За шторкой

Здравствуйте. Вообще не представляю, что нужно говорить, ни разу не была у психолога. Всё, что хочется?.. Да, на самом деле, ничего не хочется. Выть хочется. Но не выть же у вас в кабинете?.. Что, и выть можно?.. Ерунда какая-то… Ладно, я попробую всё же рассказать, повыть и дома можно.

В общем, у меня заболел сын. Митя. Ему пять лет. Заболел… Психически. Там много диагнозов, предположительных, свекровь вообще считает, что он бесом каким-то одержим. Но я по порядку постараюсь. Он у меня эталонный такой ребенок, знаете… Беременность – как по учебникам. Роды легкие. И никогда с Митей не было никаких проблем. Педиатр говорила – образцовый мальчик, всё вовремя, всё в норме. Испугалась я с ним единожды – от полнейшей ерунды. Ему четыре года было. Он плавал в ванне с игрушками своими, а я отвернулась, чтобы белье в машинку загрузить. Слышу – сзади шелест какой-то. Оборачиваюсь – шторка закрыта. И из-за шторки Митин голос:

– Мам, я спрятался! Теперь давай находи меня!

И, понимаете, ведь ничего же страшного, да? Я уже потянулась рукой, чтобы шторку эту отдернуть, и вдруг такой волной ужаса меня окатило. Что вдруг я шторку-то отодвину, а там не Митя?.. Сама не знаю, откуда мысли такие. Длилось это состояние всего несколько секунд, но я запомнила. Никогда, ни до, ни после я такого страха ледяного не испытывала. Впрочем, что это я… Испытывала. Теперь. Несколько месяцев назад.

Пришла будить Митю утром. И как-то стало не по себе, почему – не ясно. Уже много позже поняла – Митя спал на спине. Поза вообще для него не характерная, он с младенческого возраста на спине не спал, как только переворачиваться нормально научился. На боку. Реже – на животе. Но на спине – никогда. Тогда я не поняла, конечно, просто почувствовала, что не так что-то. Подошла, присела, как обычно, на край кровати, стала его по голове гладить и нашу утреннюю ритуальную фразу говорить:

– Просыпайся, Митечка, маленькая птичечка…

И тут – снова волна ужаса. Сын глаза открыл, посмотрел на меня – взгляд вообще чужой. А потом закричал, стал от меня отползать, под одеяло прятаться, рыдать. И звать… Маму! Такая истерика… Я растерялась, если честно. Пытаюсь и так и сяк к нему, а он вопит, уйди, мол, где моя мама?! Я ему – «Митечка, успокойся», а он – я, мол, не Митечка, я Олег! В общем, я сама в шоке, расплакалась, позвонила мужу, попросила с полдороги на работу домой вернуться. Папу Митя тоже не узнал. Рыдал уже как-то обреченно, смотрел на нас со страхом и звал родителей… Нам пришлось вызвать скорую. Ну, ту самую, понимаете?..

Дальше – ад. Во всех его проявлениях. Сын даже на руки ни ко мне, ни к мужу не пошел, только к врачу из скорой. И ей начал жаловаться, что проснулся в чужом доме с чужими людьми, что он хочет к маме и папе, что он Олег, а не Митя… В общем, бред. Нас с мужем в машину врачи не взяли, велели следом ехать, Митя при виде нас буквально в истерике бился.

Приехали в клинику – врачи, врачи, врачи… Неврологи, эпилептологи, психиатры, психологи. Сына проверяли, кажется, вообще все возможные специалисты. Физически он оказался совершенно здоров. Но – диссоциативное расстройство личности. И шизофрения под вопросом. И еще несколько возможных диагнозов. Потом – следующий виток ада: подозрения в наш с мужем адрес. Я так поняла, что подобное может приключиться, если ребенок получил моральную или физическую травму – полная смена личности. Так подсознание пытается отстраниться от произошедшего. Господи, такое унижение… Ведь и полиция подключилась. Подозревали, что мы… Я даже это выговорить не могу!!! Что мы сына растлевали!!! Или кто-то из наших родных. Или какие-то знакомые. Опрашивали всех: моих и мужа коллег по работе, родственников, друзей, воспитателей из Митиного сада, его преподавательницу по рисованию и тренера по карате. Конечно, ничего подобного никто не сказал. У нас хорошая семья, мы с мужем любим друг друга, Митя – счастливый здоровый ребенок. Был. Господи, был… Митечкину жизнь практически под микроскопом рассмотрели – и ничего. Ничего…

Простите, слёзы… Не могу. Жизнь рухнула. Мы с мужем оба уволились – такой позор после всех этих опросов. И такое невыносимое сочувствие со всех сторон. И квартиру продали, купили в другом районе, ведь соседи все тоже в курсе. Но главный ад остался – Митя так и лежит в клинике. И рассказывает, что он Новиков Олег. Что его родителей зовут Анна и Михаил. Что живет он в Нижнем Новгороде, на такой-то улице и в таком-то доме. Что ненавидит и не умеет рисовать, зато хорошо поёт и занимается плаванием. Он всё это абсолютно складно сообщает, понимаете? Кроме внешности в нём ничего не осталось от прежнего Мити. Даже вкусовые пристрастия другие: он обожает манную кашу, которую Митя был не способен съесть. И терпеть не может яблоки, которые Митя мог есть килограммами. Видите, я уже о сыне – в прошедшем времени, Боже…

Дополнительный ужас – это всё ложь. Вся информация не раз проверена. Нет в Нижнем Новгороде такого адреса. И людей таких с сыном Олегом нет. Из какой реальности параллельной он явился, а?.. И куда делся наш Митечка?..

Нас к сыну не пускают, он сразу впадает в истерику, биться начинает в припадке. Причем, так на всех реагирует: на бабушку, на воспитательницу свою, на тренера. В общем, на любого человека из Митиной жизни. С врачами и полицейскими такого не было ни разу. И с другими детьми в клинике нормально общается. Зеркало, кстати, его тоже не пугает. Он только попросил подстричь его покороче, потому что «кудри как у девчонки». А Митя, наоборот, не хотел стричься коротко. А так – он узнает себя в зеркале почему-то. Олег этот. Или кто, Господи…

Мы оплачиваем нормальную больницу. Там и препараты, и психологи, и арт-терапия, и еще куча всего. Подвижек пока никаких. Личность Митечки не проявилась ни разу. Врачи говорят, что, возможно, субличность Олег более сильная, подавляет настоящую. И так и не найден триггер, который спровоцировал возникновение этой вот «сильной субличности». Доктора всё «наблюдают»… Забрали у нас кучу видео сына за последние несколько лет, изучают.

Мы с мужем устроились на новые работы. Обживаемся в новой квартире. Обстановку сменили полностью, чтобы хоть так чуть снизить кошмарность ситуации. Только Митечкину комнату полностью перенесли из старой квартиры, медики сказали, что, если его личность вернется, знакомая обстановка будет плюсом. Но мы туда не заходим. Сердце на части рвётся в его комнате…

И вот – шторка. Я её забрала из старой ванной и в новой повесила. Иногда, знаете, пускаю воду, закрываю эту шторку и стою перед ней. Словно жду, что отдерну её сейчас – а там Митечка… Но нет. Сколько раз ни отдёргивала – не работает. Но почему-то я верю, что мой сын где-то за шторкой. И рано или поздно я услышу:

– Мама, давай, находи меня!

И найду его. Своего Митечку.