Яромир. Проклятый княжич

Шесть воронов ударились о стёсанные брёвна княжьего терема и взмыли в небо с тревожным карканьем. Яромир вздрогнул. Чёрные крылья, пропитанные могильным холодом, коснулись лица.

Снова видения или явь?

Неровный стук сердца. Мокрая от пота рубаха.

Оторвав голову от пергамента, на котором светилась недописанная руна Защита Огнём, княжич повернулся к окну.

Тишина.

Холодная. Тягучая. Опасная.

Так замирает природа перед бурей.

Хищник перед прыжком.

Убийца перед ударом в сердце.

Парень сглотнул, пытаясь ослабить привычный, липкий страх. Ослабить, не изгнать. Он уже не мог от него избавиться. Этот страх Скверны въелся в его плоть до самых костей, отравил кровь, затуманил сознание. Именно из-за него сны Яромира превратились в рваные лоскуты кошмаров, отравляющие тело.

Кошмары.

Яркие, с запахом, словно манящие лепестки мухоловки

Ядовитые, сладкие, словно отравленный мёд.

Каждый раз новые и с каждым разом так похожи на явь, что всё труднее было избавится от них даже после того, как открыл глаза.

Сегодня это были огни. Но не живые и яркие, а зеленые, гнилые, как болотные тина. Они звали его, засасывали, как чавкающее болото и Яромир летел к ним, как мотылёк летит на пламя свечи. Летел, чтобы погибнуть, сгореть, превратится в чёрный пепел.

Огни.

Смертельные и манящие

Погрузившись тлеющее пламя Яромир почувствовал, как тысячи ножей начали срезать с его костей плоть.

Дико.

Больно.

Яростно.

Сквозь обжигающие языки зеленого пламени тело стало покрываться железной чешуёй. Рванувшись Яромир, почувствовал, новая плоть покрывает его кости, скручивает жилы, наполняет сердце чёрной кровью. Шкура из раскаленных иголок зашевелилась на спине…

Медные когти, пылающие глаза.

Каменные челюсти с хрустом переламывают железные доспехи, человеческие кости…

Удар молнии…

Прыжок…

На клыках тёплая кровь…

— Проснулся, княжич? — в светлицу вошёл Добромир. Седина лишь тронула виски ветерана, но в глазах стояла вся тяжесть его пятидесяти зим. — Перун требует воинов в свой день, а не писцов, — кинул он взгляд на кусок пергамента. Голос Добромира был грубым, но беззлобным. Смотрел он на Яромира не с презрением, как другие, а с жалостью, от которой едва ли было легче.

Яромир кивнул, поднявшись из-за стола. отодвигая пергамент. Его пальцы дрожали. Сегодня — Большие Игрища. Сегодня весь двор, вся дружина, все бояре будут смотреть, как его старший брат Ратибор, златокудрый богатырь, призовёт своего Хранителя — каменного Медведя, чья мощь могла сокрушить стену. А он, Яромир, будет стоять в толпе, сжимая кулаки, и снова, в сотый раз, пытаться ощутить в груди хоть искру того дара, что должен был быть его по праву крови.

— Я готов

Парень распахнул окно и жадно втянул в себя морозный воздух. Он обожал это утренний запах: запах тёплых очагов, свежеиспечённого хлеба и надвигающейся зимы. Только сегодня в воздухе появилось что-то новое. Новое и опасное.

Видения из сна оживали на глазах Яромира

— Так пахнет смерть, — не слышно прошептал княжич.

За окном, в сизой предрассветной дымке, просыпался КаменьГрад

***

Город гудел, как взбесившиеся пчёлы. На Диком поле, у подножия холма с деревянной статуей Перуна, сколотили огромный помост. Знамёна с ликом Громовержца хлопали на ветру. Народ толпился, давя друг друга, чтобы увидеть княжескую семью.

Это было великое событие.

Великий Князь Святослав, отец Яромира, восседал на резном троне в медвежьей шкуре. Его лицо, испещрённое шрамами, было неподвижно, как гранитная глыба. Рядом — мать, княгиня Ольга, с лицом, словно выточенным из слоновой кости. Её тонкие, красивые пальцы сжимали подлокотника кресла.

Она не любила Игрища. Забаву, где кровь лилась как вода, а подданые превращались в диких зверей готовые разорвать любого смести любого, кто встанет на их пути. Лишь участие любимого сына Ратибора, заставило её оказаться здесь.

Ратибор.

Старший сын князя Святослава и княгини Ольги.

Молодой бог, сошедший на землю с холодным дождём и горячей бурей.

Он стоял в центре помоста в сверкающих доспехах, без шлема, и золотые кудри его казались вторым солнцем. Он улыбался толпе, подняв руку, и народ ревел от восторга. Его любили все. Он был рождён для власти и подвигов. Мужчины мечтали отправится с ним в далёкие походы, а женщины зачать от него ребёнка.

Герой.

Наследник.

Будущий Великий Князь.

Толпа ликовала, а Яромир стоял в тени помоста, чувствуя себя безжизненной тенью. Рука сжимала в кармане белый платок с вышитой ланью. Это платок передала ему Любава, дочь князя Ростислава. Передала не сама, а прислала с горничной — глупой, конопатой девкой, которая даже и не поняла, что перед ней стоял княжич, настолько жалко выглядел Яромир на фоне своих родственников.

Белый платок, с вышитой ланью.

Знак поддержки. Знак жалости.

Яромир ненавидел себя за то, что принял этот символ жалости к себе и ещё больше он ненавидел себя за то, что был рад, хотя бы, и такому знаку внимания от Любавы. На большее он и не рассчитывал. Не с его свиным рылом, да в калашный ряд…

— Брат! — Ратибор обернулся, и его взгляд, синий и ясный, как озеро в летний день, нашёл Яромира в толпе. В его глазах мелькнуло что-то сложное — не злоба, а скорее досада. — Поднимись! Пусть народ видит обоих сыновей Святослава!

Его грубо подтолкнули вперёд. Без уважения, словно рассчитывая, что чем быстрее он поднимется на помост, тем быстрее и сойдёт с него и перестанет уже мешаться под ногами красавца Ратибора.

Яромир взошёл на помост, чувствуя, как тысячи глаз впиваются в него. Шёпот прокатился по толпе: «Тихий», «Слабый», «Бездарь». Где-то раздался смешок.

Яромир сжал в кармане платок, чувствуя, как его лицо превращается в распаренную свеклу. Оглянувшись, он столкнулся с глазами матери, но даже они выражали только жалость. Никто не любил его. Он был неудачный блин, кусок сырого теста, место которого в помойном ушате.

— Начнём? — Ратибор широко улыбнулся, закрыл глаза, и воздух вокруг него задрожал.

Тишина.

Все затаили дыхание, боясь пошевелиться.

Вдох-выдох, вдох-выдох…

Грудь Ратибора медленно поднималась. На лбу выступили капли пота.

Вдох-выдох, вдох-выдох…

Яркие солнечные лучи пронзали воздух. Тишина становилась невыносимой

— Смотрите!

Крик из толпы.

Воздух рядом с Ратибором заискрился и стал густеть. Гул восхищения разгорелся над головами челяди. Все вытаращили глаза, раскрыли раскрыв рты и стали наблюдать за великим таинством, зрелищем, от которого замирало сердце. Из ничего, из дрожащего марева над землёй, начал формироваться гигант. Сперва лапы, с чёрными когтями-ножами. Земля под ними сразу вдавилась на полметра, такая была там сила и мощь. Потом — бочкообразная грудь, покрытая косматой, бурой шерстью. Она была настолько велика, что была похожа на обломки скалы. Голова с глазами-пещерами, в которых горел тусклый, древний огонь. Хранитель Ратибора — Каменный Медведь. Он был высотой в три терема, и его рык был похож на обвал в горах.

Толпа рухнула на колени, завывая в экстазе. Князь Святослав впервые за день улыбнулся — сурово, с гордостью.

Ратибор, бледный от напряжения, но сияющий, повернулся к Яромиру.

— Теперь твой черёд, брат. Покажи им, — тяжелая рука одобрительно постучала парня по плечу. — Не думай ни о чём, у тебя получится, — по-братски обнял он Яромира и отошёл.

Толпа загудела, не желая отпускать своего идола. Никому не было дела до этого заморыша, второго сына князя. Это просто серая туча заслоняющее яркое, тёплое солнце, в лучах которого хотели купаться все, от стара до велика. купались все.

Яромир побледнел. Он почувствовал себя юродивым, ничтожеством, кто вселит людей на рынках, кому в лицо кидают медные пятаки. Мир сузился до горлышка чернильницы. Чернильницы писаря, которая подходила ему куда лучше, чем окровавленный меч великих предков…