За решёткой не бывает воров, колдунов и королей

«За решеткой никогда не бывает настоящих воров, колдунов и королей. Только неудачники».

— Бедные неудачники, — уточняет Кеазу, уже поднося маленькую, с два пальца, глиняную чарку ко рту. — А не верите мне, спросите у кого-нибудь из наших постояльцев. Даю руку на отсечение, ни одного вора среди них не будет. Сплошь самые честные горожане!

— А куда в таком случае попадают продажные стражники? — кричит Машийру изо всех сил, чтобы переорать попойку.

В его сторону оборачиваются.

Машийру, сложив руки на груди, подпирает входную арку. Подпирает довольно давно, кстати. И очень старается выглядеть уверенно и серьезно. Выглядеть серьёзно сейчас единственное, что он может, чтобы хотя бы в своих воспоминаниях потом не стыдиться этой позорной слабости.

Обычно он никого не поддевает.

И вообще, душа компании.

Но тут уж, увы, не сдержался.

За общий стол сейчас садиться не имеет смысла — ему через два часа заступать на почетный пост в самом глубоком и бесполезном каменном мешке, где запах убойного даразского пойла совершенно точно простоит до следующего визита начальства. А Машийру с каждым годом все меньше нравится отрабатывать нагоняи за веселую жизнь. Почему-то. Не это ли называют приближающейся старостью?.. Так что вот, он стоит у дальней стеночки и вякает оттуда, как дурак.

— Если продажный стражник попал за решетку, то значит он тоже неудачник, — с лицом мудрого старца проповедует Кеазу и ловит уважительные, но уже несколько замутненные бражкой взгляды.

Машийру вскидывает руки и как будто признает поражение. Еще одна позорная почти детская уловка — уступить первым — позволить сопернику победить.

На самом же деле Машийру не выиграет спор у Кеазу, даже если тема и не будет всего лишь поводом для шутки. Кеазу явно любимчик бога праздной болтовни, если такой есть.

Они могут и серьезно поругаться, конечно. Не обязательно сейчас. Можно завтра. Или через неделю. Или в любой удобный момент. И возможно набить друг другу морды. Машийру этого страсть как хочется уже много лет. Но он уже не тот мальчишка, только поступивший на службу и умеющий самоутверждаться одним по-деревенски простым способом.

Поэтому вот такое показательно благодушие помогает сделать вид, что они с Кеазу равны и даже ладят. Что они товарищи и в бою прикроют друг другу спину. Хотя, может быть, и вправду прикроют — никакой выгоды Машийру не будет, если исчезнет Кеазу. Ну разве что перестанет мозолить глаза и остатки гордости.

Кеазу чуть за двадцать. Машийру знает, стоит только моргнуть и ему самому стукнет столько же. Только вот у Кеазу уже есть небольшой дом и жена. А у Машийру только мать, сестры, остатки отцовских денег и отчим.

Отец когда-то был хорошим купцом. Ходил между островов смело, как по собственному дому, не попадался пиратам и не боялся капризных южных штормов. Боги отмерили ему полную лампу удачи, чтобы та светила удивительно ярко. Только вот и выгорела она слишком рано.

Потом матушка вручила себя и отцовское дело Айсади из Махенш. В общем-то, славный был человек. И с отцом дружил. У него хорошо получались дочери и плохо — торговать. Машийру поначалу даже и не заметил, как из их дома ушло то отвратительное чрезмерное довольство, которому всю жизнь завидовали соседи.

Когда Машийру стукнуло четырнадцать, они продали поместье и уехали в Грату. «В городе проще заработать», — сказал Айсади Машийру и запихнул его в стражу. Зарабатывать.

И вот — Машийру, умеренно грамотный, умеет читать карты и слушать морской ветер, знает язык Эсето, Кано и даже немного материковый. Стражник.

Наверное, отчим хотел, чтобы он дослужился до чина повыше. Возможно, сам Машийру тоже этого хотел?.. Больше жалование — больше уважение, а там, глядишь, и образование пригодится. Зато за последние пять лет Машийру выучился махать копьем и орудовать любым ножом — закусь резать надо быстро и качественно.

Но почему-то нравился командирам неграмотный Кеазу. И гораздо быстрее двигался по службе тоже Кеазу.

Кеазу не то чтобы сильно хорош. Ростом он не выше Машийру ни на палец, но гораздо шире в плечах. У Кеазу гуще борода и светлее глаза. Интересно, а правда, будет ли шанс у Машийру, если он все же доведет дело до драки?

Прикосновение к плечу вырывает его из навязчивых мыслей. Адифа — старый добрый друг, умеет помогать вот так, легко и походя. И Машийру отпускает. Действительно, будто не осталось здесь и сейчас никаких проблем, кроме Кеазу. Вот же наваждение.

Кеазу удобно не любить, но причина нелюбви ведь не только в самом Кеазу.

Раньше Машийру видел целью своей жизни попойки и гуляния. Он тогда как раз скопил на цветастые штаны, рубаху в вышивке и пояс с медными бляшками. И этого хватало для счастья. Он называл другом каждого, кого знал хоть вечер. Кеазу с его домом, женами и планами на жизнь тогда казался невыносимо серьезным и скучным.

Когда же всё изменилось?

Адифа все же заставляет его сесть за общий стол и вручает лепешку с какой-то мелко порубленной закуской. Чтобы жевал и дольше думал, что говорить. Но разговор, как назло, сворачивает на кого-то незнакомого, и Ади теперь обращается только к Машийру.

— Ишнавари разорвала помолвку, ты слышал?

А. Вот когда изменилось.

— Нет, — честно отвечает Машийру. — Не собираю сплетни.

«Особенно о Нави-золотой-звездочке», — мысленно договаривает он.

Лучше просто ничего не знать.

Потому что каждое упоминание о ней выворачивает душу, и боль от этого такая, будто вместо души у Машийру уже давно только голое мясо.

Каждый ее новый фаворит, путь даже и воображаемый, это боль, боль, еще боль и злоба от собственного бессилия. И…

Золотая звездочка.

Нави прекрасна, как звезда, и для свадебного выкупа денег нужно столько, как будто звезда эта целиком из золота. Машийру и смотреть бы не стал в ее сторону — так явно оно цвело не для него. Но год назад звезда посмотрела на него первая.

Ох, Машийру до сих пор не мог поверить.

Отцом Нави был сам царь Граты, а Грата — крупнейший город на их острове. Машийру не слишком вникал, в каких отношениях между собой обычно пребывают правители и как там принято на других островах. Но он знал, что здесь, у них, царь Граты — царь над царями.

Но Нави была рождена не от его законных жен, а потому не могла бы претендовать ни на что в его доме, как бы отец ее ни любил. Кем была матушка звезды до того, как стала матушкой, Машийру узнать так и не смог — слишком хорошо эта женщина спряталась в дареные богатства.

Нави была свободна от обязательств царевны, Нави не нужно было искать жениха, чтобы приумножить состояние семьи. Она, возможно, единственная на этом острове, могла не смотреть на статус возлюбленного и на его богатство. И Нави посмотрела на Машийру.

Ади снова дергает его из грез.

— Да какие сплетни! Это точно! Говорю тебе, наша Нави…

— Должна быть не настолько придирчивой, — Кеазу встревает в разговор так непринуждённо, будто участвовал в нем изначально. — Все знают, девка из дома звезд принимает мужиков с тех пор, как узнала, что умеет!

Машийру запихивает в рот остатки лепешки, чтобы не сболтнуть лишнего и заодно не скрипеть зубами. Если он сейчас вступится за звездочку, то даст лишний повод для шуток и ровно никому ничего не докажет. И оно станет только больнее.

— Я бы не взял ее и второй женой! — продолжает Кеазу. — Но наш Машийру все равно не увидит разницы, верно? Он ведь и не пробовал никого достойного. Сколько там в борделе стоит девственница? Хоть интересовался? Или сразу просишь самое дешевое?

Машийру молчит. Он смирился с тем, что в его жизни еще не было приличных девушек — приличных же сватает отец. А шлюх он, и впрямь, мог позволить только самых дешевых. Бедных, костлявых, отупевших девок. Но какая ж в этом трагедия, если он на них вовсе не смотреть ходил. И как их вообще можно сравнивать с его звездой? Она другая. Она куда ближе к богам, чем к людям.

Кажется, после первой встречи со звездочкой он больше ни с кем не был. И после последней тоже. Не мог. Не хотелось. Видит он разницу. Чувствует.

Кеазу все еще выжидающе смотрит. Потихоньку замолкают остальные. Они ждут от Машийру занятной истории, и им неважно, будет ли она про Нави или про дешевых шлюх.

Но ему ничего не хочется им рассказывать.

Все знают, что они с Нави любили друг друга. Все знают, что Нави помолвили с другим. С тем ничего не вышло, и ее пообещали кому-то еще. А теперь она снова свободна. Но Машийру все еще здесь и как будто не рад. Все хотели бы знать, был ли Машийру с Нави хоть раз, но он, конечно, не был, кем бы он себя чувствовал после этого? Чтобы по его вине за гранью его Нави глодали ручные демоны богини-матери Тарназы? И Машийру плевать на слухи, что и до него ходили, звезда не распутница.

— А, кстати, у нас со вчера в подземелье сидит одержимый… — наконец говорит Машийру в надежде, что парни все же сменят тему. Колдовство же интереснее, чем уродливые шлюхи, с которых все когда-то начинали?..

— Верь больше, что тебе Имо говорит! — Смеется Кеазу, и постепенно все подхватывают. Даже Ади улыбается и пожимает плечами.

Машийру лишний раз радуется, что никому не рассказывал о своей покровительнице. Правду говорят жрецы: чем тише связь смертного и бога, тем больше бог помогает.

Благодаря богине Машийру славно удаются небылицы. И с каждым годом все лучше.

— Нет. Имо пытался убедить меня, что это какой-то богач с материка. За него хотят затребовать выкуп. А командир сказал, что его взяли на пиратстве и хотят выведать, где их главные. Всего-навсего. И думали, что я поверю! — Машийру следит, как в уже мутных глазах друзей потихоньку зажигается интерес. — А я ведь его видел, клянусь Солочи, люди такими не бывают!

Тут Машийру ходит по самому краю — его богиня слабее Солочи и вряд ли сможет оправдать лживую клятву. Но Машийру ведь и не совсем врет — пленник выглядит как человек с материка, а они почти все на нормальных людей не похожи.

— Представьте, он черно-белый, острый и неживой, как картинка тушью. Лицо — чисто маска из необожженной глины. Бороды нет как у девки, и волосы длинные, как у девки! Да еще и не заплетены. Так болтаются просто. И черные! Даже если сажей вымазать, станут только светлее. И только попробуйте сказать, что не вот такое творит с телом вселившийся камугу!

Со всех сторон слышится одобрительный гомон. Кеазу разочарованно оглядывается.

Машийру очень доволен и продолжает:

— А глаза у него — зрачка не разглядишь.

— Ты что же, заглядывал? — спрашивает кто-то особенно суеверный и отодвигается.

Машийру наигранно-гордо — пьянь всегда прощает отсутствие актёрского таланта — вскидывает голову.

— Заглянул. Быстро. Но там сильно всматриваться и не надо. И так видно. Черные.

Сослуживцы, не сговариваясь, затихают. Там и тут шепчутся. Машийру доволен. Надо же, такая безделица даже и не похожа на вранье. Он, наверное, мог бы и впрямь заглянуть пленнику в глаза. Если бы захотел, конечно. Всё равно там вовсе не камугу. Просто северянин. Зато сразу сколько уважения…