Вчера мне позвонила Олеся. Её голос дрожал. Она делала продолжительные паузы, тщательно подбирая слова.
На часах было чуть больше девяти. Я недавно вернулся домой с дежурства и сразу лёг спать. Мне потребовалось несколько минут, чтобы прийти в чувство и осознать, где я нахожусь. В последнее время я плохо сплю. Пару раз засыпал на работе, чем вызывал недовольство Степана Михайловича. Голова была тяжёлой и гудела от нескончаемых ссор с Машей, моей девушкой. Мне всего-навсего нужно время обдумать эту новость, а ей – ответы от меня здесь и сейчас. Кажется, у меня до сих пор звенит в ушах от её криков.
Дружеских отношений с женой брата не сложилось, поэтому звонок Олеси меня насторожил.
– Олег… – тонким голосом повторяла его имя, и я слышал, как она с трудом сдерживает слёзы. – Он… у-умер.
– Что за глупости? – возмутился я. – Мы только утром с ним разговаривали!
Мой неоправданно повышенный тон стал для неё последней каплей. Теперь в телефонной трубке я не слышал ничего, кроме рыданий. Я моментально почувствовал себя неуютно, но у Олеси есть одна раздражающая особенность – она всегда преувеличивает. Проблемы ей кажутся больше, чем они есть на самом деле.
Пару лет назад у Олега обнаружили аппендицит. В тот же день после разговора с Олесей мать позвонила мне и сообщила о предсмертном состоянии брата. Когда мы приехали в больницу, выяснилось, что операция прошла успешно. Жизни Олега ничего не угрожает. Но каждый раз Олеся едва ли не хоронила мужа, стоило случиться чему-то незначительному, поэтому со временем я привык к её манере.
Вот и сейчас я взял себя в руки и постарался сделать голос как можно мягче.
– Олеся, успокойся и объясни мне, что случилось.
– Его нашли в вагоне метро… он умер!
Она смогла успокоиться, но стоило ей произнести эти слова, как моё ухо вновь оглушили стенания, больше походившие на собачий вой. Я потёр переносицу и поднялся с кровати. Сон как рукой сняло. В холодильнике не оказалось ни одной бутылки воды, и я с досадой хлопнул дверцей.
В конце концов из её неразборчивой речи я смог уловить, что завтра с утра она ждёт меня у входа в морг, в котором я работаю, для опознания тела. Когда я нажал кнопку сброса вызова, то сразу набрал номер брата, но его телефон был выключен. Степан Михайлович тоже не отвечал.
В слова Олеси я старался не верить, но ночью глаз сомкнуть больше не смог.
Ранним утром я уже стоял неподалёку от пандуса, ведущего к двери патологоанатомического отделения. Мне удалось дозвониться до Степана Михайловича, моего начальника и заведующего отделением, но на мои вопросы он отвечал уклончиво. Из разговора стало понятно, что тело привезли через час после моего уход, и мне обязательно нужно всё увидеть своими глазами. Меня насторожило. Голос его звучал взволновано.
Внутри расползалось чувство тревоги. Оно заполняло каждую клеточку моего тела, настойчиво пульсировало под моей кожей как нескончаемый зуд. Я нервно постукивал носком ботинка по асфальту, оглядываясь по сторонам. Вдалеке показался чёрный автомобиль, из которого вышла Олеся. На ней не было лица. Небрежно завязанные волосы в пучок высоко на голове, а вместо привычных вызывающих образов – серый свитер с заплатками на локтях. Впервые вижу её такой: неухоженной с грязными волосами, поблёкшим лицом и ненакрашенной. Ей всё это было несвойственно – она всегда выглядела привлекательно, пусть то встреча с друзьями или поход в соседний магазин за хлебом.
Когда она подошла ко мне, и мы столкнулись взглядами, на её глазах тотчас появились слёзы. Я смущённо отвернулся. У меня не было подходящих слов, поэтому я молча указал рукой на дверь, на которой значилась табличка «МОРГ».
Мы прошли по коридору до самого дальнего помещения с белой обшарпанной дверью. Стены вокруг казались незнакомыми. Я проработал в патологоанатомическом отделении три года, но ещё никогда не чувствовал себя таким чужим.
Дверь распахнулась перед моим лицом и на пороге стоял Антон, удивлённый не меньше моего. Его смятение я расценил неправильно. В голове мелькнула мысль, что всё это дурной сон. Сейчас он улыбнётся и скажет, что произошло недоразумение. Олег где-то загулял и через пару часов уже объявится живой и невредимый. Но Антон лишь отошёл в сторону, уступая нам дорогу.
От бледно-голубых плиток отражалось мигание лампы над дверью. Лёгкий холодок прошёлся по спине, когда я остановился около накрытого простынёй тела. Олеся встала чуть позади, боясь подойти ближе, и неуверенно выглядывала поверх моего плеча. Я затаил дыхание и кивнул Антону.
– Узнаёте? – спросил он, придерживая простыню.
Я облегчённо выдохнул.
– Нет, это не мой брат.
Перед нами на столе лежало измождённое тело старика с седыми волосами. В его открытых глазах я увидел помутневшие хрусталики и ярко выраженную полоску крови, словно дорожка лопнувших сосудов. Лицо испещрено морщинами.
Мы с Олегом, конечно, давно не виделись, но сомневаюсь, что за это время он успел постареть лет так на сорок.
– При нём были документы Мироненко Олега Сергеевича девяностого года рождения. – Антон указал на металлический поднос, где аккуратно были выложены паспорт, круглые старинные часы, обручальное кольцо и серебряная цепочка с крестиком. Олеся подтвердила, что это вещи Олега. – По зубной карте мы установили личность Олега Сергеевича, но на всякий случай провели дактилоскопирование тела. Обычно хватает зубной карты, но тут такое дело…
Он замялся. На его лбу выступила испарина. Было заметно, как он волнуется, казалось, больше нашего. До меня так и не доходило. На столе лежит какой-то старик, отдалённо напоминающий Олега, но при чём тут мой брат?
– С утра пришёл отчёт… Учитывая зубную карту и стопроцентное совпадение отпечатков, это действительно тело Олега Сергеевича. Понимаю, вы ошарашены, но для нас этот случай такой же необычный. Я никогда в своей жизни не видел такой вид разложения.
– Боже… – Олеся вздрогнула и вцепилась мне в руку, до боли сжимая предплечье.
– Да успокойся ты, дура! Разве не видишь, что это не Олег?
Внутри всё закипало. Я грубо отдёрнул руку, но тут же замер. Олеся указывала пальцем на скукожившуюся и поплывшую татуировку автомобильного колеса.
В детстве, насмотревшись ралли по телевизору, у нас с Олегом появилась общая мечта – стать гонщиками. В шестнадцать лет мы стали уговаривать мать разрешить нам сделать парные татуировки с гоночными автомобилями. Она долгое время не соглашалась, но сошлась на том, что для начала можно обойтись небольшим колесом. А когда мы выросли и окончили институт, я слонялся из конторы в контору, пока не стал дежурным санитаром морга, а Олег – заместителем директора крупной строительной компании. Мечты остались мечтами, а колёса так и не превратились в целые гоночные автомобили.
Я провёл пальцем по бугоркам, сравнивая со своей татуировкой. То же место, тот же размер, всё совпадало.
– Да как такое может быть…
Стоило мне получше приглядеться, как я заметил ещё несколько отличительных черт своего брата: родинка в виде каштана над правой бровью, шрам в уголке губ, который остался после падения с горки в одиннадцать лет. Я схватил медицинскую карту и стал перелистывать результаты исследований. Отчёт заведующего, слепки зубов, отпечатки пальцев… всё сходится. Дряблое тело, лежащее на холодном металлическом столе, и впрямь было телом моего тридцатитрёхлетнего брата.
Я почувствовал озноб. Следом волны жары стремительно расползались по конечностям, отдаваясь покалыванием в пальцах. Мне резко захотелось разуться, снять носки и прикоснуться ступнями к холодному кафелю. Ноги горели. Лёгкое помутнение в голове заставило меня ухватить обеими руками за металлический стол. Сзади послышался грохот – Олеся упала в обморок.
Ещё полчаса мы с Антоном откачивали её в комнате отдыха. Мне было невыносимо плохо, я сам едва стоял на ногах, но с трудом держался. Когда она наконец пришла в себя, её лицо было бледным с потухшим взглядом.
– Он та-ам… – губы у неё едва шевелились. – Олег… он… он…
Олеся не смогла закончить предложение и зашлась в плаче. Я невольно заткнул уши – невозможно было слушать её душераздирающие крики. Ещё немного и я сойду с ума. Не выдержав, я рванул из комнаты отдыха и побрёл к своей машине.
Больше Олесю я не видел вплоть до похорон Олега. Они вместе с нашей матерью всё организовали, помощи моей не просили. Церемония была скромной. Прощальную речь я не стал говорить – мне до сих пор не верилось, что в этом гробу бордового оттенка с атласной обивкой лежит тело моего брата. Мать была женщиной тактичной с отменной выдержкой, потому лишь бросила неодобрительный взгляд в мою сторону, но промолчала.
После похорон все друзья и родственники отправились в квартиру Олеси и Олега. Я приехал самым последним, опоздав на полчаса. Никак не мог заставить себя выйти из машины. До боли в мышцах, до онемения сжимал одной рукой руль, а второй – прижимал кулак к зубам, рыдая как маленький ребёнок.
Олеся с матерью стояли в дальнем углу просторной кухни. Мама нежно гладила по голове Катеньку, дочку Олега и Олеси. Завидев меня, они прекратили разговор, будто я был темой, которую они обсуждали. Катя прижалась к маминой длинной чёрной юбке и спряталась за ней. Мне стоило чаще навещать племянницу. Ко мне подошла Олеся, с жалостью разглядывая моё отёкшее и заплаканное лицо.
– Отойдём?
Я кивнул и покорно последовал за ней. Оказавшись в спальне, Олеся подошла к комоду, взяла часы с фарфорового блюдца и протянула мне. Сквозь пелену на глазах я разглядывал часы в её руке. Небольшого размера шарик с циферблатом походил на дорогой антиквариат. Бронзовые стрелки остановились и не подавали признаков жизни. Сверху над циферблатом располагалось пустое узкое окошко, как у электронных часов, которое казалось неуместным на таких старинных часах.
– Узнаёшь? – спросила она, взявшись пальцами за цепочку и размахивая часами перед моим лицом, словно пыталась загипнотизировать.
– Да, – ответил я. – Видел в вещах Олега в морге.
– Нет, до этого момента.
Я отрицательно покачал головой.
– Так я и думала. Они появились у Олега где-то недели две или три назад, и он с ними не расставался. На мои вопросы отвечал уклончиво, отшучивался, а в последнее время стал раздражительным. В день его исчезновения, когда он пошёл в душ после обеда, я порылась в его вещах. Думала, вдруг гравировка какая есть. – Олеся села на край кровати, разглядывая часы так, будто видела их впервые. – Когда Олег вышел из душа и увидел меня с часами в руках, он сильно разозлился. Я никогда в своей жизни не видела его таким, у него едва пена изо рта не шла! Разбросал мои вещи по комнате! А через несколько часов мне сообщили…
Я облокотился плечом на дверной косяк. В другой комнате мать рассказывала про футбольные достижения Олега, про его выпускной и про то, как незаметно пролетело время, и мы стали взрослыми. Брату повезло больше, чем мне. Он обзавёлся семьёй, а мы с Машкой то сходимся, то расстаёмся. Я грустно улыбнулся.
– Он никогда раньше не ездил на работу на метро, – продолжала Олеся, собравшись с силами. – Говорил, ненавидит большое скопление людей, которые толкаются, стоит поезду подъехать. Но, когда в его жизни появились эти часы, он стал ездить каждый день. Понимаешь? Каждый день. Бывало, приходил домой за полночь, пока не переставала работать последняя станция… Думаю, у него появилась другая.
– У Олега-то? – удивился я. – Глупости. Он порядочный человек!
– Он сказал, что ты подарил ему эти часы. Но мы оба знаем, что это неправда. Впрочем, это уже не имеет никакого значения. Олег… – Она вновь сделала паузу, облизав сухие губы, и поправила прядь волос. До сих пор ей было трудно произносить эти слова. – Олег умер, Катюша осталась без отца, поэтому… забирай себе. Видеть их не хочу в своём доме.
Олеся протянула мне часы. Я с недоумением уставился на них. Брать не хотелось, но она поднялась с кровати и настойчиво ткнула рукой мне в грудь.
– Бери. – Её голос был тихим, будто писк мышки. Всегда уверенная в себе Олеся не смотрела в глаза, с трудом сдерживая слёзы. Никогда такой подавленной и уязвимой я её не видел. – Они мне только жизнь разрушили.
Оставшись один в комнате, где каждая вещь, каждая деталь напоминала об Олеге, я тяжело вздохнул и убрал часы в карман.
Когда закончились поминки и я спустился к своей машине, в кармане пиджака, словно горячий уголь, я ощутил жар часов. А может мне всё это только показалось. Я сунул руку в карман, нащупал часы – холодный металл сзади с маленькими кнопками и гладкое выпуклое стекло на циферблате.
В голову пришла навязчивая мысль, которую перебил звонок Маши. Я сбросил вызов – разговаривать мне совсем не хотелось. Ещё минут пять я покрутился возле машины, то отговаривая себя, то соглашаясь, но в конце концов направился в сторону метро.
На спуск практически не было людей в столь поздний час. Спереди стояли двое студентов, что-то увлечённо разглядывающих в телефоне, а позади – пожилая женщина в розовой шапке с длинными завязками, болтающимися из стороны в сторону от её монотонного покачивания.
Я достал часы и взглянул на циферблат. Стрелки так и указывали на север. Приглядевшись, я заметил, что под выпуклым стеклом в центре под стрелками располагался механизм. Шестерёнки медленно двигались. Между ними было едва различимое миниатюрное зелёное ядрышко, похожее на турмалин или опал. Я поочерёдно нажимал кнопки на задней части часов, но ничего не происходило.
Заворожённый переливом камня, я не уследил, когда закончился эскалатор, и споткнулся, чуть не упав вперёд. Дежурная скорчила недовольную гримасу, а я быстро ретировался. Поезд подъехал, не прошло и минуты.
Давно это было, когда я сам в последний раз ездил на метро. Помимо меня в вагон зашло ещё трое мужчин и сели вдалеке. Я ощутил лёгкую вибрацию и моё внимание полностью сконцентрировалось на часах. Стрелки задёргались, сначала медленно, а потом с бешеной скоростью. Сделав несколько оборотов назад, они остановились на двадцати двух минутах двенадцатого. Я посмотрел на свои наручные часы – всё совпадало. Сверху над циферблатом в сером окошке появилась надпись «ВВЕДИТЕ ДАТУ».
Несколько секунд я бездумно наблюдал, как мигают чёрные буквы в окошке.
Введите дату.
С помощью кнопок, я набрал дату смерти Олега, сам не понимая, зачем это сделал. Мне вспомнилась их квартира и ссора, о которой мне рассказала Олеся. Никогда не видел брата таким, потому с трудом верилось, что он мог кричать на свою жену из-за каких-то часов. Но перед глазами в ярких красках появились картинки: вот она держит в руках часы, вот Олег выходит из ванной, и они начинают ругаться. Мне стало грустно. Лицо брата расплывалось, то ли от того, что я давно с ним не виделся, то ли от слёз, скопившихся под закрытыми веками.
Я протёр глаза рукавом пиджака. Внезапно меня ослепила яркая вспышка. Когда она угасла и ко мне вернулось чёткое зрение, я почувствовал, как меня сковал ужас. Снова и снова я сначала сжимал веки до боли, а потом широко открывал, тёр глаза, пока не появлялись белые зёрна в темноте. Ничего не менялось – я находился в спальне Олега и Олеси.
Услышав голос, доносящийся с кухни, я заметался по комнате и в итоге спрятался в шкаф. На пороге появилась Олеся. Она озиралась на дверь ванной комнаты и на цыпочках прошла через спальню к стулу, где лежали вещи. Я слышал, как быстро колотится моё сердце, отдавая ударами в черепную коробку. Ноги налились свинцом и с трудом держали меня в вертикальном положении. Сверху мне на плечи упали вешалки с блузками, но я успел их поймать в последний момент. В таком положении я застыл и наблюдал.
Я что, сошёл с ума? Нет, это всё не взаправду! Наверняка я уснул в вагоне, и мне снится дурной сон. Удивительно реальный и дурной сон!
В комнату ворвался Олег. Внутри всё сжалось в узел. Я сдерживал себя, чтобы не расплакаться. Он стоял в дверях… такой настоящий, такой живой. У меня появилось невыносимое желание выйти. Вот бы ещё хоть раз обнять брата, поговорить с ним по душам, извиниться за то, что в последние годы мы отдалились друг от друга.
Но этого Олега я совсем не узнавал. Всегда невозмутимый, рассудительный и добросердечный, копия матери, он грубо схватил Олесю за руку и выхватил у неё часы.
– Ещё раз тронешь – убью! Поняла меня? Я убью тебя!
Олеся рассказала мне о тёмной стороне Олега, которую я никогда не видел. Уставший от переживаний, изнурённый стрессом мозг ярко представил, каким может быть брат, если его сознание окутает ярость. Но он не мог быть таким – брат души не чаял в жене и ребёнке. Вероятно, он был чем-то сильно обеспокоен, раз он так сорвался на Олесю.
Она выбежала в слезах из комнаты. Олег глубоко вдохнул и шумно выдохнул через нос, прижимая часы к груди, а потом пошёл следом за ней.
Я почувствовал, как что-то липкое и холодное прикоснулось к моей шее. Из шкафа я выскочил как ошпаренный, разбрасывая вещи по комнате, и больно ударился об угол комода, содрав кожу на тыльной стороне ладони. Часы, которые я продолжал держать в руке, издали непонятный звук. Только сейчас я обратил внимание, что в небольшом окошке шёл обратный отсчёт.
Двадцать семь минут и три… две… одна секунда. В этот момент цифры двинулись влево и вместо них появились две быстро сменяющие друг друга надписи «ОСТАВШЕЕСЯ ВРЕМЯ» и «НАЖМИТЕ БОКОВУЮ КНОПКУ ДЛЯ ВОЗВРАТА».
Двадцать шесть минут и пятьдесят секунд.
Я нажал боковую кнопку и тотчас оказался в вагоне метро. На моих наручных часах было тридцать три минуты двенадцатого. Вокруг ничего не изменилось: я всё так же ехал в поезде, но в вагоне прибавилось людей. Молодая девушка сидела напротив меня, покачивая ногой в такт музыке, которую слушала в больших наушниках. Объявили по громкой связи следующую станцию – на пять станций дальше от той, где я сел.
Голова шла кругом. Я уставился стеклянным взглядом на порез на своей руке. Это невозможно! Часы не могут переносить во времени! С другой стороны, люди не могут постареть на десятки лет за какие-то пару часов. Если бы я не видел своими глазами тело моего брата и отчёты, то в жизни бы не поверил, что это был он.
У меня внутри загорелся лёгкий огонёк надежды. Если эти часы способны перемещать во времени, если именно из-за них погиб мой брат, возможно… Огонёк разрастался с каждым последующим предположением и превратился в бушующее пламя. Я спасу его!
Я вновь ввёл дату смерти брата и представил их квартиру, в деталях воспроизводя увиденное несколькими минутами ранее. Доля секунды, ослепительная вспышка, и я снова оказался в их спальне. Дверь шкафа была распахнута с одной стороны, а по середине комнаты валялись женские блузки. С кухни доносились голоса, кажется, они вновь ругаются. К моему огорчению, вещей на стуле не оказалось. Чёрт, промахнулся! Да как это работает?
Двадцать две минуты и тридцать одна секунда.
Я подошёл ближе к двери и прислушался. Олеся продолжала плакать, а Олег её успокаивал. Краем уха я услышал, как соседняя дверца шкафа медленно открывается, и обернулся. На кухне резко прекратилась ругань, и кто-то направлялся в комнату. На этот раз я спрятался в ванной. Когда брат вошёл в комнату, он остолбенел, окинув взглядом разбросанные вещи. Входная дверь хлопнула – Олеся молча ушла. Он надел тёплую тёмно-зелёную толстовку и так же быстро вышел на улицу.
Я последовал за ним. Последний день жизни моего брата. Смогу ли я всё исправить? Плана у меня до сих пор не было. Ударясь плечами об идущих навстречу людей, я раздумывал. Что мне ему сказать? Как заставить поверить и уговорить отдать часы?
Когда мы оказались в метро, я встал за его спиной на эскалаторе.
Двенадцать минут и двадцать восемь секунд.
Я натянул самую из всех возможных в данных обстоятельствах естественную улыбку и хлопнул Олега по плечу.
– Ой, какие люди! – Увидев меня, он широко улыбнулся и крепко пожал мою руку. Я ощутил такую невероятную тоску внутри, что одними только словами невозможно было её описать. – А ты чего весь в чёрном? С похорон как будто!
Его голос, мелкие морщинки у глаз и редкие седые волосы на чёрной шевелюре, легкий ветерок, идущий снизу вестибюля, женский смех позади… Какое же всё настоящее! Я потёр рану на руке, ощущая неприятное пощипывание.
– Куда собрался? – спросил я и бросил взгляд на свои наручные часы. Они остановились на том времени, когда я вновь нажал на кнопку. Я не на шутку разволновался: как мне контролировать, сколько у меня осталось времени?
– Да так… – Олег отвёл взгляд в сторону. – С Леськой поссорились. Решил на Пруды съездить к друзьям.
– А чего не на своей красотке? – сказал я, намекая на машину.
Мы подошли к платформе. Вдалеке горел яркий свет от приближающегося поезда. Люди скопились вдоль жёлтой ограничительной линии, а некоторые нетерпеливые встали за ней, из-за чего поезд издал оглушительный сигнал.
– Хочется иногда отдохнуть от неё, – громко ответил брат. Голос его заглушал шум поезда, и мне пришлось переспросить.
В это я, конечно же, не поверил. Когда у него появился первый старенький форд, он ездил на нём везде. Всегда предлагал подвезти, не упускал возможности похвастаться – машина была его гордостью. Пару лет назад он приобрёл неплохую ауди, когда его повысили на работе. По собственной воле Олег ни за что не променял бы машину на общественный транспорт, тем более метро, которое он ненавидел.
Мы сели вдвоём на трёхместное сидение в начале вагона. Напротив нас тяжело рухнула пожилая женщина, перегородив своей сумкой на колёсиках оставшиеся места. Пришлось соврать, что у меня назначена встреча и мне нужно совершить пересадку через пару станций после Белых Прудов.
– Выходит, нам в одну сторону.
Для убедительности я кивнул, но Олег ничего не ответил. Краем глаза я заметил, как он нервно постукивает пальцами по коленке. Пока он отвернулся, разглядывая пассажиров в соседнем вагоне, я незаметно достал часы из кармана. Увидев оставшееся время, моё сердце забилось сильнее. От волнения я едва не выронил часы.
Девять минут и шестнадцать секунд.
– Всё в порядке? – поинтересовался Олег, заметив мою возню.
– Ты… – я запинался и не знал, с чего начать, – ты вряд ли мне поверишь, но у меня совсем мало времени.
– Тоже нашёл часы?
Я неуверенно кивнул. Олег достал из кармана часы, точь-в-точь как те, что были у меня. Было непривычно увидеть какой-то предмет раньше, чем ты его получил. Это до сих пор не укладывалось у меня в голове.
«У него осталось всего лишь сорок секунд!» – ужаснулся я.
– Ты уже видел его? – спросил он меня, оглядываясь по сторонам, будто кто-то следил за ним.
– Кого?
– Я сам толком мало что знаю. Он называет себя Хозяином Времени. Ему подвластно время и пространство. Если я правильно понимаю принцип действия, то поезд позволяет преодолевать пространство, а часы – выбирать определённую временную шкалу в прошлом. И ты тут же оказываешь в любом месте, которое представил в своей голове! Полнейший абсурд, знаю, но… – он нервно сглотнул, – не думал, что всё так обернётся. Я лишь хотел вновь увидеть лицо отца… А потом пришёл этот человек, или что он там такое, и предложил мне сделку: моё время в обмен на жизнь отца. Я отказался. Теперь он преследует меня повсюду.
Он схватил меня за ворот рубашки. Его голос срывался на крик, а взгляд метался по вагону.
– Эти часы прокляты, избавься от них, пока не поздно! У меня совсем не осталось времени, чтобы что-то исправить… О нет! Он здесь!
Я посмотрел вслед за его напуганным взглядом, но кроме выходящих из поезда людей не заметил никого подозрительного. Наоборот, подозрительными были мы. Пожилая женщина украдкой посматривала на нас.
– Сколько у тебя осталось? – дрожащим голосом поинтересовался Олег.
Засунув руку в карман, я осторожно достал часы и показал ему.
Семь минут и три секунды.
Стоило ему прикоснуться к моим часам, как стрелки на его часах дёрнулись, а таймер начал отсчёт. Когда на экране замигали все нули и стрелки на циферблате показывали полночь, на узком экранчике сверху вместо цифр появились красные непонятные иероглифы. Одни походили на птиц с древних египетских писаний, другие были похожи на перевёрнутые и изогнутые дома, а один и вовсе мне напомнил искажённое лицо человека, как если бы его неумело нарисовал ребёнок.
Я ощутил вибрацию в пальцах – на моих часах прибавилось сорок секунд.
Пожилая женщина напротив неожиданно закричала во весь голос и бросилась к выходу, но споткнулась об собственную тележку и упала. Молодой парень нагнулся ей помочь. Подняв глаза на нас, он бесшумно отпрянул назад и прижался к двери. Когда я взглянул на Олега, то сам дёрнулся в сторону и сильно ударился об поручень. На моих глазах его лицо скукоживалось и иссыхало, глазные яблоки вдавливались в глазницы. Кожа на руках покрывалась морщинами, а само тело медленно сгибалось, словно искривлялся позвоночник.
Я вскочил со своего места. Поезд начал резкое торможение, из-за чего я полетел к двери между вагонами и выронил часы. Начался хаос: люди вокруг принялись толкаться и кричать, убегая в конец вагона. Пожилая женщина бросила свою сумку и торопливо поковыляла следом, не обращая внимание на разбитую коленку. Посмотрев снизу вверх, я поймал взгляд брата. В его глазах застыл непередаваемый ужас. Я схватил часы и нажал на боковую кнопку, вернувшись в своё время. Брата рядом не было. Сердце колотилось, а глаза застилала мутная пелена слёз.
На ватных ногах я вышел из почти что пустого вагона, свернул за колонну на станции, и меня вывернуло наизнанку. Ко мне подбежала сотрудница метрополитена. Она что-то спрашивала, но её голос походил на гул. Я не мог разобрать ни слова. У меня закружилась голова, и я рухнул на платформу.
Пока сотрудница звала помощь, я трясущейся рукой приподнял часы и заметил стоящего вдалеке человека. Вокруг него расплывалось чёрное облако дыма, окутывая всё тело.
Три минуты ровно. У меня осталось всего лишь три минуты.
Я закрыл глаза и отключился.
В себя я пришёл уже в больнице поздней ночью. Меня положили в двухместную палату. С соседей койкой у окна нас разделяла светло-розовая плотная шторка, подвешенная на пластиковый карниз к потолку. Из-под двери выбивался яркий свет коридора. Пару раз мимо проходила медсестра, судя по женскому голосу, которая о чём-то спорила с врачом.
Моих вещей нигде не было, на мне же была фланелевая белая сорочка. Чувствовал я себя гораздо лучше, но в голове всплывали картины пережитого. Брат был такой настоящий, такой живой, а мгновение спустя его тело состарилось. А я только смотрел и ничего не смог сделать!
– Каково будет жить дальше с таким грузом? – Голос раздался с соседней койки. Говорившего не было видно, лишь его очертания, тень, отбрасываемая светом уличных фонарей.
– Что… Кто вы?
Тень повернула голову в мою сторону.
– Хочешь спасти его?
В воздухе мерцали электрические разряды, словно вспышки молний. Мимо палаты вновь прошла медсестра. Стоит ли мне позвать на помощь? После увиденного я сомневался, что кто-то в силах мне помочь. Человек ли это или некая сущность, думаю, он не может причинить мне вред, если я не буду использовать часы.
– Я могу вернуть твоего брата к жизни. Но от тебя потребуется плата, – настойчивый голос продолжал пробираться в глубины моего сознания. Заставлял сомневаться в своих собственных суждениях, путал мысли.
– Что вы хотите взамен?
– Твоё время, конечно же. – Голос глубокий, но вместе с тем успокаивающий. Слова звучат естественно и непринуждённо, будто он просит поделиться сахаром для только что заваренного чая. – Твоя жизненная линия длинная, больше, чем у брата. Отдашь своё время – верну ему все минуты его жизни до последней секунды. Катюша вновь сможет увидеть своего любимого папочку.
Я усмехнулся.
– Разве ты не хочешь, чтобы твоя подружка родила здорового мальчика? У него вся жизнь впереди. Грустно будет, если его время кончится раньше.
Вскочив на ноги, я с яростью отдёрнул ширму. На соседней больничной койке никого не было. Давно копившаяся злоба вырвалась наружу. Я дёрнул ширму на себя, из-за чего хлипкий карниз рухнул на пол, разбив стоявшую на тумбочке пустую вазу. На шум сбежались медсёстры. Они долго меня отговаривали, но я был непреклонен.
– Я хочу уйти! Отдайте мои вещи!
Устав со мной спорить, одна из медсестёр вышла из палаты и вернулась через несколько минут с листом бумаги.
– Пишите отказ.
Мне принесли мои вещи. Я вывернул карманы, потряс брюки и облегчённо выдохнул, когда обнаружил часы в небольшом пакете вместе с мобильным телефоном.
Всё так же три минуты.
Я стоял на улице и ожидал открытия метро, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Стоило дежурному сотруднику снять замок с ворот, как я ворвался в вестибюль. Проездная карточка не сразу сработала, поэтому я торопливо приложил её к следующему турникету.
По эскалатору я бежал. Ступеньки мелькали, быстро сменяли друг друга, отчего у меня закружилась голова. Первый поезд подъехал через восемь минут, которые показались мне вечностью. Я то и дело смотрел на настенные электронные часы, чувствуя, как внутри с каждой секундой нарастала паника.
Маша оставила ребёнка… А я отговаривал её. Думал, вся жизнь впереди, ещё успеется. Но теперь, когда я чувствую, как моё время утекает сквозь пальцы, будто песок, боюсь, что мне его может не хватить. Соглашаться на сделку я не собирался. Пока стоял на улице, я размышлял. Каким образом Хозяин Времени может вернуть Олега к жизни? В конце концов я пришёл только к одному логическому выводу: часы не должны никогда попасть в его руки. Я сам могу спасти его. Но что, если именно моё возвращение в прошлое отняло остаток его времени?
В любом случая я должен, нет, обязан попробовать.
В вагоне не было ни души. Вспомнив время, которое было на часах по дороге к метро в тот день, я торопливо ввёл дату и нажал на кнопку. Не успел прикрыть глаза, как кожу обдало прохладным ветерком. Я посмотрел на часы – время пошло.
Олега я нагнал быстро.
– Ой, какие люди!
Увидев меня, он широко улыбнулся и попытался пожать мою руку, но я увернулся и отошёл на несколько шагов.
– Не подходи! – Я достал часы из кармана. – Скажи мне, где ты их нашёл?
Олег как-то виновато опустил глаза, как ребёнок, которого отчитывают за проступок, и принялся оправдываться.
– На это нет времени! Мне нужно, чтобы ты рассказал. Быстрее! Иначе не удастся тебя спасти…
– Получается, я всё-таки умер.
– Чёрт, Олег, прошу тебя! У меня нет времени!
– Я пробовал, – перебил он. – Но не мог вспомнить момент, когда впервые они появились у меня. Думаю, их можно уничтожить, если ты сможешь вернуться к тому моменту, пока не успел ими воспользоваться. Когда эта мысль пришла в голову, у меня уже не осталось времени. Мне не помочь, но ты… спасай себя! И передай моим девочкам, что я безумно их люблю, и тебя, брат.
Ещё секунду я колебался, а потом крепко обнял его напоследок и нажал кнопку возврата на часах. Больше мы с ним никогда не увидимся.
Оказавшись в вагоне метро, я опустил голову на колени, не в силах сдержать слёзы. Если я не могу спасти брата, то обязан выполнить его последнюю просьбу. Нужно оказаться раньше, чем мы с Олесей войдём в спальню, забрать часы с фарфорового блюдца на комоде и уничтожить их.
В вагоне объявили конечную станцию. Я вышел и перешёл на противоположную платформу. Вокруг понемногу скапливались люди. Их взгляды были устремлены в свои гаджеты, и никому не было дела до человека в чёрном костюме с красными заплаканными глазами.
Расталкивая молодых девушек, которые тут же начали возмущаться и сыпать мне вслед оскорблениями, я привалился на сидение в конце первого вагона.
Двадцать одна секунда.
Я нервно рассмеялся. Да так громко, что мужчина напротив пересел на другое сидение, косо поглядывая на меня. Пусть сочтут меня сумасшедшим – меня это уже не волновало. Остались какие-то считанные секунды, чтобы успеть спасти себя.
Я ввёл нужную дату.
Оказавшись в комнате Олеси и Олега, я сразу подбежал к комоду. Словами не передать ужас, который я испытал в этот момент – в фарфоровом блюдце было пусто. Только я поднёс палец к кнопке, как в комнату вошла Олеся.
– Не видела, когда ты пришёл…
Я преодолел за долю секунды разделяющее нас расстояние и схватил её за плечи.
– Где часы, Олеся? Где эти чёртовы часы?
– Ты точная копия Олега… Он так же кричал в день своей смерти из-за этих проклятых часов!
Она раздражённо сбросила мои руки. Подойдя к комоду, неторопливо достала из верхнего ящика часы.
– Хотела оставить их как память. Думала, пусть лежат в блюдечке, которое подарил мне Олег, раз они ему были так дороги. Но, знаешь, они только жизнь мне разрушили!
Олеся замахнулась и бросила круглый шарик в меня. Я отпрыгнул. Часы ударились об дверь и упали на пол. Стоило мне занести ногу, чтобы раздавить циферблат, как комната потеряла свои цвета, превращаясь в серый туман. Олеси за спиной больше не было, и я снова оказался в вагоне метро, но находился за пределами своего тела.
На моих часах вместо цифр на экране были красные иероглифы, такие же, какие я видел у Олега перед его смертью.
– Умно, – послышался загробный голос за спиной. – Только не попал в нужное время.
На моём лице читалась безмятежность, словно я просто уснул. Но с каждой секундой оно увядало. Щёки опускались вниз, стекая по костям. Часы выпали из рук, покатились вперёд, пока не стукнулись об высокую подошву кроссовка молодого парня. Он заметил круглый шарик, в котором отливался яркий свет ламп вагона, поднял его и принялся разглядывать. Увидев моё измученное, серое, постаревшее лицо, его передёрнуло.
Когда объявили станцию, парень, озираясь, поднялся со своего места и вышел из вагона. Наверное, решил, что старик задремал. Проснувшись и обнаружив пропажу на первый взгляд старинных часов, уже ничего не сможет поделать.
– Твоё время вышло.
Рядом со мной стоял высокий мужчина. На его лбу я заметил символ бесконечности. Вокруг расползался густой чёрный туман, обволакивающий и всепоглощающий, который служил ему подобием одежды. Длинные сухие руки и ноги изрезаны аккуратными параллельными полосками, словно заключённый отсчитывал дни. Так вот, как выглядит Хозяин Времени.
Едва он коснулся моего плеча, как мир яркой вспышкой рассыпался на частицы. Поезд увозил моё иссохшее тело в длинный туннель к следующей станции, а моя душа погрузилась в бесконечную темноту.