Загорские ведомости

Нестора Нимовича Лихо, действительного статского советника, члена Священного Всемудрствующего Синода, а ныне волею судьбы и случая начальника уголовного сыска города Загорска, расположенного в паре сотен верст от Твери в окружении полей и лесов, беспокоил упырь. В такой близости от Москвы этих чудищ отродясь не видели, но все свидетельские показания, собранные Михайло Потаповичем Залесским, одним из немногих толковых работников местного сыска, в один голос твердили — упырь. Вот как есть упырь! Хош на Библии тебе поклянусь, хош на идоле каком, хош самим Государем. Клятву на Государевом лике Лихо принял, покивал, изучил показания, но ни к каким выводам не пришел.

Дело, по которому он был послан в Загорск полгода тому назад, также выходило темным и запутанным, но одно ясно было с первого взгляда: ведьмак расшалился. Как поступать с ведьмаками, Лихо знал, и не колебался ни минуты, когда вычислил убийцу. Сожалеть — и то призрачно, скорее благодаря выработанной годами привычке — он мог только о том, что поймал преступника слишком поздно, когда на руках того уже была кровь полудюжины невинных. Не колебался. Не остановила его ни высокая должность ведьмака — а был тот прежним начальником уголовного сыска; ни его родство с Михайло Потаповичем Залесским, к которому Лихо испытал некое подобие симпатии, насколько вообще был способен на чувства. Пресек жизнь ведьмака, как и положено члену Священного Всемудрствующего Синода — мечом огненным, душу черную, истекающую дегтем собрал в сосуд и отправил в Петербург. Сам остался, потому что без начальника сыска городу никак. Если ведьмак, да еще на такой высокой должности, расшалился, то следом за ним и другие потянутся.

В общем, все тогда вышло в конце концов просто и ясно. Сейчас же был у Лихо труп, обескровленный, точно выпитый досуха. Были свидетели, говорившие о некоем чужаке бледном сумрачного вида. Даже девица была, немочь бледная, прикованная к постели. Походила она на полотно Поленова, чем Лихо смутно нервировала. Но сомнений нет, именно такие девицы привлекают упырей, знать бы еще, чем.

Одного только не было: уверенности в том, что упырь этот вообще существует.

Лихо скомкал листы с показаниями, поднялся из-за стола и подошел к окну. Лето было, нежное, томное, совсем нежаркое. Ночью — грозы, а поутру тишина такая, что Лихо даже начинал тосковать по городскому шуму. И сирень цвела по всему городу, пышная, махровая, белая, ароматная настолько, что воздух густел. Лихо, обычно к запахам излишне чувствительный, не переносивший ни табак, ни кофе, ни розы — их разводила соседка его на Каменном острове — упивался этим сладко-горьким ароматом.

Кровью еще пахло. Неприятностями. Горем. Небольшим таким, личным горем, слезами пахло. Присев на подоконник, Лихо высунулся наружу, оглядывая тонущую в сирени улицу. С запада тянуло, оттуда, где плавным изгибом скрывали горизонт четыре холма-пупырышка, которые здесь именовали со смешной гордостью «горами». Не смерть, нет, поменьше несчастье.

Скрипнула дверь, хорошая, с понятием. Двери тихие, открывающиеся бесшумно, Лихо не признавал, так же как и половицы, не отдающиеся скрипом на каждый шаг. Подкрадываться к себе со спины он не позволял.

В щель просунулась косматая, вихрастая голова Михайло Потаповича Залесского, которого все в городе звали Мишкой, и даже Лихо то и дело язык прикусывал. Залесский и в самом деле походил на ручного медведя, огромного, немного неповоротливого, на котором модный костюм с жилетом пикейным сидел нескладно. И волосы вихрастые пригладить не удавалось еще ни разу на памяти Лихо.

- Можно к вам, Нестор Нимович? - поинтересовался Мишка густым баском.

- Заходите, Михайло Потапович, - кивнул Лихо и вернулся за стол. Показания свидетелей поднял и разгладил. За проявление досады было немного стыдно.

- Вы уж не обессудьте, Нестор Нимович, но у нас еще один покойник, - потупился Мишка, протискиваясь в комнату.

- Что за покойник?

- Так снова этот, упырь, - Мишка поморщился. - Обескровленный. И в тех же краях, возле речки.

- Что же это получается? - Лихо постучал по породистой переносице с горбинкой. - Совсем, получается, оголодал бедняга, если двух за сутки скушал. Нет, Михайло Потапович, ерунда какая-то выходит. Едемте, на месте разберемся.

Надев сюртук и шляпу, Лихо стремительно вышел из комнаты, велев подать коляску. Мишка, смиряя свой необычайно широкий шаг, шел следом, кратко пересказывая нынешние обстоятельства, которые, впрочем, в точности напоминали вчерашние. В дверях Лихо остановился и кивнул дежурному:

- Направьте городового к Горам, несчастье там случилось.

Дежурный подавился своим удивлением — привыкать стали понемногу — и бросился на розыски городовых.

- И пусть собак возьмут, - посоветовал Лихо вполголоса. - На всякий случай.