Зажигалка

Из рассказов о Ка-Ро.

- Да не пойду я!

- Ну… Понимаешь, Билли, туда очень хочу пойти я. А на улице - русский мороз. Не в твоей куртке по нему разгуливать.

- Тали, ну, какого хромого бронтопава я там не видал? Старый лысый дядька на гитаре три аккорда брынь-брынь!

- Можешь в гардеробе подождать. Или в кафе в соседнем зале. Как-нибудь справишься с заказом, тут уже давно говорят на универсале. Кстати, это не твоя, случайно?

Она разжала кулак, чтобы показать ему стальную коробочку со скругленными углами. И хитро прищурилась.

Долговязый мальчишка, состоящий, кажется, из сплошных углов и ломаных линий, так и впился взглядом в показанное. А потом подпрыгнул совсем по-детски:

- Таль-Таль? Ты по правде? Её же сразу забрали! Насовсем! Или это новая?

Она улыбнулась:

- Бери, проверяй. «Не все в жизни так, как кажется, Кузнечик.»

Жадно схватив железку, мальчик принялся её крутить и рассматривать. Казалось, еще минута – и он ее поцелует, а потом кинется на шею подарившей. Но нет – порыв быстро прошел, и он снова будто бы оброс колючками и небрежно сунул зажигалку в карман.

- Работает, надо же. А как ты забрала?

- Отдали. Впрочем, неважно. Отбирать личную собственность – против правил.

"А сколько глав Кодекса мне пришлось перелопатить и сколько часов просидеть, готовясь к заседаниям Совета, где председательствует это… бррронтопавское воплощение Безупречности, - вот про это я тебе, мальчик, точно ничего не скажу, это – моя война…" - подумала девушка, хмурясь от воспоминаний.

- Пасиб, - он нагнулся, чтобы завязать так некстати распустившийся шнурок на берце.

"А то я не знаю, что она с Белобрысым из-за меня всегда собачится. Наверно, и на этот раз. «Зиппо» мне отстояла, фигассе".

- Ладно. Где там это… гнездо индюка?

- Глухаря! Балда ты американская, с гор слетевшая и со всех катушек! У вас они, кстати, тоже водятся! – она, не сдержавшись, отвесила ему легкий подзатыльник. Билли только фыркнул, чуть мотнув головой.

- Глухари, индюки, куры, гуси. В общем, гнездо дурной толстой птицы без мозгов. Пошли давай.

И они пошли. По тихим заснеженным бульварам, мимо искрящихся гирлянд на елках и разноцветных вывесок на зданиях, совершенно не похожих ни на привычные одноэтажки его холмистой родины, ни на строгие белые корпуса на левом берегу Залива Доницетти, к которым Билли уже начал привыкать.

Это была уже третья его нуль-транспортировка на Землю, считая самый первый прилет на Ка-Ро, но на этот раз у Тали случилась командировка в Москву, а она упросила взять с собой своего тринадцатилетнего подопечного. Кто же знал, что ей вдруг до смерти захочется попасть на этот ксиффованный концерт! Одинокий гитарист будет что-то там бормотать, наверняка это еще зануднее, чем старое недоброе кантри, которое так обожал Рыжий. Особенно при всяких там разборках.

Рука Билли невольно потянулась к правому уху, нащупала старый шрам - полукруглый, ребристый. Хорошо, что овальной пряжкой от ремня Рыжего тогда прилетело не в глаз, успел закрыться. Но вырубился он, помнится, мгновенно, под псевдотрагические завывания старого лысого дядьки с гитарой про мелкого придурка с бейсбольной битой. "Я - лучший, и этот раунд - мой", ага. Последним тот раунд для Рыжего оказался. Потом уже не замахивался. Отучили полицейские.

- Билли, ты чего? - Тали оглянулась, и он тут же независимо заложил руки в карманы куртки, как будто и не шел только что, сгорбившись под грузом внезапных воспоминаний. Убрал руку от лица.

- А я чего? Я ничего. Ну, где там это твое лежбище старых котиков? Долго еще мне ваши русские сугробы месить? В нормальных странах, между прочим, снег убирают, чтоб ты знала! Или... климат меняют, чтоб без вот этого всего!

- Ну, разворчался, - она привычно пропустила его тираду мимо ушей. - Мы уже пришли. Мое предложение в силе - можешь или пойти со мной в зал, или посмотреть, что там есть съедобного в кафе.

- Ничего там наверняка нет съедобного. Это ваше дурное соленое желе, рыба сырая да ее яйца на бутерброде с маслом. А то я не знаю. Пошли в зал, ладно. Кстати, у тебя беруши есть?

Тали покачала головой. Ох, уж эти новенькие подросточки. Согласился, надо же.

Сдав куртки в гардероб, они прошли в небольшой зал. Полукруглая сцена, на ней высокий стул и микрофон, рядом - черный пюпитр. Вокруг - обычные столики, как в кафе.

- Ага, вот оно, прибежище престарелых талантов. Ну, и где тут самый темный угол? - деловито осмотрелся Билли. Тали только вздохнула.

- Садись, куда хочешь. А я, пожалуй, пойду вот сюда - она указала на столик слева от сцены.

Билли закатил глаза и с видимой неохотой поплелся за ней, бурча про всякие там звукоизвлекатели сомнительного качества, кустарщину и старый хлам. Тали, впрочем, не обращала на это ни малейшего внимания. Смотрела она теперь только на сцену. Ну, и пожалуйста, подумаешь. Билли уселся за тот же столик и тут же демонстративно сполз пониже, зацепился костлявыми лопатками за спинку стула и скрестил руки на груди.

- Разбуди меня, когда это все закончится, - попросил он и сладко зевнул во всю пасть. Тали взглянула укоризненно - ноги Билли теперь перегораживали проход к соседнему столику. Впрочем, там уже сидело четверо других любителей странной музыки, которые вставать с мест пока вроде не собирались. Билли зацепился взглядом за пожилого высокого дядьку с правильными чертами лица и белой-белой головой. Он особенно внимательно смотрел на сцену, словно не замечая ничего вокруг.

Тали собралась было пихнуть Билли в бок, но тут раздались аплодисменты. В зале стемнело, и на сцену не спеша вышел лысоватый дядька в белой рубашке и в "чиносах" цвета хаки. В руке он нес обычную деревянную гитару, к которой, впрочем, был приделан электрический шнур.

Билли медленно и незаметно убрал ноги из прохода, но головы не повернул, так и смотрел мимо сцены, полуприкрыв глаза. Тем более, что дядька начал с трындежа. И не на универсале даже, а на этом бронопавском русском. "Было бы из-за чего суетиться и приезжать. Тали, конечно, крута и вообще, но временами совсем непонятно, на кой ей все эти концерты и выставки. Сидели бы сейчас в номере, пиццу заказали бы, в "Монополию" сразились, я бы опять выиграл, она бы позлилась. Красота же. Нет, надо ей переться по сугробам в этот вот мини-адочек. В котором и понять-то ничего невозможно".

Дальше артист запел. Ну, голос у него был. И это точно не кантри. Пел он на универсале, по счастью. Строчки песен летали по залу, то смешные, то грустные. Что странно - публика тихонько подпевала. Кто-то шевелил губами, кто-то бормотал те же слова себе под нос. После каждой песни приносили записки из зала, певец их зачитывал, зал покатывался со смеху.

Билли было скучновато.

Но тут этот лысоватый, со странной – будто за что-то извиниться не успел, - улыбкой дядька вдруг перебил сам себя, выдав такую трель на гитаре, что Билли аж подскочил, забыв, что намеревался сидеть в углу, и впился глазами в его пальцы.

Публика в зале тоже подобралась, все встрепенулись, сели чуть ровнее. И без того пристальное внимание зала стало осязаемым электрическим зарядом.

Билли взглянул в сторону того, с белой головой. Он мечтательно улыбался большую часть концерта, но тут, при первых же аккордах, нахмурил брови и напрягся. Впрочем, увидев, что Билли посмотрел в его сторону, дядька снова улыбнулся, но уже с явным усилием.

Вскоре он бесшумно встал и вышел из-за стола, стараясь по возможности не привлекать к себе внимания, но не вышло. Общий вздох прошелестел по залу, когда за ним закрылась дверь. Певец, явно расстроенный, доиграл вступление. В полной тишине зазвучало негромко:

"Мой нежный друг, поскорее убери из пепельниц сугробы

и зажигалкою не режь ночную тьму на мелкие куски..."

У Билли вдруг стало очень сухо во рту. Ни в словах, ни в музыке не было ничего «такого» - чистый универсал, простые конструкции, простые гармонии. Почему же, черт побери, все эти люди замерли и, затаив дыхание, ловят каждую ноту?

"а потому, что я – просто вечный раб

волшебной зажигалки", -

раздалось со сцены, и Билли почувствовал соленый привкус. Дурацкая привычка закусывать губу, когда становится нестерпимо горячо глазам…

"и на большом расстояньи от неё

беспомощен вообще".

Билли сунул руку в карман, нащупал там свое сокровище, коллекционный «Зиппо» с черным, оскалившим клыкастую пасть драконом. Маленькую коробочку у него забрали перед тем, как позволить посещение Лицея, и несправедливость эта жгла сильнее, чем огонь от самой зажигалки. Билли посопел, потом достал коробочку из кармана, зачем-то погладил дракона и зажал ее в кулаке. А песня неслась, становясь все печальнее и сильнее.

"Ты знай, мой друг, что я буду далеко,

Что меня не будет рядом", -

сказал певец в темноту, отчаянно и безнадежно. Билли стало больно дышать.

"И я никак не смогу тебя спасти…"

- повис неразрешенным мостиком над тоникой септаккорд.

Билли напрягся так, что на его нервах впору было играть, как на гитаре. Нет, что угодно, только не предавай, не уходи, не отказывайся, не бросай, нельзя же так, нельзя, должны же быть в жизни какие-то непреложные константы, должно же быть что-то настоящее…

"Но все-таки СПАСУ". –

Уверенно произнес внезапно ставший властным и сильным голос.

Зал выдохнул с облегчением. Певец повторил финал, доиграл мелодию и осторожно погасил дозванивающие струны побелевшими вмиг пальцами. Повисла томительная тишина.

Билли смотрел в пестрые пятнышки на пластике столика, которые вдруг начали приподниматься, складываясь в трехмерный логотип "Бард-Кафе "Гнездо Глухаря"". Если бы не эта странная песня, и не менее странная реакция посетителей, впору было бы обрадоваться - столько раз он пытался что-то увидеть в таких пятнышках, злился, что не выходит, уверял, что все врут и над ним издеваются, - но нет, висел этот треклятый логотип теперь будто в воздухе, видно его было, правда, плоховато, потому что дым же, и вообще.

Он покосился на Тали - не видит ли, что по его тарелке с нетронутым миндальным пирожным растекается прозрачная капля, - но она сидела, глядя на того, кто замер на высоком табурете посреди сцены, и глаза у нее блестели тоже чересчур подозрительно.

А в плотно нахлобученной на зал тишине вдруг раздался скрип. Размеренный. На два такта. Скрип новых кожаных ботинок о линолеум.

Певец, словно не веря своим ушам, наконец-то посмотрел в зал.

Прямо перед ним стоял тот самый. Седой. С букетом белых роз в кулаке. Держал он его глупо, цветками вниз. Как веник. И не двигался.

Певец, не глядя, повесил гитару мимо крюка на стойке. За ней рыбкой метнулся клавишник, успев поймать у самой сцены. А певец протянул руку и вдёрнул на сцену седого с его веником. Тот запнулся новым ботинком о край рампы и влетел прямо в раскрытые объятия друга. Розы рассыпались по сцене. Клавишник прижимал к груди спасенную гитару, а эти двое стояли, обнявшись, спиной к зрителям, словно и не было в большом зале никого, кроме них.

И вот тут-то зал взорвался аплодисментами. Бурными и неистовыми. Люди вставали с мест и хлопали, не жалея ладоней. Обнимались с соседями по столику. Кто-то свистел и вопил от избытка чувств.

Билли, недоумевая, посмотрел на Тали. Та, все еще блестя глазами, кивнула на дверь в гардероб. Он понял и начал потихоньку пробираться к выходу. Это было не особенно сложно - почти все зрители теперь сгрудились перед сценой, окружив этих двоих. Так что куртки гардеробщик им отдал моментально.

На улице было тихо и снежно. Падали с темного неба пухлые хлопья, сверкая в предновогодних фонарях. Билли снова потрогал в кармане дракона.

- И что все это значит? С этим дядькой и его веником в конце? - спросил он у Тали чуть грубее, чем хотелось.

Она ответила не сразу. Щурилась на фонарь, морщила нос, на который падали снежные хлопья. А потом улыбнулась. Так, как уже много лет не улыбалась. Билли даже почти позабыл, что она так умеет.

- Видишь, как оно... - протянула Тали мечтательно. - А я и не думала. Да и никто не надеялся.

- На что? - вытаращился на нее Билли. - Что ему цветы подарят? Ты же говорила, что у вас тут это стандартное поведение? Так чего все как взбесились напоследок?

Тали еще помедлила, но наконец решилась. Стряхнула с воротника куртки белую "шкурку" - снег продолжал валить.

- Они давние друзья. И соавторы. Но так вышло, что несколько лет назад у них все сломалось. Очень сильно. Непоправимо. А сегодня снова склеилось, - сказала она как можно проще.

Билли посопел и не стал ничего спрашивать. Подумаешь. Склеилось у них. Творческие люди. Несколько лет, вы подумайте. Было бы из-за чего ругаться. Песня не понравилась, что ли? Не понять.

Он тряхнул головой, разгоняя нападавшие снежинки, и решительно двинулся за Тали по занесенным снегом дорожкам.

И только изредка нащупывал в кармане небольшую металлическую коробочку, привычной тяжестью бугрившую карман джинсов.