Закон тёмных перемен

ЗАКОН ТЁМНЫХ ПЕРЕМЕН... гласит:

Когда в небесах парит луань-няо[1],

Мир под её крылом безмятежен,

Спокойно сердце у Императора поёт

И небожитель не видит угрозы.

Но если тёмная переменная

Вдруг омрачит её светлый путь,

То хаос и мрак воцарятся.

Кто же получит своё искупление?

Каменные стены сотрясались от ударов снаружи с такой силой, что приближали тот миг, когда пещера, в которой находилось столь желанное сокровище, рисковала обернуться гробницей. Пыль и мелкие камни летели на голову молодому заклинателю, прорывающемуся вглубь коридора, тьму которого разгонял свет зажжённого талисмана. Он двигался так проворно и быстро, что, пожалуй, любой мужчина позавидовал бы его ловкости. Но мужчины никогда ему не завидовали, напротив, презирали и высмеивали. И, наверное, каждый, кто желал ему сдохнуть, не обрадовался бы тому, как резво он уносил ноги от своей смерти.

Пот крупными каплями стекал по лбу, в пещерах становилось душно. Обдирая плечи об острые камни, заклинатель наконец выбрался из длинного тоннеля в очередную пещеру. Ощущение пространства облегчило душу и побудило сделать глубокий вдох. На заклинателя нахлынул озноб, пробирая до мурашек. Но только когда он отдышался, то понял, что причина не в холодном сквозняке. Всё из-за будоражащей кровь энергии, которая подобно скользким волнам тумана вытекала из расселины, уходящей тёмным коридором в неизвестность.

Вновь загрохотало. Уже не так сильно, как в первый раз, однако это не значило, что преследователи задержатся надолго. Губы потрескались от холода, но куда сильнее заклинателю хотелось искусать их до крови от пульсации энергии, отозвавшейся в духовном ядре. Оно напомнило маленький уголёк, раскалившийся в глубине сердца, отчего ток ци[1] по меридианам ускорялся с каждым мгновением.

— А-Си[2]… — с придыханием пробормотал заклинатель, в ужасе рванув к источнику пульсирующей энергии. — А-Си!

Его голос разнёсся громким эхом по пещерам, но страх о том, что камни могли свалиться на голову, не так сильно пугал заклинателя. Духовная энергия его соратницы претерпевала изменения. А это могло означать только одно — она нашла его. И, судя по всему, вступила в контакт.

Заклинатель не слышал отдалённый грохот и звук собственного тяжёлого дыхания за панически нарастающим ужасом, из-за которого тело выжимало последние силы, чтобы ускориться.

В голове бился немой крик, усиливающийся с каждым словом: «Нет, нет, нет! Ты не можешь!». Но чем ближе он становился к пещере с высоким куполом, тем отчётливее ощущал пульс древней силы, пробуждающейся ото сна подобно персиковому дереву в начале весны. Стоило заклинателю наконец заметить свет, мерцающий на выходе из тоннеля, как ему показалось, что это белое сияние выжигает в нём не только надежду, но и то, ради чего он отправился в это путешествие.

Ради чего терпел издевательства и мучения всю свою жизнь. Ради чего забывал о сне и еде.[3]

Заклинатель боялся войти в зал, однако ноги принесли его туда намного быстрее, чем он успел остановиться. Простор пещеры поражал воображение, зубья сталагмитов и сталактитов грозно топорщились с потолка и пола, пока ясное сияние исходило от заклинательницы. Её длинные тёмные одежды, развевающиеся от волн воздуха, напоминали плавники экзотической рыбы. Волосы, убранные заколкой на затылке, растрепались, длинные пряди плясали в такт пульсации энергии, то и дело скрывая её молодое лицо. Словно цветок, подобный нефриту[4], её аскетичная красота пробивалась сквозь следы грязи и усталости, в раскосых глазах пылало удовлетворение. Заклинатель заворожённо смотрел на свою А-Си, испытывая болезненный трепет. Он увидел в ней лису, использовавшую могущество тигра[5].

Она всегда была его лучом надежды и поддержкой, но видя, как её рука сжимала рукоять цзяня[6], лезвие которого пульсировало благородным белым сиянием, у заклинателя всё оборвалось в душе.

— Цун Вэйси[7]… — обречённо пробормотал он, всё ещё не веря в происходящее.

Цун Вэйси словно не замечала его потрясения, а, возможно, расценила реакцию как глубокое удивление, отчего улыбнулась ещё шире.

— Ян Фан[8], — позвала она в ответ дрожащим от удовлетворения голосом. — Он признал меня.

Для Ян Фана её слова прозвучали сродни приговору, ком обиды и негодования застрял в груди, не позволяя сделать глубокий вдох. Он потрясённо хлопал ресницами, не в силах пошевелиться, даже несмотря на грохот, от которого сотряслись стены храмовой пещеры.

Во взгляде застыло непонимание.

— А-Си… — он всё пытался найти в себе силы преодолеть ошеломление и подобрать подходящие слова. Но всё, что ему удалось произнести, это одно единственно: — Почему?

Наконец Цун Вэйси заметила его эмоции, отчего радость быстро сменилась недоумением, а залёгшая между бровей складка подчеркнула недовольство.

— Потому что он звал меня, почему же ещё? Этот меч выбрал…

— Это должен быть я!!!

Обезумевший от горя крик пробился сквозь глотку, из-за гнева с губ слетела слюна, а взгляд налился такой обидой, которая едва не обратилась слезами. Ян Фан всю жизнь тренировался и терпел унижения ради этого момента, чтобы стать достойным и пройти испытание ради обладания божественным оружием.

— Ты говорила, что поможешь мне! — продолжал он. — Обещала не претендовать на божественное оружие! Как ты вообще тут оказалась раньше меня?! А если оказалась, ты должна была сторожить меч, а не красть его!

Лицо Цун Вэйси обрело холодную сдержанность, и пока свет меча медленно угасал, стабилизируясь, в Ян Фане сильнее закипала злость. Показательно схватившись за рукоять своего цзяна, находящегося в ножнах на поясе, он требовательно произнёс:

— Отдай его мне. Немедленно!

Он не понимал, что с ним происходит, почему так ярко пылали эмоции. Ведь Цун Вэйси была и оставалась единственным человеком, который заботился о нём, кто поддерживал и защищал. Может, он лишился рассудка от горя? Или же на него наложили чары? Иначе как объяснить столь жгучую ярость и отчаяние, вспыхивающие в сердце при одном взгляде на Цун Вэйси? И это её выражение недоумения, словно она не понимала причины его гнева.

Нет, она с самого начала… с самого начала хотела сделать это!

— Мне заставить тебя отдать меч? — чуть ли не сквозь зубы прорычал Ян Фан.

Наблюдая за тем, как растерянность в выражении лица Цун Вэйси медленно сменялась осознанием текущей ситуации, он решительно выхватил меч из ножен.

— Ты серьёзно? — до конца не веря в происходящее, спросила Цун Вэйси и приготовилась к атаке.

Ян Фан пытался бороться с обидой, но в нём росло непонятное чувство. Нет, не так. В нём росла сила, буря энергии, откликающаяся на свет, исходящий от божественного оружия. Он звал его. Да, точно, божественное оружие звало его, и произошла страшная ошибка.

«А ведь ещё не поздно стать хозяином меча», — подумал Ян Фан, и эта мысль окрылила его столь ободряющей надеждой, что он позабыл обо всём, видя перед собой лишь цель: вырвать меч из рук Цун Вэйси во что бы то ни стало. Вырвать меч из рук, которые поддерживали его в прошлом, чтобы обрести свой путь в будущем.

Цун Вэйси успела отреагировать на быструю атаку, отпрыгнув в сторону, а затем, подняв цзянь, обороняясь. Как только два клинка встретились друг с другом, яркий столп искр обжёг зрение, но не лишил Ян Фана уверенности. Стоило ему начать бой, как кровь закипела в жилах, ударяя в голову дурманом алчности.

Вся его жизнь напоминала кошмар. Над ним издевались, его погребли под грязью этого мира, втаптывая в землю, в то время как он был рождён свершать великие вещи! Он знал это, он чувствовал, и даже Цун Вэйси не удастся забрать его судьбу. Яростно нанося удар за ударом, используя гибкость стройного тела и преимущество в силе перед противницей-женщиной, Ян Фан с озлобленным рыком спустил с лезвия духовную проекцию меча.

Цун Вэйси отреагировала моментально, подняв оружие. Она неплохо сражалась в рукопашную, куда лучше владела заклинаниями, а в бою на мечах Ян Фан порой и проигрывал, — они не гнушались применять по отношению друг друга грязные трюки. Но в этот раз Цун Вэйси не взяла в расчёт нестабильную силу новообретённого клинка. Удивлённо охнув, Цун Вэйси отлетела прочь, сильно ударившись о стену пещеры, но не выпустив из руки меч.

Однако это не имело значения. Улучивший момент, Ян Фан использовал быструю поступь и, ослеплённый жадностью и злостью, налетел на Цун Вэйси, пробивая её грудь острым клинком.

Во взгляде чужих глаз заметалось непонимание, отрицание. Цун Вэйси смотрела на него, как на незнакомца, не в состоянии принять тот факт, что самый близкий человек нанёс столь сокрушительный удар. Руки, которые её обнимали, которые также служили для неё опорой, лишали её жизни.

Сердце Ян Фана стучало в такт бешено пульсирующей ци, течение которой разносило по телу блаженное удовлетворение. Он чувствовал себя голодным волком, наконец вцепившимся в шею зайца и познавшим вкус горячей крови. Но жажда, которую он утолил, отступила подобно волнам во время отлива, обнажая здравомыслие.

Он только что…

Нет… нет, нет… как же?..

Ян Фан не успел даже испугаться или осознать, что натворил, он увидел лишь ярость, загоревшуюся в глазах Цун Вэйси. Несмотря на боль от серьёзного ранения и угасающую жизнь, она отказывалась умирать. Воля тянула её прочь от смерти, что отчётливо ощущалось в ауре, которая начала пульсировать в пространстве. Сила исходила не только от Цун Вэйси. Меч, который она крепко сжимала в руке, наливался пылающим белоснежным светом, также отказываясь погибать, едва сделав первый глоток жизни.

Это поразило Ян Фана, он в ужасе, и в то же время заворожённо смотрел в глаза Цун Вэйси, наблюдая то, как решимость человека преодолевает Небо[9]. А ведь он думал, что именно ему небеса пророчили великую судьбу в награду за все лишения и трудности. Вот только он забыл, что не один шёл по этой тропе изгоя, с ним рука об руку следовала Цун Вэйси, и порой не просто следовала, а шла впереди.

Она была его частью, она была его судьбой. И в этот самый миг, ослеплённый вспышкой божественного оружия, Ян Фан осознал всю никчёмность своего существования перед даром небес.

[1] Ци — жизненная энергия, которая присутствует во всем; поглощая ци, культиваторы укрепляют тело и дух для дальнейшего развития.

[2] А- (кит. 阿) — обычно приставка «А-» добавляется к именам детей или слуг; или это нежное, ласковое прозвище.

[3] «Забыть о сне, забыть о еде» (кит. 废寝忘食) — стараться изо всех сил; трудиться не покладая рук; недоедать и недосыпать; усердно заниматься.

[4] «Словно цветок, нефриту (яшме) подобна» (кит. 如花似玉) — фраза передаёт идею о том, что человек обладает как нежным очарованием цветка, так и чистой элегантностью нефрита.

[5] «Лиса пользуется могуществом тигра» (кит. 狐假虎威) — хитрость и сила, использовать силу и авторитет других для того, чтобы добиться определённых результатов самому.

[6] Цзянь — китайский прямой меч, в классическом варианте с длиной клинка около метра, но встречаются и более длинные экземпляры.

[7] Цун Вэйси (кит. 從维熙) — идти навстречу защитному свету.

[8] Ян Фан (кит. 艳 芳) — полный красоты, прекрасный (о человеке); доброе имя; слава; талантливый человек, мудрец.

[9] «Решимость человека преодолевает Небо» (кит. 人定胜天) — твёрдость человека побеждает судьбу; силы человека преодолеют силы природы.

[1] Луань-няо (кит.鸾鸟) — чудесная птица в древнекитайской мифологии, чьё появление было возможно лишь в мирные времена.