Ласковое весеннее солнце прогревало улицы Осло. Снег начал сходить с гор, ветер становился мягче, свежее. Всё вокруг будто просыпалось, готовясь к лету.
Я, как обычно, устроился на своём месте — на набережной Акер Брюгге. Здесь всегда царила оживлённая атмосфера: туристы, уличные музыканты, дети с мороженым, влюблённые пары. А значит — и заработок был неплохим. За пару крон я рисовал портреты: старикам, семьям, случайным прохожим.
Мне недавно исполнилось двадцать. Я только окончил университет и отчаянно не хотел шагать в унылый офис, где всё живое выгорает за серыми мониторами. Душа требовала чего-то настоящего — жизни, наполненной искусством, а не сухими отчётами.
Поэтому я приходил сюда — с мольбертом, карандашами и лёгкой небрежностью в душе. Люди получали от меня портреты, а я — их эмоции. Часто они говорили, что мои работы достойны галерей. Я усмехался — немного смущённо, немного несерьёзно. Но, может быть… они были правы.
Закатное солнце отражалось в воде, переливаясь оттенками золота и меди. Яхты лениво покачивались у причала. Люди смеялись, делились историями, разговаривали — а я работал за мольбертом, заканчивая портрет пожилой пары.
Когда работа была завершена, они поблагодарили, оставили чаевые и сказали:
— Никогда не бросай это дело. У тебя настоящее будущее.
Я с улыбкой кивнул. Такие слова всегда отзывались во мне особенно. Они не просто платили — они верили.
Вытирая кисти о старую тряпку, я на секунду задумался. Внутри зрело нечто важное, когда живёшь искусством.
— Простите... можно и мне портрет? — послышался женский голос. Приятный, сразу привлёкший внимание.
— Конечно, присаживайтесь, — отозвался я автоматически, не поднимая глаз. — Минуточку, достану новый холст.
Я повернулся к сумке, достал чистый лист, закрепил его на подрамнике... взял кисть — и замер.
То, что я увидел, выбило из лёгких весь воздух.
Передо мной сидела она.
Такой красоты я ещё не встречал. Настолько, что забыл, как вообще дышать. Рот сам собой приоткрылся — будто разум не успел дать команду телу скрыть изумление.
— Что-то не так? — неловко спросила она. Щёки её порозовели.
— Всё... просто прекрасно, — с трудом выдавил я, чувствуя, как пересохло в горле.
— Никогда раньше меня никто не рисовал, — её взгляд был открытым и тёплым. У меня задрожали пальцы.
— Получается, я у вас первый... — выдохнул я и тут же запнулся. — То есть, как художник.
Внутренне съёжился от неловкости, но она лишь тихо хихикнула.
— Я поняла, — её голос будто смягчил воздух между нами.
Я наметил первые линии, стараясь уловить её черты. Белоснежные волосы трепал ветер. Глаза — зелёные, как ранняя весна, — сияли в закатном свете. Я почти не произносил ни слова, чтобы не разрушить магию момента. Лишь прищуривался, всматриваясь в мельчайшие детали — хотелось запомнить каждую черту её лица, изгиб губ.

— А вы где-то учились? — вдруг спросила она.
— Что? — очнулся я, словно вынырнув из подводной дремы.
— Рисовать. Вы учились этому?
Я усмехнулся.
— Нет. Сам. Все школьные тетради были изрисованы, а потом... стены в комнате стали моими первыми холстами.
Я на миг отвёл взгляд — перед внутренним взором всплыло прошлое.
— Родители не ругали вас за это? — с озорной искоркой спросила она.
— К счастью, нет, — улыбнулся я. — Им было важно, чтобы я не связался с дурной компанией. Всё остальное их не волновало.
Наши взгляды встретились.
— У вас красивые глаза, — неожиданно сказала она.
Я едва не выронил кисть.
— Мне кажется, вы добрый человек, — добавила девушка, а её взгляд проник прямо в меня, оставляя внутри странное, почти трепетное ощущение.
— Возможно, вы правы… — прошептал я, чувствуя, как сердце пропускает удар.