгала малышка Ай, размахивая руками. Но подойти не осмелилась, потому что между нами лениво потягивался туманный леопард.

Я поманила девочку, и она подошла к телеге. Там лежала куча ношеной, но всё еще хорошей одежды, а также котел, дрова, мешок проса, несколько выпотрошенных и ощипанных кур, короб с лечебными травами. Первым делом охранники вытащили котел и передали его женщинам Крысиного угла. Те споро поставили его на заранее подготовленное место, взяли наши дрова, разожгли огонь, кто-то уже тащил ведра с водой. А вместе с малышкой Ай радостно приплясывали голодные дети в ожидании угощения.

Я пробовала помогать этим людям разными способами: выдавала семьям отрезы хорошего ситца и теплые одеяла, просила разнести по домам мешки с просом, но все дары в итоге попадали не в те руки. У слабых и нуждающихся попросту всё отбирали и задешево перепродавали, а тех, кто сопротивлялся, били, ломали им руки и оставляли в худшем состоянии, чем до моей помощи.

Тан У предупреждал, что так будет, но я не верила. Разве могут голодные обирать голодных? Разве познавший нищету способен ограбить столь же нищего соседа? Оказалось, что я слишком наивна. Нередко меня встречали здесь бранью и проклятьями, ведь из-за моих подарков пострадал чей-то муж или сын.

Поэтому я стала делать иначе. Теперь я привозила и раздавала уже пошитую одежду, простую и не новую, а сами обитатели Крысиного угла рвали ее или пачкали так, чтобы невозможно было продать. Некоторые женщины носили по три-четыре платья одновременно, чтобы сберечь одежду и чтобы тело не проглядывало сквозь дыры.

И еду я теперь выдавала уже приготовленную, каждому – по одной миске, чтобы все смогли поесть прямо на месте. Какое-то время кашу мне варили слуги на кухне поместья, но потом мать Ли Жуя, Лю Цзин-ши, закатила скандал. Ей не понравилось, что я трачу деньги отца на дрова и зерно для каких-то нищих, что всё поместье пропиталось вонью просяной каши, что кухонная прислуга вместо приготовления изысканной пищи вынуждена исполнять капризы засидевшейся в девках юной госпожи. Поэтому мне пришлось купить большой котел и дрова, чтобы готовить кашу прямо на месте.

Конечно, сама бы я не справилась, но женщины Крысиного угла охотно взялись за эту работу. Они умело разделывали кур, готовили крепкий бульон, потом закидывали просо, овощи, а в конце для укрепления слабеньких детских тел добавляли лечебные травы. Их я закупала согласно рекомендации нашего лекаря Е. Пусть это были не самые сильные травы, зато действовали мягко, потому такую пищу могли есть даже самые маленькие дети.

А пока каша готовилась, Ши Хэ раздавала одежду и кое-какую утварь. Иногда я покупала кое-что дополнительно по личным просьбам, если знала, что это не навлечет на семью беду. Даже здесь, в Крысином углу, всё происходило согласно поговорке: виновен не человек, виновно сокровище. Только сокровищем тут могло стать что угодно: железная сковорода, новенький фонарь, горстка риса...

– Госпожа Ли, – подошла малышка Ай, прижимая к себе подаренную тряпичную куклу, – А зачем тебе закрывать лицо? Ты же красивая.

– Ай-Ай, – воскликнула ее мама, оторвавшись на миг от разделки мяса, – не докучай госпоже.

– Мама говорит, что ты боишься солнышка! Красавица должна быть с белым лицом. Значит, я некрасивая? – спросила девочка.

Ее личико было смуглым от загара.

– Конечно же, ты красивая, – улыбнулась я.

Потом посмотрела на людей, что с нетерпением ждали угощения и жадно вдыхали аромат куриного бульона.

– Тан У!

– Да, госпожа Ли.

Мой первый воин вмиг оказался рядом. За эти два года он сильно прибавил в росте и перегнал меня на полголовы, окреп, научился метать ножи и сражаться мечом, но предпочитал скрытные атаки из тени. Теперь он еще больше походил на Тан У из моей прошлой жизни, только его глаза горели жизнью, в отличие от прошлого мертвого взгляда.

На него заглядывались молоденькие служанки в поместье, забегали во двор Чжоу под разными предлогами, пытались подружиться с сестренкой Тан И, но, насколько я знала, Тан У никому не выказывал симпатии.

Порой мне хотелось, чтобы некоторые слухи оказались правдой. Если бы Тан У хоть раз заговорил со мной по-человечески или позволил себе лишнее, возможно, я не оттолкнула бы его. Я так привыкла, что он всегда рядом, привыкла к его надежности, верности, основательности. Когда двухгодичный контракт Тан У подходил к концу, наше поместье навестило немало людей, чтобы нанять его. Они предлагали очень выгодные условия, высокую плату и даже соглашались позаботиться о его сестре.

Мать Ли Жуя, когда узнала, что я подарила Тан У столь дорогого зверя и подписала контракт всего на два года, долго выговаривала мне за такую глупость.:

– Дорогая моя сестрица, сначала я не поверила собственным ушам, когда услышала, что ты отдала драгоценного туманного леопарда даром, без залога, без выкупа. И контракт с тем воином вот-вот закончится! Что, если он уйдет и заберет зверя с собой? Весь Линьцзин будет потешаться над глупостью семьи Ли! Вложить столько сил в скрытого воина, а потом потерять его из-за прихоти несмышленой девчонки. Куда только смотрел господин Ли? Почему не остановил тебя?

Поэтому я долго хохотала, узнав, что Лю Цзинь-ши сама подходила к Тан У и пыталась уговорить его подписать контракт с ее сыном, причем за ту же плату, сроком на десять лет и без упоминания Тан И. Конечно же, Тан У остался со мной, он сам потребовал заключить контракт на десять лет, только плата теперь соответствовала не начинающему воину, а опытному охраннику с уникальными умениями.

– Тан У, сегодня пришло больше людей, чем обычно. Не знаешь, с чем это связано?

– Я слышал, что стало меньше работы в порту. Многие грузчики остались не у дел.

– Значит, в следующий раз надо будет привезти побольше еды, – кивнула я, чувствуя, как боль стучится в висок.

– Нет, – неожиданно сказал Тан У. – В Крысином углу не все попрошайки и воры. Тут живет много обычных людей, готовых трудиться изо всех сил. Им нужны не подачки, а работа, что позволит прокормить семью.

– Увы, я не всесильна. В Павильоне небесной глазури и мастерской нужно не так много работников.

Треть доходов от Павильона я тратила на Крысиный угол и всё равно не могла наполнить все животы. Еще треть отдавала маме на дела поместья, а треть уходила на оплату личных слуг и мои нужды.

Может, стоит открыть еще одну лавку? Или заняться новым делом? В моих списках всё еще остались нераскрытые секреты будущего. Тогда у меня будет больше денег, а значит, больше возможностей. Только я не была уверена, позволят ли мне сохранить это дело или добавят в копилку семьи Ли. А еще – выдержу ли я новые нападки общества. Мне до сих пор не могут простить успех Павильона небесной глазури, а если я открою еще одну лавку, станет только хуже.

Замужняя женщина могла иметь в качестве приданого мастерские или лавки, только управлял ими обычно муж, а чтобы молодая девица занималась торговыми делами – такое просто неслыханно. Разумеется, это касалось лишь семей высокопоставленных чиновников и знати. Та же Ши Хэ спокойно с юных лет торговала на Рыбном рынке, и никого это не смущало.

Иногда я думала, что мы обменяли нашу свободу на деньги.