Желтые, слегка шершавые стены больничной палаты вот уже несколько лет, словно охранники, сторожили покой старика, больного туберкулезом. Он был худ и бледен, а его руки из последних сил могли шевелить пальцами. Морщинистая дряблая кожа — это все, что у него осталось по окончании его долгой, но совсем не насыщенной ничем жизни. В последние свои дни он старался радоваться самым обычным вещам. Радовался медсестре, что приходила к нему три раза на дню. Радовался безвкусной еде, что готовилась тучной поварихой в большой кастрюле. Иногда это варево было сложно назвать каким-либо определенным блюдом. Оно больше походило на кашу из того, что собрали с нижних полок большого кухонного шкафа. Но больше всего он радовался снежинкам. Да, старик едва мог пошевелить своей головой, но с легкостью шевелил глазными яблоками. Его кровать была возле окошка, а батарея лишь немного обдавала теплом его тело. И он каждую зиму, из года в год следил за причудливыми танцами снежинок. Они, словно балерины, грациозно исполняли свой холодный блестящий танец. И старику это очень нравилось, он представлял себя на месте музыканта, что играет им мелодии, в такт которым пляшут эти леденящие узорами снежинки.
Но в этом году зима выдалась совсем бесснежная. Улицы, покрытые льдом, блестели в свете ночных фонарей. Кряхтящие старые автомобили с трудом могли ездить по таким дорогам, а люди, отправлявшиеся в пешую прогулку, то и дело поскальзывались и ударялись разными местами об жесткую поверхность. Не стоит и говорить, насколько сильно поник духом в эту пору больной старик. Он часто лежал с закрытыми глазами, и открывал их лишь за тем, чтобы проверить, идет ли за окном снег. Но вопреки его надеждам и ожиданиям, небо было чистым, подобно горным водам. И веки старика вновь закрывались.
И так несколько дней. На носу уже был Новый год. Казалось, за окном должен был кружить снег, создавая из себя пушистые белые горы. Но на улице по прежнему стоял морозный ветер, лед все так же отдавал своим блеском. И ни тучки на небе не появлялось, ни облачка. А день уж подходил к своему концу. Старик неподвижно лежал, открыв глаза лишь один раз за день, потеряв всякую надежду на что-то лучшее. Медсестра зашла к нему вечером, с тарелкой горячего картофеля и парой апельсинов, в честь надвигающегося праздника. Но он не открыл своих глаз. Не произнес ни звука. В палате воцарился покой. Не было слышно даже дыхания старика. Тогда сестра поняла, что больше его дыхания она не услышит.
Молодая девушка уже была готова выйти из палаты, но, взглянув в окно, увидела то, чего так ждал старик. Хлопья снега падали на землю, создавая блестящий танец в паре. Они слипались и отстранялись друг от друга, покрывая собою лед. Это выглядело столь волшебно, что на несколько минут медсестра забыла обо всем, наслаждаясь происходящим за окном. В этот день блеск был везде, причудливые узоры на окнах создавали ту самую атмосферу праздника, и сам воздух был уже не такой ледяной. Люди высыпали на улицу лишь за тем, чтобы ощутить на себе прикосновение снежинок. Ими, словно, кто-то управлял. Играл музыку, под которую танцевали эти узорчатые малютки. Быть может, старик действительно исполнил ту заветную мечту, о которой никто и никогда не знал, радуясь великолепному танцу под звуки призрачной свирели.