Зажигательный доклад

— Пан Василий Петрович, вы готовы выдвигаться? Василий Петрович? Пан Презыдэнт?

Но президент засмотрелся на прекрасный швейцарский вид из окна. Он рассматривал горный склон, зеленую долину. Вдали угадывались силуэты мирно пасущихся коров. Небо было раскрашено во все цвета: от синего до ярко солнечного. Всё благоухало спокойствием и умиротворением. На это можно было смотреть часами. На той стороне долины были видны дома, улицы, люди. Они наверное так же смотрели на склон и на своих соседей.

— Василий Петрович? — помощник президента твердил монотонно. Он понимал, что его шеф пока сам не решит, никуда не двинется.

— Иваныч, не начинай. Когда ещё такую красоту увидим?

— Сколько лет здесь не было войн? Лет сто пятьдесят, не меньше. Если сегодня договоримся, то и у нас через сто пятьдесят лет такая же красота будет, — помощник президента, как обычно выдал сухие цифры.

Президент поморщился, ещё раз окинул взглядом эту невероятную природу:

— Хорош душнить, где моя майка?

— Василий Петрович, давайте будем придерживаться официальных требований. Строгий костюм. Галстук или бабочку на выбор...

— Я сказал, майку.

Помощник не стал спорить и подошёл к одному из чемоданов. Открыл, и из середины вытащил идеально сложенную в пакете камуфляжную майку.

— Я в ней везде выступал, и здесь тоже. Это моя визитная карточка. Все ютубы и тиктоки должны быть с этой майкой, понял? Во-вторых, её мне подарил польский министр обороны пан Тючич. Дай сюда.

Помощник передал майку. Президент своим низким и хриплым голосом продолжил:

— Посмотри, это не просто камуфляжный орнамент. Вглядись на ткань. Это ручная работа. Национальный спецзаказ. Варшавская мануфактура. Эту ткань делали вручную способом семнадцатого века. У них там есть отдел, состоящий из бабушек ткачих старого села Паночки-орлушки. В каждом узоре, вот приглядись: карта нашей с тобой страны. И Крым даже есть. Вот так то. Ручная работа. Пан Тючич лично следил за процессом. Дважды присылал ко мне портных для снятия мерок. И вот даже на бирке подписал, смотри: "Великому князю Руси", — у президента заблестели глаза, но он предотвратил слёзный момент.

Помощник оставил все попытки настаивать. Он вышел из номера. Президенту виднее.

Выход из номера был сразу на веранду отеля. И открывался вид на залив, на скалистые берега и много курсирующих яхт.

— Ну что, Иваныч, гоу? — ему понравился настрой президента. И они пошли в сопровождении охраны в другой корпус отеля для переговоров.

Василий Петрович проигрывал в голове разные отыгранные варианты сценариев. Может попросить у всех прощения? За Донбасс, например. Тем более к Донбассу он не был причастен. Тут Петя дал маху. Вот пусть сам и расхлёбывает.

Или сыграть обиженку и выклянчить у всей Европы новую помощь? Спящий Джозеф им прикажет, а они как миленькие начнут выделять. Пусть не сразу, пусть старьё. Но дадут. Ещё повоюем полгодика-год — следующий саммит проведём. В первый раз что ли?

Делегация его страны шла по длинному тоннелю, соединяющий здания отеля. С обеих сторон открывался сказочный вид на альпийские красоты.

— Я президент. Я президент, — шёпотом он себе повторял под нос. Это старый актёрский прием. Подслушал на какой то давней репетиции. Не сильно действенный способ на практике, но в такой напряженной обстановке самое то.

Он по привычке настукивал по своей груди ладонями ритм какой то старой детской мелодии. Орлята учатся летать. И немного кинуло в жар. Спокойно. Я президент. Я президент.

# # #

Глава Комиссии охватила взглядом весь зал. Все были в сборе. Столы выставлены кругом. На каждом стоял флаг страны. За каждым столом сидели президент, представитель министерства и переводчик. Один стол русских был пустой. Урсула проверила все бумаги, русские четыре раза отказывали. А на пятый согласились быть в полном составе. Они, кстати, прибыли в страну. Вероятно, в пути.

— Господин Голобородько, когда будете готовы начинать? — спросила Урсула без микрофона.

— Подождём московскую делегацию, — ответил Василий Петрович.

Он был уверен, что их не будет. И что все пройдет по его сценарию. Потому что, он не выдержит ещё раз этого взгляда. Всем могу наврать, поиграть в актера. Всем, кроме этого человека. Господи, кому уже молиться — не известно. Вчера звонил заместитель директора ЦРУ. Успокаивал на счет следующих тридцати миллиардов, а так же на счет того, что русских точно не будет. Джо лично будет на саммите мира. И подпишет все необходимые бумаги. Главное, дать ему именно те бумаги. Дать его любимую ручку. И сказать "Пожалуйста, мистер Президент".

Василий Петрович посмотрел на стол американцев. Джо облокотился на руку и смотрел в планшет с речью на столе. Но если приглядеться, то старик дремал. Его чернокожая соседка по администрации если что, разбудит в нужный момент.

На столе французов все уткнулись в телефоны. Но лица их были свежие. Эмманюэль поглядывал на других. Держал всё под контролем, как обычно. Его переводчик был одновременно телохранителем.

Он не увидел китайского стола. Оказалось, что их самолёт был вынужден совершить аварийную посадку в Иране.

Немцы что-то шёпотом обсуждали. Олаф впроброс посмотрел на Василия Петровича и незаметно кивнул. Мол, всё хорошо. Анна-Лена опустила глаза и терла пальцами виски́. Вероятно, пыталась облегчить головную боль.

Тут главные двери открылись и в зал вошли три человека. Их сопровождала швейцарская охрана. Вплоть до самого стола. Делегация разложила бумаги на столе и села в кресла.

Василий Петрович оцепенел. Почему они здесь? Мы так не договаривались. Да что б мне провалиться на этом месте. Паника не заставила себя ждать. Он для успокоения постучал себя ладонью по груди. Приятная ткань майки, как будто, общалась с ним через прикосновения. Ты самый сильный. Ты всех победишь. Твой огонь всех одолеет. Ты наш Пан.

Урсула включила микрофон.

— Господа́ и дамы. Рада всех приветствовать на саммите мира. Прошу слово Василию Голобородько, — она нажала на кнопку и все шторы на окнах автоматически начали опускаться до пола. Теперь не ясно было, какое время дня за окнами. Такие требования безопасности.

Василий Петрович взял петличный микрофон и стал закреплять его на воротнике. Зажим микрофона никак ему не поддавался. В руке он срабатывал, а на майке никак. Блин. Укололся пружиной. Так, спокойно. Он обратился к своей майке. Давай дружить, прими этот микрофон.

Ему показалось, будто воротник сам оттопырился и микрофон сел на него как родной. Двигаемся дальше. Он вышел в центр круга, по которому были расставлены столы делегаций. Закрыл глаза. Опустил голову. Приложил одну руку к сердцу и начал говорить на своём государственном языке.

— Дорогая Урсула. Спасибо за организацию этой важной встречи для всех нас. Для моего народа, — петлица микрофона жалила его в шею и сильно отвлекала.

Его отвлекало все́ и всё. Потому что, такого сценария он не отрабатывал. Русские здесь. Господи, они здесь. Я не смогу им врать. Этот проклятый микрофон. Эта проклятая майка. На кой хрен ты мне пере́чишь? Он сжал ткань майки в кулак на уровне солнечного сплетения. От такого сильного зажима обычно пальцы немели, а тут он почувствовал тепло в руке. Теперь приходилось играть. Ему было невыносимо обидно, больно, стыдно внутри. Но на его лице было лишь выражение слабого дискомфорта. Он быстро достал смартфон. Открыл приложение правительства, выбрал какие то пункты, что-то смахнул на экране. Не сразу получалось. Но видимо какие то манипуляции его удовлетворили. Потом приложил палец для отпечатка, дальше вытянул руку со смартфоном на уровне глаз, провёл сканирование лица. На смартфоне появился зелёный экран, подтверждающий действие президента. В зале была полная тишина. Ну что там этот клоун опять вытворяет?

Смартфон был выключен и у́бран в карман.

— Господа́, прошу всех засвидетельствовать моё глубочайшее сожаление. Вынужден признать свои ошибки. Как перед своим народом, так и перед Вашим. Сейчас я подписал приказы о нашей демилитаризации. Всё министерство обороны сложило полномочия. Моё правительство распущено, — он сделал паузу, подождав, когда всем переведут с мовы. Джо проснулся.

Тишина сменилась шепотом и звуками шуршания бумажных листов. Не ждали такой актёрской игры? А она уже не актёрская, господа хорошие. Он сделал вдох и повернулся к столу делегации, прибывшей позднее всего. Рука по прежнему сжимала ткань майки. В пальцах уже было нестерпимо жарко, а глаза предательски стали влажными.

— Пан Володымыр Володымырович. С этого момента всем моим войскам дан приказ отходить назад в свои части. Все за́нятые нами территории будут освобождены в течении двадцати четырёх часов. Прошу вас в свою очередь дать приказ о прекращении огня ваших войск. Пожалуйста, давайте остановим это кровопролитие наших братских народов, — вот теперь он всё сказал.

Это всё, что он хотел сказать за эти годы. Он посмотрел на другие делегации. Они ещё не дослушали перевода. Вы мне всё время ставили границы, что бы мы отдалялись от своих братьев. Запрещали им с нами вести переговоры, мириться. Вы заставляли меня избегать встреч с Москвой, а Москва это же мой второй дом. А Россия, это моя вторая Родина. Да как вы смели, ироды прокля́тые. Мой гнев уже сжигает меня изнутри. Жжёт моё сердце и грудь.

Вот вам. Получите, суки, заднепри́водные. Не буду я больше вас слушать и смешить. Я больше не ваш слуга. Да, наверное, мне осталось недолго. Но зато я положу конец смертям тысячам других людей сейчас и в будущем. Вы меня низве́ргните, расто́пчите. Моя семья у вас на крючке. Но я не могу больше терпеть. С него уже градом лил пот

— Василий Петрович, вы в порядке? — Урсула спросила в микрофон.

Он не обратил на неё внимания. Василий Петрович уже был полон решимости. И обводил всех взглядом. Какие же вы, все, мерзкие твари. Супостаты. Проститутки. Всё текут у вас слюни на Русь матушку.

— Хрен вам. Делайте со мной, что хотите. Не полу́чите вы третьей мировой. Говнозадые ублюдки. Боже. храни Крайну, — он разжал наконец-таки ладонь.

На ладони как будто был ожог. Он легонько похлопал себя по груди. Губами шёпотом пропел: "Орлята учатся летать". Боль не ушла. Он сильнее размахнулся, чтобы больше забрать воздуха и охладить ладонь. Раз, два. Ладонь смачно так хлопала по ткани. А ткань как будто говорила с ним. "Пан прэзыдэнт. Маниви уклынша усроки. Вси онив курвы. Смирти им адцкие".

Анна-Лена сильно сжимала свой немецкий флажок. Что тут происходит? Что за клоунада? Вчера же обсуждали, как всё должно быть. Буднично. По бю́ргерски. Цинично. Что этот клоун-пианист тут устроил? Истеричка. Все твои беженцы сегодня же будут и́згнаны из дойчланда.

Она вгляделась в Василия и ей показалось, что от удара о майку он выбил немного пыли. Что за ерунда? Потом ещё раз. Он увеличивал удары себе о грудь. И это была не пыль, а реальный дым. Что за чертовщина. И во время ударов, из под майки немного проскакивали искры, как от угля на мангале. Этими ударами он как будто раздувал пламя.

Василий Петрович подходил к каждому столу, заглядывал в глаза сидящим. Бил себя в грудь. На руке уже был заметный ожог. Кожа пузырилась. Смотрел бешеным взглядом. Чехи, литовцы, итальянцы. Да сколько же вас здесь ублюдков? И орал:

— Орлята учатся летать. Мы орлята, а вы нет. Я пан Орлёнок, — под майкой уже было нестерпимо горячо. Василий Петрович пребывал в экстазе и боль его волновала в последний момент.

Он прошёл круг, и остановился около русских.

— Пан Володымыр, пан Орёл, — он уже рыдал. Ещё раз всмотрелся в это единственное здесь родное лицо. И ему показалось, что лицо было другое. Неуловимо, но другое. Кто ты? Перед кем я тут выстёгиваюсь? Да, я клоун. И я — в цирке. И за это представление вы дорого запла́тите.

Он подключил вторую руку к ударам по груди. Орлята теперь уже имели стойкий ритм песни. Его майка начала искрить. Из под ударов на пол падали искры, похожие на шарики металла от сварки. Дым уже был таким плотным, что доставал до потолка. Но датчики задымления почему то не подавали индикации активности.

На столе французов телохранитель что-то выкрикнул и всем телом накинулся на своего президента Эммануэля. В это время, мимо них пробега́л пан Орлёнок приставными шагами. Он оставлял следы искр и угольков.

И тут что-то в его майке переменилось. Она стала ярко-оранжевой и видимо температура уже была такая большая, что в своём очередном орлином полёте-прыжке, пан Орлёнок потерял сознание от боли. И пока он ещё не приземлился, произошла детонация и взрыв такой мощности, что всё вокруг превратилось в раскалённые куски солнца.

# # #

На лавочке уютного гостиничного сквера сидели два человека. У одного в руках был бинокль. Человек всматривался сначала в альпийскую долину, потом на далёкий залив, а потом на комплекс отелей на той стороне. Среди зданий выделялось самое большое, с высокими окнами на несколько этажей.

Мужчина, глядевший в бинокль сказал по-китайски:

— Шторы опущены, Мэй.

Ему ответила женщина по-китайски:

— Продолжай следить, Ли Хун.

Ли Хун выкрутил настройку окуляров, чтобы окно было видно максимально детальнее. Он смотрел на часы, потом в смартфоне отмечал какие-то показатели.

Ли Хун и Мэй уже неделю жили в этом швейцарском уголке. Они отметились как китайские туристы в гостевых карточках. Их задачей было наблюдение за противоположной стороной альпийской долины. Они частенько отвлекались на сказочные красоты склонов. Вот уже семь дней они наблюдают за гористой природой, но интерес на неё смотреть не пропал ни на капельку.

— Ли Хун, внимание. Зафиксирован запуск орлиного шва. Смотри внимательнее, — Мэй смотрела в экран планшета, на котором была карта с круговыми диаграммами, движущимися цветными точками и стрелками.

— По расчетам ждём три-пять минут, — Ли Хун так жадно всматривался в бинокль, что уже забыл про его существование. Бинокль как будто стал частью него.

— Смотри какое возмущение дают эти швы. Скоро рванёт, — Мэй показала планшет. В точке на карте было красно-оранжевое пульсирующее пятно.

Вдали наблюдаемое здание сквозь свои окна выпустило пар. Потом яркий свет. Крыша порвалась на мелкие кусочки и вздыбилась. Каркас здания пошатнулся в одну сторону. И это всё было в абсолютной тишине.

Три, пять секунд. Эхом на всю долину донеслось: б-у-у-у-у-м. Окна их отеля отреагировали вибрацией, но ничего не разбилось.

Животные мирно пасущиеся в долине минуту назад, с максимальной скоростью бежали в разные стороны в панике.

— Здание заседаний больше не существует. Сколько сила взрыва? — спросил Ли Хун.

— Около трёх килотонн, судя по данным со спутника. Шансов там ни у кого не было.

— Вот тебе и польские ткачихи.

— Паночки-орлушки, — поправила его Мэй.

— Кто такое дебильное название придумал? Неужели такой город существует? — Ли Хун всё ещё наблюдал уже за горящими развалинами.

— Теперь да, мы его создали во всех картах задним числом. Середина семнадцатого века. Династии известных ткачих и мастеров особой древней техники. Название сгенерировала наша нейронка по истории славянских западных народов. Даже Тю́чич не заподозрил ничего. А нам важно было, что лаборатория в Польше должна проработать уже как минимум 3 года, .

— А что вплетали в ткань майки?

— Ге́гро-бутановый состав. И каждая ниточка прошла через заговор бабушек. А бабушек этих мы собирали со всей Польши. К сожалению, их древнее колдовство без нашей нейротехнологии, просто история из детской книжки. А вот каждая ниточка получилась живой. Со своими мыслями и ментальным общением.

— Хозяин майки наверное с ума уже сошёл от такого общения?

— Пока нет данных. Но наш пан Орлёнок с утра уже накачал себя снежным порошком. Дурень. Но нам это даже на руку. Два года: и он ничего не заподозрил. Галлюцинации были в рамочках его сознания.

— А что послужило ключом к детонации?

— Мы вводили ритмы старых советских песен из его предполагаемого детства. Что то про орлов, или про орлят. Почему же, правда, он запустил это сегодня?

— Это уже вопрос к специалистам по журналам архивов. Что он там с майкой своей решил выяснить, не известно. Может быть, какое то эмоциональное потрясение пережил. Последние три года его жизни вообще не способствовали спокойной жизни. А может совесть замучала по-человечески, но я так не думаю.

— Да, знатно рвануло. В Поднебесную я отчёт уже скинула. Русским тоже скинула. Пришло подтверждение, что прочте́но их президентом.

Ли Хун чуть не поперхнулся.

— Как? Президентом? Разве он не там? — и показал рукой на клубы дума вдалеке.

— Твой уровень доступа не все детали операции освещает. Там был его двойник. Возможно самый лучший. Теперь он герой посмертно. И вся семья его будет под нашей защитой, — Мэй рассматривала за остатками разбегающихся овец на склоне.

— Судя по "звёздному" составу участников этого саммита, в итоге на этом континенте осталось только 2 больших сильных лидера: Китай и Россия? — Ли Хун посмотрел на Мэй, на её развивающиеся волосы лёгким швейцарским ветерком. Как же она была красива, да и ещё на фоне этого сказочного уголка.

Она отложила планшет на скамейку. Повернулась, поправила волосы, ладонями обняла лицо Ли Хуна и тихо сказала:

— А лидеров и было всегда два. Ты и я.