Загадочная эпидемия на планете Квиквида

Давно не привлекали... После той вспышки чумы в Арктурианских Копях, вызванной спонтанной мутацией псевдомицелиаров, я пару месяцев не работал. Эпидемиологи нынче не ценятся. В условиях массовой экспресс-диагностики, генной инженерии, нанотехнологий, универсальной вакцинации и доминирования искусственных интеллектов старая, классическая работа по выявлению причин и следствий теряет смысл. Она и раньше, ещё лет триста назад, была ретроспективной, как правило. Профессия уходит, уходит... Мне и ста пятидесяти нет, а уже ворчу, словно дед какой. От безделья всё. Знал бы старина Цхорц, арахнид из системы Фелиция, как я обрадовался его вызову! Наконец-то полевая работа...

Я ксенопатолог, редкий нынче специалист в области эпидемиологии. В галактике сотни планет, освоенных и колонизированных землянами, но с нами в Содружестве проживают: рептилиды, арахниды, амфибии и многие другие. Инфекций везде полно, только они давно изучены и проработаны. Быстро выявляются, купируются, профилактируются. Вспышки редко бывают. А тут поступил сигнал с одной отдалённой планеты. Цхорц сразу вышел на меня и отправил катер. Летим на Квиквиду, где внезапно умерло двадцать семь молодых амфибий — богатые студенты, вернувшиеся домой после учёбы.

***

Итак, мы на месте. Вводная скудновата, конечно, но любая мелочь пригодится. Наша работа строится по трём составляющим: сбор информации, обработка, принятие решения. Приступим... Система Ингвальда, двойная звезда. Четыре планеты, из которых только Квиквида пригодна для жизни — кислородная, землеподобная, но без спутников. Угол наклона оси вращения мал, поэтому климат умеренный, субтропический по земным критериям. Небольшой континент, остальное... болото! Именно так. Классических морей-океанов нет, водная поверхность густо затянута растительностью, биогеоценоз напоминает земные топи, что отразилось на ходе эволюции. Туземцы — прямоходящие амфибии. Живут они миролюбиво, добывают аналог нашего торфа и продают в соседние миры. Социальный строй ближе к феодальному. Имеется Большой Совет, куда входят вожди кланов, но они редко встречаются... Населения мало, рождаемость низкая, поэтому смерть нескольких отпрысков всколыхнула всю планету.

Космодром крохотный, на пару челноков или прогулочных яхт. Одно место уже занято — старый, видавший виды каботажник из ближайшей системы Тортуда. Вышли на связь, обсудили с капитаном. Этот рептилид и привёз несчастных студентов. В пути всё было хорошо, а здесь начались проблемы. Всё потому, что безмозглый капитан не перевёл пассажиров в фильтр-бокс по прибытию, а это необходимая профилактическая мера. Даже родная планета может стать врагом, иммунитет теряется. Любой безвредный сапрофит превратится в патогена. С другой стороны, на планете появились носители чужой микрофлоры. Путешественники должны ходить в скафандрах или пройти серию карантинов и вакцинацию. Пока идёт наработка иммунитета, а это в среднем неделю по земному времени, прибывший сидит в изоляторе... Рептилид понадеялся, что местным ребятам ничего не грозит, а они устроили праздник встречи с домом и торчали некоторое время возле космодрома. Вскоре появились первые смерти. Испуганный капитан оповестил планету, перетаскал погибших в криокамеру, заперся на корабле и вызвал помощь. Остальные студенты разбили лагерь неподалёку, а вскоре и мы прибыли...

Похоже, родная земля убила детей. Как это ни печально, это самый благоприятный вариант. Хуже для планеты будет занос или мутация при встрече микробов. Допустим, агрессивный симбионт шарахнул по студентам. Он теперь научился преодолевать барьеры, и скоро начнётся эпидемия. Тысячи амфибий пострадают. Многие умрут... Надо определить источник, а точнее найти возбудителя, изучить его и разработать программу для борьбы. В дальнейшем появится лекарство, а также специальная вакцина, но это другой уровень. Моё дело поставить эпидемиологический диагноз. За работу!

***

Цхорц всегда отличался методичностью и обстоятельностью. Он ушёл в криокамеру, где приступил к вскрытию тел, а заодно провёл серию гистологических и биохимических исследований. В итоге я пару дней его не видел. Я отрабатывал другое направление — поиски и сравнение микробных ассоциаций от погибших и на объектах окружающей среды. Совет выделил в помощь группу. Правда, небольшую. У них тут мало скафандров, сколько уж нашли. Но и пять помощников не помешают. Старший у них Гвылк, и он даже не рядовой обыватель, а какой-то Хранитель Ценностей, важная шишка. На космолингве говорит, кругозор широкий, местные особенности знает. В общем, мужик умный и полезный. Кроме того, неплохо подкован в медицине. Он сразу осмотрел студентов в лагере и заверил меня, что ребята здоровы. Чудесная новость, возможно не так и высока восприимчивость к новому возбудителю. А может, растянулся инкубационный период...

Мы посетили криокамеру, отобрали образцы тканей, запустили сканер. Пока эта машинка прорабатывала миллиарды комбинаций бактерий и вирусов, я раздал аппаратуру помощникам и проинструктировал. Ребята смышлёные, начали работать. Мы сделали кучу анализов почвы, воды, воздуха, растительности. Мы взяли контрольные пробы от живых и здоровых амфибий, помощники сами вызвались добровольцами... Два дня работы, результат нулевой. Точнее, микробов много, всяких и разных, но связей не установлено. Это какая-то странная эпидемия! Я даже клиники не знаю. Обычно при инфекциях встречаются и лёгкие случаи, а здесь тотальная смертность. Да ещё арахнид на связь не выходит. Бесит меня этот народ... В общем, я отправил помощников домой, а сам сел в каюте, где провёл целый день, изучая базу известных болезней амфибий. Поглощённый работой, я даже не заметил, как начал разговаривать сам с собой:

— Может, это прионная лихорадка Карлайя? Редкое генетическое... Сразу у двадцати семи особей? Бред какой! Но что это? Что это за болезнь...

— Профессиональный кретинизм, — раздался скрипучий голос от дверей. Арахниды не умеют говорить, они носят с собой специальные передатчики, но даже таким способом Цхорц умудрился вложить сарказм.

Коллега приблизился, протянул массивную шиповатую лапищу и высыпал передо мной горсть каких-то прозрачных кристаллов.

— Это что? — я непонимающе глядел на Цхорца.

— Кубическая аллотропная форма углерода, — невозмутимо проскрипел арахнид.

— И как это поможет в диагнозе?

— А ты поднеси к лампе. Видишь, как красиво переливается, сколько граней...

— Ты издеваешься? — я резко двинул рукой, сбросив кристаллы на пол. — У нас непонятная инфекция. У нас летальность, а он камушки притащил!

— Отобрал у студентов. Детям нравилось солнце сквозь камни разглядывать.

— Ну и пусть смотрят, нам-то какое дело?

— Прямое, — рявкнул арахнид. — Мы в системе Ингвальда! У всех мертвецов повреждены светочувствительные рецепторы, а в головном мозге множественные кровоизлияния из-за оптического коллапса.

— Чёрт побери, — вскрикнул я, поражённый внезапной догадкой. — Здесь же двойная звезда! Наложение спектров, с двойным преломлением в кристалле. А затем, как следствие, повреждение сетчатки и шок. Это не эпидемия!

— Разумеется! Досадная случайность. Студенты привезли камни с Тортуды... Полетели домой, хватит уже торчать на этом болоте.

***

Вот так и закончилось моё неудачное расследование на планете Квиквида. Что сказать? Мощный удар по профессиональному самолюбию, но это тоже опыт... Несколько камней до сих пор хранится у меня дома, как напоминание, что порой надо шире смотреть на проблему, а не ограничиваться одной сферой. Кстати, я выяснил, как называются эти кристаллы. Сейчас они не представляют такой ценности, как в древние времена, а вот раньше, ещё на первой планете людей, алмаз считался самым редким и безумно дорогим камнем...