Заклятые возлюбленные

Нет ничего лучше, чем пугать людей до полусмерти.

Разговориться с ними, втереться в доверие, очаровать и обаять, возможно даже выпить за компанию. А после, когда окончательно жертва расслабится, показать ей своё истинное лицо.

Точнее, отсутствие лица.

Есть в каждом ёкае-нопперабо такая примечательная деталь во внешности, которая до одури пугает даже самых храбрых людей. В естественной форме их лица гладкие, как яичная скорлупа. Странное дело, но обывателей почему-то страшно пугают не кровожадные оборотни, а милейшие обаяшки, у которых попросту нет глаз, носа и рта.

Нопперабо Тоцука считал, у людей попросту нет вкуса.

Ну кому в мире интересны все эти лица, с их бровями, глазищами и пухлыми губами?! Да у каждого первого во всём мире есть нос! Разве это не скучно?!

Впрочем, неважно. Глядя в зеркало на свой гладкий и бледный лицевой овал, нопперабо приказал себе измениться. Секунда — и вуаля! Карие глаза, брови, нос и губы. Картину довершали соломенные волосы — слишком броский и приметный цвет для японца, но по какой-то причине именно он был странно привлекателен для женщин.

Тоцука рукой зачесал волосы назад, окинул себя критическим взглядом. Деловой костюм, дорогие туфли и не менее дорогие часы. Этой ночью успех среди дам ему обеспечен.

Он раскрыл губы и осмотрел зубы. Эта часть тела всегда казалась ему самой подлой в человеческом организме и самой коварной. Полезны, красивы и капризны настолько, что люди страдают от них гораздо чаще, чем от ёкаев.

— Кого ты с такой рожей хочешь соблазнить? Слепых или безглазых?

Тоцука закатил глаза. К нему обращалась его дражайшая сестрёнка — ёкай ия-я, которую звали Аой. Она отличалась красивой, женственной фигурой, но при этом в лице Аой был дефект. Кого бы она ни копировала, лица получались оплывшими, старыми, искажёнными до такой степени, что у всякого такое зрелище в лучшем случае вызывало инфаркт.

В худшем — человеку приходилось жить и общаться с Аой.

Тоцука оправил галстук, одёрнул пиджак и только после этого взглянул на сестру.

— Ты что-то проблеяла?

Аой зачесала назад роскошные волосы и пальцами провела по новому лицу. Зрелище потрясающее, незабываемое, сногсшибательное — такое не вправит ни один пластический хирург.

Она улыбнулась, увидев его реакцию.

— Как я выгляжу, братик? Как деликатес?

— Да. Который уже ели.

Она подкрасила губы в чёрный, улыбаясь.

— Это замечательно! Я испорчу вечер всем, кого только увижу!

У Аой всегда было извращённое чувство юмора. Ну как можно было так грубо, так в лоб пугать людей?!

Пугать нужно так, чтобы после одного свидания человеку требовались годы психотерапии. Иначе неинтересно.

На самом деле, человеческие эмоции — такие густые и насыщенные — были не просто развлечением или капризом ёкаев. Они были их пищей. Любимые эмоции зависели от вида и вкусовых предпочтений сверхъестественных тварей. Например, ия-я питались любовью и страхом, морё предпочитали агонию, а они — похоть.

Нопперабо питались по настроению. То звонким смехом, то истошным криком, то томным шёпотом.

Сегодня у Тоцуки было настроение вызывать симпатию. И, быть может, пару оргазмов.

— Пожелай мне удачи, сестрёнка.

Аой окинула его долгим, оценивающим взглядом.

— Ну да, она тебе понадобится.

Тоцука вновь закатил глаза и вышел из дома. Ночной Токио швырнул ему в лицо осеннюю морось, запахи сырости, пыли и выхлопных газов. Контраст с теплом дома, его светом и уютом был настолько разительным, что нопперабо едва не лишился облика.

Парень потянулся, привыкая к ночному мраку, вбирая его в себя, наполняясь им. В воздухе искрили разреженные эмоции — ночь всегда полна ими, словно туманом несбыточных надежд. Тоцука обожал тёмное время суток — в это время проще всего зацепить жертву на крючок и сложнее всего нарваться на тех, кто ненавидит ёкаев.

Тоцука сел в машину и выехал с парковки. Чёткого плана на ночь у него никогда не было — парень всякий раз плыл по течению и совершенно не боялся быть пойманным на очередной шалости. Пару раз Тоцука ввязывался в драку, иногда заводил романы на постоянной основе, даже обзавёлся полезными связями. Некоторые ёкаи не одобряли такую тесную связь с людьми, но Тоцуку это мало волновало. Он вообще не скрывал от людей факта существования сверхъестественного.

Другие ёкаи часто обвиняли его в эгоизме и самонадеянности, которые однажды приведут к беде. Какое счастье, что Тоцуке было плевать.

Он уловил дымные завитки чувств в воздухе, ощутил манящий аромат клубники и персика. Прекрасные эмоции. Так пахнет жажда любви.

Вот и жертва. Тоцука улыбнулся, взглянул в зеркало на своё слишком человеческое лицо, зачесал волосы назад. Завихрения чувств шли из бара — довольно дорогого, элитного, — но с не самой лучшей репутацией. Дело даже не в том, что здесь устраивали бурные вечеринки, что сюда часто приезжали полиция и скорая, а посетители часто хотели близости на одну ночь — и порой хотели очень настойчиво. Таким может похвастаться каждый бар в Синдзюку.

Дело во враждебных ёкаях.

Не все оборотни друг с другом ладили, а к нопперабо отношение всегда было особенно прохладным. Всё потому, что у нопперабо звериная суть была так хорошо замаскирована, что практически атрофировалась, на них не влияли лунные фазы, им было легко подстроиться под людей, но при этом сохранить независимость. Ни один нопперабо не будет служить человеку, как бы сильно человек ради этого ни изощрялся.

Но Тоцуке больше нравилось думать, что оборотни не любили его за восхитительное чувство юмора.

Проклятые завистники.

Он вышел из автомобиля и прикурил сигарету. От бумажного цилиндра шди ароматы вишнёвого дерева, корицы и шоколада — лучшего трио для соблазнения женщин.

Тоцука поправил галстук, улыбнулся, толкнул дверь в бар. Довольный собой — таким сногсшибательным и невероятно красивым — он прошёл внутрь. Надменный взгляд, бодрый вид и дорогой костюм — большего и не нужно, чтобы понравиться жаждущей любви женщине.

Занятый этими мыслями, нопперабо прошёл мимо столиков, сцены, прямиком к барной стойке.

И в какой-то момент замер, выронив изо рта сигарету.

Тоцука перестал дышать. Тёплый воздух вокруг стал таким плотным, что начинал душить. Лоб покрылся испариной, липовый облик исказился и стал стекать с лица, словно таящее мороженое.

Парень потёр лоб, тряхнул головой. Он не сразу заметил, что стоял на чём-то сияющем, тёплом и состоящим из чистой магии.

Приплыли. Он стоял посреди круглой печати-ловушки, испещрённой сложными, плавающими в воздухе кандзи. Среди всех слов Тоцука разобрал только "узник", "слабость" и "покорность".

Тоцука хохотнул, падая на колени. Охотники на демонов были ловкими, хитрыми и пронырливыми людьми, однако письмена составляли, как умственно-отсталые.

— Какая прелесть, — произнёс женский голос. — Нопперабо.

— И тебе привет, — прокряхтел Тоцука. Лица почти не было, но это не мешало ему говорить и видеть. И видел он только мерцающую муть. — Стерва.

Он рухнул без сил, видя перед лицом только стройные ноги в туфлях на высоком каблуке.

***

К ёкаям ведьмы относились с особенным дружелюбием: если эти твари вторгались на территорию ведьм, их ожидала немедленная смерть.

Если же ведьма вторгалась к ёкаю, то женские особи стремились над ней подшутить, а мужчины пытались соблазнить. А после, конечно же, подшутить.

Разумеется, не все ведьмы были агрессивными, но к Рен это не относилось. Для неё ёкаи были хуже тараканов: обитали по всей Японии, вредили людям, а порой и становились причиной чьей-либо смерти.

Но кое-каким полезным свойством обладали даже эти мерзкие создания. Это жизненная сила. Если её забрать, присвоить себе, обуздать, можно ненадолго восполнить истощённые магические силы и сотворить мощное колдовство на благо людей.

Вот, например, эти печати. Ёкаи не ощущали их, пока колдовские знаки не начинали действовать.

— Я знал, что по Синдзюку бродят сплошные черти. Но не буквально же! — произнёс бармен.

— В мире вообще много того, о чём не знают люди, — ответила Рен.

Она смотрела на свой сегодняшний улов. Красный они, хонэ-отоко, некомата, хання и нопперабо. Неплохо. Женская похоть, распылённая по округе, всегда легко привлекает внимание легковерных мужчин.

Тех самых мужчин, которых запросто можно продавить и приручить.

Увы, ёкаи не доживут до этого момента. Когда их жизненная сила будет исчерпана, — а случится это очень скоро — огонёк, поддерживавший в них жизнь все эти годы, окончательно угаснет, не оставив даже пепла. Ёкаи приходят в мир со вспышкой эмоций, живут ярко, а уходят незаметно, оставляя после себя только холодный ветер.

Рен закрыла бар, опустила жалюзи и включила свет, чтобы осмотреть пленников получше. На самом деле, изучать жертв следовало подальше от людей, но сейчас ведьме было плевать на предосторожность. Она спешила. Да и бармена она заколдовала. Сейчас он влюблён в неё до безумия, а утром не вспомнит даже начала этого томного вечера.

Рен присела на корточки перед они, проколола палец, взяла его гигантскую алую ладонь и кровью нарисовала одно сложное кандзи. Оно означало "раб".

У Рен тоже было подобное кандзи, но на особом месте — у левой груди, поближе к сердцу. Метка была едва заметной, бледной, но обладала простым и понятным значением. Оно означало "хозяйка".

Они не проснулся, как и хонэ-отоко. В принципе, силы двух ёкаев ей бы хватило на пару месяцев, но упускать другие экземпляры не хотелось. Поймать их в последнее время было непросто: демоны становились хитрее, осторожнее и прятались, если в их город приезжала Рен.

Она знала, что ёкаи сочиняли о ней жуткие легенды, даже дали какое-то прозвище. Но на это ей было совершенно плевать.

Некомата дернул черными хвостами, когда Рен оставила печать на его когтистой ладони. Хання что-то болезненно простонал, но не проснулся.

Рен остановилась у неподвижного нопперабо. Этот ёкай интересовал её меньше всех. Во-первых, все нопперабо поступают бесчеловечно с теми, кого очаровали, заворожили, кому вскружили голову. Такие типы не вызывали у Рен ничего, кроме холодного омерзения.

А, во-вторых, магии в них не так уж и много. Нопперабо сами нуждаются в подзарядке от людей, и для ведьмы в них мало пользы.

Она сверлила взглядом гладкий овал лица, представляла на его месте совершенно чужую надменную физиономию и скривилась от презрения. Этому человеку следовало исчезнуть из её мыслей, но ведьма упрямо цеплялась за жестокие чувства.

Рен могла втоптать нопперабо каблуками в пол, могла избить лежачего, могла добить его на месте, направив в него концентрированный заряд проклятий.

Но сдержалась.

Такой ублюдок того не стоил. На мужчину, который бегает за каждой короткой юбкой не следует тратить силы.

Тем более, что силы ей как раз очень нужны.

Рен вздохнула и опустилась на колени перед безвольным телом. Нужно и на него нанести печать. Он пришёл сюда неслучайно. Да и вообще, когда дело касалось ведьм, случайности были исключены.

Каждым поступком любой японской ведьмы руководил великий господин Эмма-О — жестокий повелитель восьми огненных и восьми ледяных адов. Эмма-О был источником магических сил ведьм, даровал каждой могущество и власть, а взамен владел их мыслями и побуждениями. Он приводил ведьм к людям и людей — к ведьмам.

А значит и нопперабо привёл к ней Эмма-О.

Закрыв глаза, ведьма сложила руки в молитве и негромко произнесла мантру, моля Эмма-О простить её за сомнения и пренебрежение его даром.

Только успокоив совесть, Рен сжала ладонь ёкая. Слишком тёплую, слишком твёрдую для такого слизняка. Длинные пальцы, натруженные руки, крохотный шрам на безымянном пальце...

Это насторожило ведьму.

Обычно ёкаев сложно ранить, все увечья на них затягиваются мгновенно. Потому шрам и привлёк внимание ведьмы — слишком инородным, слишком вычурным, даже жутким он был на этой гладкой коже.

Похоже, у безликого была своя история.

Не имеет значения. Скоро его жизнь всё равно закончится.

Рен нарисовала кандзи кровью и ощутила едва заметное покалывание в кровоточащем пальце. Она нахмурилась. Что-то определённо было не так, её ведьминские силы странно реагировали на нопперабо.

— Не так быстро, выскочка.

Глаза Рен округлились. Нопперабо приподнялся, подтянул колено к груди, упёрся в него локтем. У него не было лица, но вся его поза выражала либо самодовольство, либо кокетство.

— Чем это ты здесь балуешься? Магия тюремных уз?

— Тебя это не касается.

— Да что ты говоришь?

Рен отвела взгляд в сторону. Её было легко смутить — и это было единственным недостатком, который ведьма никак не могла в себе побороть. Меткая фраза, язвительная насмешка, неосторожное слово — и щёки вспыхивали, точно сигнальный огонь.

Использовать магию для неё всегда было гораздо проще и эффективнее, чем учиться общаться.

Нопперабо тряхнул соломенными волосами, убрал их назад и вновь нарастил себе лицо — то же, с которым он вошёл в бар. Он улыбнулся, подмигнул девушке, печать тюремных уз на его ладони засияла алым.

Рен вздрогнула, опустив руку на сердце. Что-то точно было не так! Обычно, когда пленённый ёкай использовал магию, часть его жизненной силы передавалась ведьме. За это магию тюремных часто называли паразитической — из-за очевидной аналогии.

Но сейчас всё было наоборот. Ёкай питался её силой.

— Ты, — процедила Рен, — мерзкий паразит...

— Очень даже симпатичный.

— Как ты это сделал?!

Нопперабо улыбнулся так ехидно, так хитро, словно это был не слабый безликий демон, а жестокий девятихвостый лис в овечьей шкуре.

— У каждого свои секреты. Верно, Наито-тян?

Девушка побагровела, но уже от злости. Её фамилия. Каким-то образом этот бесполезный ёкай узнал её фамилию!

— Не всё то, чем кажется. Мне думалось, моё лицо ясно даёт это понять.

Рен подпрыгнула с пола, не убирая ладони от сердца. Её метка на груди впервые за долгое время не источала жара, а становилась всё холоднее. В какой-то момент ведьме показалось, что если она коснётся кандзи, то её пальцы хрустнут и рассыпятся ледяной крошкой.

Рен зажмурилась и приказала себе успокоиться. Глядя свысока на нопперабо, она воззвала к своим силам. Магия отзывалась, её потоки направлялись в акупунктурные точки каждого пальца.

В гневе ведьма взмахнула руками, намереваясь одним точным заклинанием уничтожить дерзкого ёкая. Тьма сгустилась вокруг Рен, в ушах раздался привычный гул дикой, необузданной магии.

Рен ощутила силу в воздухе, чувствовала её физическое воздействие. Превратив магию в копьё, она взмахом обрушила её на нопперабо.

Но ничего не произошло.

Покраснев до корней волос, Рен махнула руками ещё раз, и ещё — уже энергичнее.

Магия не вырывалась из тела.

— Как мило с твоей стороны — обдуть меня ладошками.

— Заткнись! — процедила она, переведя взгляд на свои руки. — Как это возможно?..

Действительно, как? Рен была ведьмой сколько себя помнила. Все женщины в её семье были ведьмами. Каждая смогла обуздать силы Эмма-О, дарованные ей с рождения.

Как они могли исчезнуть?! Жалкий ёкай превзошёл повелителя Ада?!

— Давай поболтаем? — зевнул нопперабо. — Выпьем? Я как раз в хорошем настро...

— Слушай, ты, безрожий ублюдок...

— Тоцука, — поправил он. — Но для тебя — лучший в мире мужчина Ашигара-сан.

Рен скрипнула зубами.

— Где моя сила?

— Не знаю. А ты в сумочке искала?

Она вновь посмотрела на свои руки, сжала пальцы, расправила их. И замерла, увидев знакомый шрам на безымянном пальце.

Его шрам.

Что произошло?..

Тоцуке надоело сидеть на полу. Он поднялся и стало понятно, что он выше Рен на полторы головы.

Он лениво огляделся по сторонам, хмыкнул, осмотрев спящих ёкаев.

— Так ты та самая охотница на нас?

Рен не ответила.

— Эй, — нопперабо улыбнулся. — Я тоже не люблю ёкаев.

— Ты сам ёкай!

— Зато какой!

Он был доволен собой. Впрочем, а чему здесь удивляться? Этот мужчина хуже ядовитой змеи. Змеи сбрасывают шкуру только раз в год, а этот — по собственной прихоти.

Он меняется и питается силами Рен.

— О тебе ходит много слухов, Наито-тян. Хочешь послушать?

— Знать не желаю.

— А я всё-таки расскажу, — Тоцука обошёл её со спины. Его походка была так легка, словно он не ходил, а парил в воздухе. — Ходило столько слухов о твоей красоте, о грации и соблазнительности...

Рен бросила на него разъярённый взгляд.

— Но, вижу, они преувеличены. Сильно.

Она замахнулась и почти зарядила ёкаю пощёчину. Почти — потому что он увернулся.

— Но твоя сила необычна. Будет приятно её съесть.

На это Рен вновь было нечего ответить. Единственное, что она могла, — пригрозить своими матерью, бабушкой и сёстрами — сильными ведьмами Наито. Но выглядело бы это жалко, да и прятаться за чужими спинами Рен ненавидела.

— Ты, наверное, не знаешь, как мы прозвали тебя между собой.

В этом моменте девушка сломалась и заговорила. Ей попросту хотелось, чтобы этот невыносимый идиот замолчал.

— Ты сам сказал, что я красивая и сильная. Моё прозвище явно сложное и романтич...

— Бабака.

Рен на мгновение забыла и о ненависти, и о беспомощности. У неё опустились руки.

— Как..?

— Бабака, — любезно повторил Тоцука. — Интересная игра слов, не так ли?

Ещё бы. Её прозвище состоит из причудливого сочетания кандзи "старая" и "дура".

Мерзкие, гадкие ёкаи! Ей же всего 25!

Рен приказала себе не краснеть, но лицо совершенно её не слушалось.

О, великий Эмма-О! За что ты послал своей дочери такое испытание?!

— Ну ладно, я поехал дальше.

Она задохнулась от его наглости и схватила ёкая за рукав.

— Моя магия!

— Ты же ведьма, Наито-тян. Сама найдёшь ответ, как её вернуть.

Он мягко улыбнулся, окидывая её взглядом.

— А не найдёшь — тогда ищи меня. Твои новые друзья, конечно же, тебе в этом помогут.

Он кивнул на других ёкаев. Некомата приходил в себя с громким утробным мурлыканьем.