Я вернусь!

Мне с самого начала не хотелось ехать в этот чёртов лагерь. С моей фобией, половина лета, где-то там, далеко от дома, от родных, это пытка несусветная. Я бы предпочла провести эти месяцы дома, зарывшись в книги. Однако отец был неумолим.

Встретившие меня перед общежитием развалины, стены которых кое-где были покрыты какой-то странной кислотно-зелёной субстанцией, вызвали внутри меня непреодолимое желание бежать отсюда без оглядки как можно дальше. Слишком уж жуткими и опасными они выглядели.

Как нам сказали, когда-то, давным-давно, ещё при советской власти, здесь была научно-исследовательская станция. Но проект довольно быстро свернули из-за недостатка финансирования, а здания так и остались разрушаться от времени.

Стараясь держаться как можно дальше от подозрительных стены, я в мрачном расположении духа протопала дальше, к высокому многоэтажному зданию, в котором нам предстояло обитать несколько недель.

Отношения с другими учениками тоже не заладились. Для них я оказалась слишком тихой и замкнутой, и они довольно быстро начали меня «троллить». Особенно красавчик Алексарх. Сынок какого-то видного театрального деятеля. До которого мне, дремучей провинциалке, как до луны.

С моими округлым почти детским лицом, курносым носом, маленьким ростом и выцветшими волосами, понравится даже простому парню задача не из простых.

Стараясь не привлекать к себе лишнего внимания, я пробралась в женскую спальню и уткнулась в очередную книжку.

Все разговоры соседок были сведены к нытью по поводу того, что в лагере не работает ни интернет, ни мобильная связь.

***

Следующие несколько дней выдались довольно спокойными. И даже Алексарх перестал меня задирать. Настолько, что утром третьего дня, мы с ним мило прогуливались перед завтраком и беседовали обо всякой ерунде. Он оказался довольно весёлым парнем, а ещё рассказывал всякие лагерные байки. Которые рядом с этими жуткими стенами казались ещё правдоподобнее.

Кому-то из таких же праздношатающихся как мы, стало нехорошо, и мне, как человеку с боязнью рвоты, стало тревожно и захотелось уйти подальше. Вдруг это кишечный грипп? Ещё не хватало подцепить что-нибудь эдакое здесь, за много километров от дома, где рядом нет никого из близких.

Попрощавшись, мы разошлись. Алексарх, зачем-то послав мне воздушный поцелуй, потопал к себе, в крыло для мальчиков, а я отправилась в соседнее крыло для девочек.

И первое, что мне не понравилось, когда я приблизилась к общежитию, это вытекающая из дверей на улицу, жидкая ярко-зелёная краска, смешанная с белёсой пеной, сильно напоминающая по цвету субстанцию на стенах. А ещё резкий неприятный запах.

Ровесники, разбившись на кучки, прогуливались, не обращая на неё никакого внимания. Кто-то даже посмеивался. Хотя некоторые жаловались, что с самого утра чувствуют себя не очень хорошо.

Стараясь не наступать на подозрительные кислотные лужи и ручейки, я вошла внутрь. Там, несколько уборщиц, вооружившись эмалированными вёдрами с ядовито-зелёной пахучей жижей, ходили и красили стены, переговариваясь о чём-то непонятном. А одной из них, прямо на моих глазах стало дурно.

Внутри меня поднялась волна тревоги и паники. Что-то было иррациональное во всём происходящем. Я попыталась выяснить у одной из уборщиц подробности, но она не дала никакой вразумительной информации.

А потом, в какой-то момент, всё вдруг начало выходить из-под контроля и события стали развиваться так стремительно, что часть из них возможно стёрлась из моей памяти.

Зелёный состав стал попадаться на глаза всё чаще и его становилось всё больше. Ученикам становилось всё хуже. А тех, кого начало тошнить или выворачивать, изолировали в отдельном крыле. Нам сказали, что ничего серьёзного не происходит, и повода для паники нет, что у ребят всего лишь отравление.

***

Я помню, снова было утро, и что я пробралась к Алексарху. Мы соорудили из того что было в его мини-холодильнике бутерброды с кофе, и несколько часов болтали обо всякой ерунде. Нам было очень хорошо вместе. Он каялся, что при нашей первой встрече, вёл себя со мной как придурок. И благодарил, за то, что я пришла.

Чуть позже, мы наткнулись на тайник в стене. В котором оказались обрывочные записи и документы, повествующие о том, что здесь, в этой заброшенной лаборатории, учёные то ли создали, то ли раскопали что-то очень опасное. Какую-то дикую смесь науки и магии. И что эта зелёная субстанция, поглощает всё на своём пути. И к ней ни в коем случае нельзя прикасаться, и даже находиться поблизости. Она как живой организм. И то, что происходит сейчас, уже происходило здесь прежде, но это скрыли на государственном уровне.

Потом Алексарху тоже стало плохо, но он до последнего пытался скрывать рвущийся надрывный кашель. Пока его всё-таки не стошнило, когда мы сидели на балконе, наслаждаясь присутствием друг друга. Его тоже было уже не спасти. Он уже начал кашлять кровью.

Алексарх отдал мне бумаги, и просил сделать всё, что в моих силах, чтобы выбраться из этого проклятого лагеря, и сообщить взрослым о том, что здесь творится. Пока не стало слишком поздно. Пока я всё ещё здорова и могу двигаться, в отличие от него.

Вопреки своему желанию, мне пришлось согласиться и оставить его. Но я обещала ему на прощанье, что вернусь. Тогда мы виделись с ним в последний раз. И это был наш первый и последний поцелуй.

Я помню, как перекинув рюкзак с вещами и записями, шла к кирпичному зданию, и встретила по дороги ещё одну уже кашляющую девушку. Мы собирались просить руководство лагеря связаться с нашими родными и отправить нас по домам, или хотя бы позвонили им со стационарки. Но нам отказали, упрекнули в том, что мы паникуем на пустом месте. А так же дали понять, что если мы продолжим настаивать на своём, то они примут более кардинальные меры. И тогда мы решили пойти на отчаянный шаг и угнать машину.

Мою новую соратницу я потеряла, когда мы пытались выбраться. Она стала частью зелёной субстанции прямо у меня на глазах. Но если бы не она, у меня бы ничего не получилось. Мы даже успели попрощаться. Её звали Мирия.

Я помню, как за нами гнались вожатые. Помню, как ехала на скорости мимо тех жутких разрушенных стен и низеньких хозяйственных построек. Субстанции на них стало ещё больше. Она свисала наплывами. Стекала вниз. Разрасталась и поглощала всё, до чего успела добраться. Я видела, как она поглотила целую деревянный сарай, в котором хранился какой-то инвентарь. Она гналась за мной.

К этому моменту, меня тоже уже начало мутить, и грудь сотрясал кошмарный сухой кашель. Я заставляла себя держаться на ногах и двигалась на одной лишь силе воли. Понимая, что если я остановлюсь, всё будет напрасно.

Я всё же выбралась. Жала на газ до тех пор, пока машина не заглохла на полдороги, из-за того, что закончился бензин. Теряя сознание, я дрожащим руками достала из кармана мобильный, и безо всякой надежды набрала номер «скорой».

***

Спустя год я ехала с тяжёлым сердцем по знакомой дороге в сторону бывшего лагеря, с которым было связано самое ужасное, и самое счастливое воспоминание моей жизни. Я оказалась единственной выжившей. Врачи всё-таки меня спасли. В последний момент.

Благодаря тем бумагам, которые я смогла вывезти с территории, выяснилось, что лагерь был открыт противозаконно в запретной зоне. А стоял за всем этим очень серьёзный человек.

Вырулив влево, в сторону бывшего лагеря, я заглушила мотор и вышла на улицу. То, что предстало перед моим взором было чудовищно. Вокруг росли деревья. Но ни жутких стен, ни общежития, в котором мы жили, больше не было.

Всё вокруг было заполнено ядовито-зелёным светом. Он был неравномерный, густой. Очень похоже переливается панбархат на свету. И в этом свете я увидела его.

Алексарх. Он был частью этой видоизменившейся субстанции, этого плотного света. Словно узнав меня, он с мольбой в глазах вытянул вперёд изумрудную руку.

— Я здесь! Алексарх, я вернулась! Я вернулась, чтобы тебя спасти! – я прикоснулась к его ладони, чувствуя, как по щекам текут слёзы.