Загадка для сфинкса

«В рукава просунул руки…» — гном сделал приглашающий жест, понукая продолжить за ним злосчастную строчку.

«..и сломал их этой суке!» — не стушевался я.

Коротыш хрюкнул. Но решил попытать счастья ещё раз. Он вообще был по жизни оптимист.

«Ладно, а если так. Вместо шляпы на ходу…»

«..пнул ногой ему в елду!» — снова не замешкавшись, как подобает бывалому оперативнику, выдал я. И гордо вскинул подбородок. Рифмы такого толка зрели во мне с полплевка. Я ж какой уж месяц подряд работник месяца. Правда, с другого конца списка, ну да не суть.

Гном хохотнул, почесал за рогами.

«Да-а, случай непростой — не впору рыбке золотой. Вам на когда задали четверостишье-то состряпать?»

«На послезавтра, — отозвался я мрачно. — Ко дню русского языка».

Похоже демонюк, судя по его харе, собирался пытать меня еще сутки кряду. А я ведь ждал от него немного иного подхода! Кто тут заядлый рифмоплёт, скажите-ка? Точно не я! Я больше по дегустациям крепкой алкашки. Оно, конечно, тоже ведь уметь надо. Но навык потребен другого толка.

..А ещё друг, называется! Вот и водись после этого с рогатыми! Я к нему со всей, блять, душой нараспашку, а он? Мог бы просто выдумать эту сраную херь для детсаду за меня, но коротыш, как мне виделось, пламенно фанател по инквизиции — не меньше, чем рыжий. Тоже та еще мразь.

«Побежал он на перрон…» — не сбавлял оборотов Эби.

Всего Маршака решил со мной пройти что ли?! Вышли проветриться, ну да, ну да. Курилка, нах, говорилка! Самуил, уж не в наказание ли мне за грехи ты был рождён на этот ёбаный свет? Ну, признавайся? Я ведь мог его лично спросить, гения пришибленной рифмы, и поебать, чё там за дата в камне выбита, когда этот самый гений скопытился. Условность. Но мёртвых тревожить — это штраф. А то б я давно заставил его сварганить мне пару строк. В срок.

«Ну, крылатость, не халтурь! — требовательно пощёлкал гном когтистыми граблями пред ликом моим пресвятым. — Побежал он на перрон…»

«Там толкали самогон!» — выдохнул я, сердито нахохлившись.

«Уже лучше! — хер знает, с чего, воодушевился коротыш. — Без членовредительства и сквернословья — и славненько! Молодец! Верной дорогой идём, товарищи! Однако самогон для средней группы детсадовской — рановато — не оценят».

Демонюк задумался. А, может, захотел тяпнуть втихую. Вот и я захотел. Бля. А день-то ещё длинный. И заключения ждать по дохлецу. Быстрей бы там Жмурыч ковырялся в потрохах этих вонючих. Печать, подпись и мы сваливаем в закат. Лучше б до закату, но это как повезёт.

Помимо нерасторопного и дотошного коронера, мысленно я роптал до кучи и на судьбину (как без этого?), и на детсадовское руководство, выдумывавшее всякую ересь прилежным родакам в напряг. А что будет в школе? В духе серебряного веку поэмы клепать для учебников? Это ж пиздануться кукухой, а! Кто работу эту драную тогда работать будет, кто будет семью содержать, ежли я в поэты-бессеребреники подамся?

Вообще по обычаю я имел стойкую привычку роптать на руководство собственное, жмотившее премии. Но на детсадовское оно было безопасней. Чё мне пиздючьи пастыри сделают? Хочу и ропщу.

Эх, загнули же задачу: я б вертел её на сдачу! Выдали всем стихи, значит, и, мол, сочините той же рифмы четверостишие. И выучите с отпрыском. Кому-то эта досталась, Агния, которая Барто. Ну чё там? Всё легко же! Ща-ас…

Идёт бычок, качается, вздыхает на ходу.

Ну вот денёк кончается.

Катился б он в пизду!

Да, блять, проклятье какое-то! Оморочка! Хотя хорошо ж вышло, жизненно. Даже лучше оригинала, я считаю. А посему гордо озвучил бессмертные строки гному. Страна должна знать, коими дарованьями она полна. Цитировать. Заучивать слово в слово.

«Ну смотри какое дело, белорыленький: талант-то у тебя прямо на лице написан, как слово из тех самых заветных трёх букв на заборе, — подытожил анамнез рогатый. — Но он явно превосходит уровень детсада. Да и, что греха таить, младшей школы тоже».

Я молчал и думал о том, что тот самый рассеянный с улицы Басейнной либо наглухо поехавший шизик, либо бесноватый — те тоже начинали отчаянно хуевертить — руки в брюки, на кумпол сковородку. Еблан какой-то. Вообще не в пример бы его упоминать! А тут, пожалуйте, стихи пишите по образу и подобию. Решили типа с детства подрастающее поколение к изящной, сука, словесности приобщать. Без сопливых бы разобрались и приобщили, нах!

А тут мы с гномом почти и докурили.

Дымили мы, кстати, глядя на каменные статуи, украшавшие сад. Попались вы, голубчики, на жаркое после супчика. Вот и стойте теперь нарядные. И безвредные. Много тут всяких блядей припарковано было. На веки вечные. Ибо нехуй. Не всех угандошить было допустимо. Для баланса проще и лучше вон зачастую так, обездвижить. Стояли они, между прочим, не только туточки. А по всему городу россыпями красовались. Не всех же нарушителей в Гранитной галерее складировать? Пусть послужат другим для острастки. Посему уже не один век украшали они набережные, площади, стрелки. Чё б нет? Вот где искусство! А не эти ваши четверостишия… Я, правда, тогда не при делах был: меня позднее впрягли. И тащу теперь вон телегу эту, как Сизиф камень катил. Конца и края нет моим мытарствам!

СтатУи эти с секретом мы с гномом звали консервы. И не только мы. Броское наименование быстро захватило народные умы и стало общеупотребительным. Братец-ангел, который в нашем филиале верховодил, глядел в мою сторону с прищуром, явно подозревая, что все дурные веянья в сей шараге проистекают исключительно от меня одного, будто я — источник вынужденного зла, как опоры бытия, без которого это самое сущее загребущее не могло б состояться. Ебейшая эзотерика, короче. Охуеешь постигать. Ну я не шибко вникал. Знал только, что меня давно б выгнали взашей за не соблюдение корпоративной этики, которой я виртуозно придавал вращательного моменту так и сяк. Да, быть бы мне на бирже труда, если б не одно «но»: крылья. Таких ни у кого не было из тех, кто по земле грешной хаживал.

Я швырнул хабарик в урну. И тут на крыльце нарисовался Жмур.

«Опачки! Не прошло и полгода!» — съязвил я. Жмурка иронии не оценил, а сразу перешёл к делу: «Вскрытие показало…» — начал он официозно.

«Что пациент умер от вскрытия?» — выскреб я из засраных закромов памяти тупейшую шутейку.

Гном отвернулся, нарочито изучая фонтан, типа он вообще меня не знает. Он завсегда так делал в сомнительных ситуациях.

Жмурка поглядел недоумённо: с юмором у него была прям беда. Ну жнец в отставке, много ль с него можно требовать?

«Нет, пациент умер от удушенья», — возразил коронер.

«О, заебца, тогда это ментам: мы умываем руки», — приободрился я.

«Боюсь, нет, — осадил меня Жмурыч. — .. в результате удушения, вызванного обширным сжатием грудной клетки изнутри и схлапыванием лёгких. Альвеолы полопались, но внешнего воздействия притом не обнаружено…»

Жмур мог ещё долго и занудно бубнить своё заключение, но главное я уже понял: с работы досрочно съебнуть не выйдет. Гном вздохнул. Тоже допёр.

«Кароч, — перебил я Жмурыча, — этого ебантяя умотала какая-то тварина. А чё переадресовать? Чё мы-то сразу?»

«Понимаете, убийство совершил не просто нарушитель границ, это, по всему судя.. сфинкс. Все признаки удушения данным существом присутствуют. А сфинксы по уровню угрозы…»

«Всё, не продолжай», — махнул я рукой. Едрить! Погано.

«Чё, гном, пошли скотину проверять на вшивость?» — обернулся я к коротышу.

«Да у меня тут свой план трудовой..» — сделал он шажок в сторонку. Гнида ленивая!

Я снова поглядел на Жмура. Раз не заполз спешно в подземелье своё с трупаками, как рак-отшельник, стало быть, не договорил.

«Именно сфинкс, не шепсес — а существо сродни той самой сфинге из мифа об Эдипе», — выдал он историческую справку, о которой никто его не просил.

«Спасибо, нахуй! — я отвесил шутовской поклон. — Что не переоцениваешь мои умственные способности».

Жмуркин, так виделось, немного смутился. А гном незаметно толкнул меня локтем в бок, мол, чё я до трупореза доебался? Он же как лучше хотел. Вдруг я напрочь тупой, да? И не отличаю одно от другого. День от ночи, например, воду от бухла. Да пох, на его совести пущай будет.

Та-ак. Сфинксы или сфинги, заточённые в камень и упрятанные в литые саркофаги-контейнеры, экспонировались у нас в основном близ водицы, по две штуки для симметрии. Их по городу был целый выводок. И в разных местах. Теперь надо было этих барышень-хуярышень навестить и выяснить, которой это прошмандовке изо всей этой шоблы не спится?

…

День мы угрохали совершенно бездарно: все твари фонили одинаково и признаков жизни не подавали. А там уж мелкого с саду забирать, и культурно-развлекательный досуг организовывать.

..А на утро появилось ещё два удушенца. Я выматерился, когда нам сообщили сию «благую» весть. Гном закатил глаза. Приключения Чука и Гека, блять, продолжались. Ещё парочка дохлецов и штраф. Сука!

Но тут в наших горестях нам пособил Жмур: нашёл на одном мертвяке микрочастицы зелёной краски. Круг подозреваемых сократился. Мы решили с гномом дежурить возле этих крашеных стервей, каждый на своей точке. Уломал я Жмура Маэльку забрать, раз такое дело, и ночное дежурство меня опять постигло. Не впервой оно, а почти планомерно. Камеры, увы, нихера толком не показывали: с хтонью техника вообще не дружила. А изготовление техники, которая б дружила, влетало в копеечку, да и была она недолговечна. Мы стоили дешевле похоже. Обидно, но переживём.

…

Ну, сидел я, стало быть, на бережку. Уж полночь близилась. Выкурил пачку. Начал вторую. Скучно. Совсем расслабился, глядя на розовое зарево над городом, над рекой. И тут.. шурх-шурх. Мне сперва показалось, что показалось. Но не могло ж меня с пары бутылок «Пешехода» так развести, чтоб глюки ловить?

Я навострился. Шурх-шурх. Тихо так, как мышь скоблится в подполье. Я нехотя оторвал задницу от гранитных ступеней и зорко оглядел крашеные зелёным изваяния. На месте оба экземпляра. Никто на охоту не сдёрнул. Неужто мы опять чего не прочухали? Ну что за напасть!

И в этот самый миг, когда я намеревался уже плюхнуться обратно, чутьё развернуло меня образом пресвятым в сторону реки.

«Ах ты ж кошка драная, блять!» — выдохнул я, углядев как под чёрной водой беззвучно скользит здоровая тень. Местного водяного я знал: этот толстопуз плавал, как ёбаная морская корова. А уж хрупкие тонкокостные мавки…

«Вот же сука! Вот же блядина!» — припустив по гранитному загражденью в сторону моста, бормотал я, преследуя беглянку. И тут эта гадина соизволила вынырнуть, распластав крылья и шмякнув ими о воду. Благо, она плыла вдоль берега, не шибко уходя вглубь — таки сфинксы — не особо и водоплавающие зверюги. А потому я прыгнул. И приземлился поганке прямо на хребет. Вою то было! Шипенья, визгу! Вся изошлась, шалашовка бабьемордая!

Здоровая ещё такая! В общем, коррида, блять, вот так не по местности и не по сезону состоялась. Но я крепко впился заразе в тугие бока: не скинешь, шмонька гривастая!

Под мостом вынесло нас на тропу Навью, город вмиг переменился, обернувшись тем самым болотом, коим он был со своей оборотной личины. Паскуда перевернулась, заложила мёртвую петлю над костлявыми деревьями, намереваясь меня опрокинуть в самую хлябь. Хер тебе! Я только глубже вонзил когти под толстую шкуру этой шкуры. Сфинга заорала дурниной. И мы снова вынырнули в Явь, в какой-то облезлый закоулок. Ладно, хоть не на Литейный — там тоже тропа, самая, ёба, заметная. Фу, бля, терпеть не могу её: вечно народ там шлындает. А толпа обделавшихся туристов мне в плюсик к стажу не пойдёт. Зато тропки, что по закуткам, ещё ничё, без палева.

Тут шаболда крылатая выкинула трюк, с визгом врезавшись в стену дома. А потом её выкрутасами аварийное состояние халупе впендюрят! — подумал я. — Естессна, если так башкой долбиться куда не надо!

От силы удара меня мотнуло назад, и я таки наебнулся.

Сфинга не растерялась, страхомордина такая, прижала меня тяжёлой лапой к асфальту, сверкая звериными глазами. Не зря их в контейнера стальные пакуют — они ж дохуя страшные, когда их перекосит, такое на набережной не впаяешь.

«На горе голова, а на море хвост», — прошипела зубастая дрянь. Любят эти суки развлечься перед едой.

«Ебал я загадки твои в полный рост!» — натренированный Маршаком, мигом среагировал я в рифму.

Сфинга недоумённо хлопнула здоровыми, как у совы, глазищами и сильнее вдавила меня в асфальт.

Из любопытства она решила дать мне ещё одну попытку: «Сто монахов в одной рясе».

«Ну, скажу тебе, хуясе!» — оскалился я.

Вообще я должен был либо угадать, либо сдаться, а не рифмовать строчки в продолжение. Но я безбожно нарушал правила игры. И зверюга немножко подрастерялась. Сломал систему, как говорится.

«В костяном саду так сладко соловей поёт».

«Как же ты меня достала, ёбаный ты в рот!»

Я уже был всецело готов для школьных учебников. Только патлы причесать на фотку и и придать выражению табла задумчивый вид. И всё. Вуаля. Классик современности.

И, между прочим, я ж последнюю-то загадку ненароком и отгадал.

Сфинга снова открыла было пасть, надеясь в конце концов исчерпать поток моих бессмертных строф. Но я её оборвал, выдав: «Теперь моя очередь загадки загадывать, а то хуле?»

Чудище недовольно заворчало, но эти твари известно, что отличались любопытством.

«Если отгадаю, придушу!»

«А если не отгадаешь — отправишься обратно в консерву, по рукам?»

Тут я использовал свой проверенный метод: перевернуть всё с ног на голову.

«Ну, — напустив важности, выдал я. — Слушай! Кто днём ходит на ногах, а вечером на рогах?»

Сфинга задумалась не на шутку. Я, всё так же лёжа на спине, принялся нарочито равнодушно разглядывать собственные когти.

«Солнце и Луна?» — неуверенно предположила она, нервно расправив и снова сложив крылья.

Я вздохнул, выдержал паузу красноречиво. И лениво огласил: «Вот и хер там! Это я, когда наебенюсь после работы. Ну за Солнце и Луну канеш спасибо».

И я расхохотался. Сфинга возмущённо зафыркала. Такого фиглярства она ещё не видала, обезьяна летучая! Серьёзное мероприятие, понимаешь, опошлил!

«Уговор дороже денег, сучка!» — ощерился я. Они хоть и курвы, но принципиальные. Сфинга убрала тяжёлую лапищу с моей груди. Я поднялся, отряхнулся. Никакой те ворожбы, чисто природное обаянье и острый ум. О как!

«Ну чё, игого?» — ядовито ухмыльнувшись, я шагнул к строптивой зверушке. Та недовольно скривилась, сделав шаг назад и боевито приподняв переднюю лапу, как обыкновенный кошак, будто я её чем обидел. Ну не пешком же мне тащиться, в самом деле, через все ебеня и подворотни?

«Да чё ты, не ломайся», — шагнул я ей навстречу, будто уговариваю строптивую девчонку на непотребство.

Но скотина продолжала корчить из себя недотрогу. И это после всего, что между нами уже было? Видать, бочину-то разодрал ей не слабо.

В общем, пришлось пешком идти. Гадина эта ну ни в какую, ёпты! То по Нави шлёпали, то по Яви. К утру доволоклись до той самой набережной, отправной точки А. Я поглядел на пустую консерву. Постучал. Да-а. Железка стоит, а сфинга тем времечком в гранитном постаменте лаз проскребла до реки. Вон и лапа у железки чуть отошла, незаметно почти, туда краска и просочилась.

«Ты сколько копала-то, а, граф Монте Кристо, блять? Побег, нахуй, из Шато д’Иф!» — осведомился я, глядя на приунывшую тварь.

«Долго», — угрюмо отозвалась она и вперилась в речную гладь, рыженько расцвеченную фонариками.

Поди ж и правда рыла подкоп свой долгонько, раз, слушая разговоры снаружи, уже освоила язык современный. Хотя Навьи это быстро могут. Но гранит заговорённый проковырять… м-да…

В общем, обратно такую целеустремлённую скотину паковать, на мой взгляд, было нецелесообразно. И я поделился своим взглядом с начальством. Нихуя меня не послушали сперва, как обычно, но я ж мог при желании и мёртвого заебать. По итогу оформили зверуху-девчуху как служебный транспорт. Сперва сфинга, конечно, артачилась, но всё лучше, чем сидеть в консерве. Я её то Финик зову, то Финка: сложное имечко у неё родное, на на слух не ложится.

Ну и стихи, да. С этим дежурством этим ничё соорудить то и не успели, только что перехватить мелкого с рук на руки и дёрнуть в сад. А опосля выяснилось, что Маэлька задание перепутал: не сочинить надо было, а выучить четверостишие. На выбор. Но узнали мы об этом только в день дебюта на месте. И вообще сынка внезапно рассказал Агнию Барто, только мою версию, доработанную и улучшенную. Зато с выражением выдал, а, главное, громко, чтоб все расслышали и насладились игрой слов. Красавчик, чё. Весь в меня. Только чёт никто не хлопал, суки такие, один я старался. Впрочем плебеи никогда не могли оценить по достоинству полёт вольной мысли.

Вечерком, когда я пришёл забирать отпрыска, воспитуха, этот очкастый цуцик, отвела меня в сторонку, чё-то начав вкрадчиво и как бы исподволь втирать о моральном облике, пока детишки, как горох, высыпали на улицу. Подумаешь, Барто вместо Маршака продекламировали, чё бухтеть-то? Не понимают обыватели подлинный гений, явленный злободневно, хуле тут попишешь?

Я всячески делал вид, что заинтересован в воспитании будущего поколения: чесал за ухом, зевал, с нарочито умным видом пырился в окно. Во дворе Маэлька угорело носился за Фиником. Солнце било в окна дома напротив, шмаляло как из базуки и рикошетило прямо в глаза. Каштаны разбросали по земле резные тени. Начиналось лето.

От автора