Законное вмешательство

Похороны назначили в день её рождения.

Сообщение пришло, когда мы забирали из пекарни праздничный торт. Камелия никак не могла определиться с цветом ленточки для коробки — уже сорок секунд она тыкала в экран выдачи заказов, мурлыча под нос какую-то песенку. Я решил не отвлекать, поэтому придержал сообщение в буфере и продолжил наблюдать за ней, спрятавшись от посторонних глаз под потолком среди технических магистралей, выкрашенных медной краской.

Наконец Камелия подхватила коробку, которую выплюнул автомат, и я спустился. Сразу прикинул, сколько кусков торта разрешу ей съесть: нужно было следовать недавно начатой диете, посвящённой наращиванию мышечной массы. Учтя вес кондитерского изделия и заявленный производителем состав, сделал вывод, что Камелии придётся ограничиться задуванием свечей.

От услуги доставки торта мы отказались по просьбе госпожи Ван. По её мнению, корпуса сторонних дронов были неухоженными, а программы полёта — хаотичными. Так что, пока Камелия подвешивала коробку ко мне с помощью армированной полицейской лебёдки, я молча терпел. Она даже высунула язык от старания, но делала всё не так быстро и ловко, как хотелось бы: судя по немигающим взглядам, двое из шести посетителей за столиками уже снимали нас на видео. А может, вообще вели трансляцию. В итоге я не удержался и «крякнул» в их сторону спецсигналом.

— Айк, ты обалдел? — едва не выронив торт, прошипела Камелия. — Зависни смирно!

Я мог высказать наболевшее через голосовой синтезатор, но, чтобы не смущать её ещё больше и не привлекать новую волну внимания, ответил в личном сообщении:

— Я согласился побыть дроном-доставщиком, услуги которого, кстати, входили в стоимость заказа, но не обещал быть дроном-посмешищем.

— Не обижайся, — улыбнувшись, тихо сказала она. — Они смеются надо мной. Решили, что какая-то дурёха выкрасила свой дрон под полицейский… и прикрутила к нему «крякалку».

— Никто не посмел бы нас снимать, не оденься ты в гражданское.

— Самой не хотелось, но форма не для этого предназначена. Да и видео тогда бы точно завирусилось… Готово! Как тебе?

— Манёвренность упала на четырнадцать процентов.

— Не грусти. Моргнуть не успеешь, как будем дома.

Камелия пошла на выход. Она расчищала путь, а я бесшумно летел в фарватере её не особенно широкой спины и думал как до такого докатился. Я был создан, чтобы внушать страх криминальным элементам, а теперь на полицейской лебёдке, выдерживающей до пяти тонн на разрыв, тащил коробку с тортом. Которая была в два раза больше меня, и в мире не нашлось бы ничего, что сильнее бы диссонировало с моей строгой черно-белой расцветкой, чем этот фигуральный «взрыв на фабрике фейерверков».

И тут я наконец вывел на глазные импланты Камелии сообщение о похоронах, пришедшее ранее. Разглядев за типовыми бюрократическими фразами смысл написанного, она остановилась посреди улицы.

«Уважаемая гражданка Ван, Министерство Здоровья с прискорбием сообщает, что пациент №364-17 скончался. Выдача тела родственникам не предусмотрена. Приготовления к похоронам вследствие отсутствия гражданства у покойного завершены по стандартной процедуре. Урна с прахом будет помещена в ячейку QX182/5 государственного колумбария в парке Юэтань сегодня в 17 часов 22 минуты. Если вы желаете дополнительно заказать цветы из нашего широкого ассортимента, пожалуйста, сообщите нам. Соболезнуем вашей утрате».

Камелия переслала сообщение отцу и шестнадцать секунд, пока не пришёл ответ «Успеем. Одеваюсь», не двигалась, хотя пульс поднялся на треть выше нормы. Сразу после этого — побежала, но, стоило напомнить ей о торте, остановилась и только через две секунды обернулась, дожидаясь меня. На лице Камелии больше не отражалось ни единой эмоции, будто всё происходящее её на самом деле не касалось.

Так мы и добирались домой по суматошному воскресному пригороду: она была занята своими мыслями, я — тортом и время от времени напоминал о себе, когда Камелия слишком ускорялась. Мокрое ледяное крошево, оставшееся на лужах после ночных заморозков, чёрными комьями цеплялось к высоким ботинкам моей подопечной, летело из-под ног прохожих, которых она задевала плечом. Чтобы не испачкать коробку, иногда приходилось подниматься на три, а то и четыре метра вверх и тут же спускаться, чтобы не зацепить очередную вывеску или рекламный баннер. Мои лопасти вращались со сниженной ещё на четверть процента эффективностью так, будто тратили крутящий момент на нарезку промозглого серого марева, висящего в воздухе. К счастью, попадающиеся навстречу дроны считывали полицейский маячок, который я периодически включал, и сами убирались с дороги.

Индивиды на тротуаре тоже пропускали бы Камелию, последуй она моему совету надеть форму, а не легкомысленные полосатые легинсы и толстовку-платье цвета фуксии, которую носила ещё в старших классах. Решив, что это ностальгический каприз именинницы, я не настаивал, хотя с трудом понимал рамки критериев, по которым был сделан выбор. Но ей хотя бы было тепло. Когда она сегодня утром открыла окно, чтобы сделать зарядку на свежем воздухе, то от холода поёжилась и пошутила, что в этом году ноябрь проверяет Чанчунь на прочность. Прогнозы, по которым среднесуточная температура уже не выйдет в плюс до самой весны, подтверждали эту мысль.

Вот и сейчас изо рта Камелии шёл пар. Но не клубился, как бывает обычно, а вырывался струями, будто из пасти разъярённого дракона. Пульс то подскакивал, то снижался, и совпадения некоторых пиков с траекторией моего полёта я находил забавными.

Наконец за поворотом показался многоквартирный дом, в котором мы с недавних пор жили.

— Я передам торт через шахту.

Она рассеянно кивнула, а я полетел вперёд и вверх. На крыше полицейский маячок растолкал четырёх дронов-доставщиков, сделав меня первым в очереди на спуск. Сканер затвора шахты проверил доступ, впустил, и я тут же увидел руки госпожи Ван, протянутые навстречу, хотя спускаться предстояло ещё два этажа.

— Ловлю!

— Посторонитесь, пожалуйста, — возразил я через голосовой синтезатор, чем заставил всю шахту содрогнуться от вибрации.

— Но Лун уже в гараже!

— Успеем.

Она отошла, поплотнее запахнув на груди махровый халат, пропустила меня в квартиру и зашла следом, но входную дверь не закрыла. На кухне всё жарилось и варилось, а винтажные бамбуковые жалюзи трепетали от сквозняка. Я завис над столом, где незанятого разделочными досками и мисками пространства осталось ровно под торт, и отстрелил лебёдку. Коробка шлёпнулась мягко, но карабин неудачно промял верхнюю крышку.

— Простите. Дальше сами, госпожа Ван.

— Всё порядке, Айк! Лети скорее вниз.

Я вернулся в шахту и спустился на уровень подземной парковки. Камелия как раз садилась в электромобиль на место рядом с комиссаром и, увидев меня, махнула рукой. Разогнавшись, я в воздухе сложился в кубик, убрав лопасти из-за которых нас обзывали «летающими клумбами» внутрь корпуса, и упал через люк на крыше прямо ей на ладонь. Тренированным движением она вставила меня в специальный паз на потолке, но в этот раз не стала шутить про «вперёдсмотрящего на мачте», как делала всегда.

Электромобиль рванул с места, хотя дверь гаража не успела подняться до конца. Я с неудовольствием про себя отметил, что комиссар отключил автопилот.

— Ты передал маме коробку? — спросила Камелия, глядя перед собой. На лобовом видеоэкране мелькали однотипные дома на серой и прямой как стрела улице, на которую мы выехали на такой скорости, что заднюю часть машины занесло.

— Да, но лебёдку пришлось отстрелить, учитывай это. У госпожи Ван всё под контролем, приготовления идут полным ходом. Уверен, ужин будет очень вкусным.

— Опять она наготовит столько, что в холодильник не влезет…

— Зато ближайшие дни не будет стоять на кухне и сэкономит кучу времени.

— Угу.

Во время этого разговора я нашёл на карте указанный в сообщении колумбарий, проложил оптимальные маршруты ото всех парковок вокруг парка Юэтань и переслал самый короткий на выводные очки комиссара. Он молча кивнул. Судя по тому, что нам везло и все светофоры на пути горели разрешающим сигналом, а навигационная система электромобиля не предвещала пробок, на похороны мы успевали как минимум с трёхминутным запасом. Если нас не остановят за неаккуратное вождение.

— Я цветы заказал, — вдруг сказал комиссар.

— Зачем? Ему всё равно, — с раздражением в голосе ответила Камелия, всё так же смотря вперёд.

— Это для нас. Чтобы ты потом не ругала себя, что сделала недостаточно.

Весь оставшийся путь они не проронили ни слова. Я тоже молчал, но параллельно просматривал оперативные сводки по городу, добавляя новые данные в статистику по успехам и неудачам коллег Камелии по участку. Её вело подавляющее большинство персональных полицейских помощников, но мне она почему-то запретила, так что приходилось тратить на это личные вычислительные ресурсы и нерабочее время. Потом я прокрутил более шести тысяч отзывов и на их основании выбрал, нашёл со скидкой и заказал пробную партию спортивных шейков с новым вкусом и запланировал по лишнему получасу к тренировкам на этой неделе — Камелии будет полезно сбросить напряжение после сегодняшнего. К тому же, торт она всё равно попробует, и дополнительная нагрузка нивелирует лишние калории.

На четыре минуты раньше расчётного времени электромобиль, неадекватно взвизгнув тормозами и выбросив белый гравий из-под колёс, остановился на парковочном месте для инвалидов возле парка Юэтань. Камелия вытащила меня из паза на потолке и выкинула в открытое окно. Активировав полётный режим и забронировав на завтра очередь на станцию техобслуживания электромобилей, я завис в воздухе.

Она помогла комиссару отодвинуть сиденье, вышла из машины и, проскользнув по капоту, открыла водительскую дверь. Камелия подставила плечо, чтобы помочь ему выйти, и разложив телескопическую трость резким движением вниз подала отцу. Потом достала с заднего сиденья фуражку, и тот, секунду помедлив, надел её. Совершенно седые волосы поддерживали цвет белого околыша, который резко выделялся на основном чёрном фоне и будто его перечёркивал. Комиссар одёрнул чёрный китель парадной формы, аксельбант которой был просто пришит к плечу, потому что погоны ему больше не полагались, и вместе с Камелией направился ко входу в парк.

Даже на пенсии и после стольких ранений, даже когда комиссар шёл, опираясь одной рукой на трость, а второй — на локоть дочери, военная выправка оставалась при нём. В зависимости от ракурса моя программа распознавания индивидов вычисляла его в первую очередь по этому признаку. А Камелию — по специфичной остроте движений, которая совсем пропадала в моменты, когда она поддерживала отца.

Я переслал подопечной маршрут до колумбария, и она тихо меня поблагодарила, но голос прозвучал отстранённо. Гравий, которым была засыпана парковка, хрустел под ногами, пока мы добирались до пассажирского конвейера — на всей видимой протяжённости им никто больше не пользовался, хотя 74 процента парковочных мест были заняты. Пройти от нашего оставалось объективно мало, но комиссар встал на ленту с едва заметным вздохом облегчения.

Юэтань был частью старинного лесного парка, отданной под места захоронения, и термин «кладбище» к нему никогда не применялся. Павильон, по которому скользил траволатор, был покрыт прозрачным полимером и не имел стен, что позволяло наслаждаться «девственной» природой вокруг. Именно так заявляли проспекты, найденные в Сети, но мои сканеры раз за разом вычленяли из зелёного шума подрезанные ветки и видеокамеры, спрятанные в раскидистых кронах. Здесь всегда была весна: с помощью биоинженерии и подземных теплопроводов эти деревья цвели безалергенными цветами и шуршали на ветру изумрудными листьями круглый год.

Камелия то и дело вызывала часы на глазные импланты, и её губы каждый раз стягивались в линию. Сойдя на стопятидесятой отметке секции QX, мы поторопились к нужному колумбарию. Насколько это было возможно.

— Идите вперёд, — ровно сказал комиссар.

— Не придумывай, — без должного почтения ответила Камелия. С момента, как он вернулся с внеплановой госпитализации этой зимой, подобный тон проскальзывал у неё уже во второй раз. Первый был, когда он отказался соблюдать назначение, уверяя, что чувствует себя хорошо.

— На такси мы бы приехали к парку ещё позже.

— Я знаю. Правда, — голос её смягчился. — Всё в порядке, пап.

Ровные ряды колумбариев, спрятанные группами по восемь штук на лесных полянах, походили на книжные шкафы, расставленные в залах старинной библиотеки. Отличался только цвет, поскольку полимер имитировал светлый песчаник — даже фактурой. Аккуратный искусственный газон скрадывал звук шагов, ветра не было, поэтому в воздухе доминировал визгливый шорох, с которым туда-сюда сновали дроны-могильщики. Они отличались от своих собратьев-доставщиков полностью прозрачными корпусом и внутренними деталями, покрытыми полимером-хамелеоном. Как по мне, это заигрывание с тематикой призраков или бестелесных душ было неуместным, но такой дизайн выбрали по результатам народного голосования.

Мы успели: дрон с букетом белых лилий в одном манипуляторе и типовой урной в другом оказался на поляне одновременно с нами. Заметив нас, отдал цветы Камелии и без паузы стал выкручивать встроенным инструментом винты, удерживающие на месте затвор ячейки под номером 5. Потом вложил в неё урну, вставшую в узкую вертикальную полость без зазоров, прикрутил затвор на место и маломощным лазером выжег на нём надпись:

«Здесь покоится Ли Лао, любящий отец и талантливый бизнесмен. 26 мая 2032 — 4 ноября 2091».

Закончив, могильщик тут же улетел. Камелия, не сразу оправившись от нахлынувшего понимания того, что сейчас случилось, положила цветы у подножия колумбария. Её руки дрожали.

Последние годы биологический отец Камелии провёл в хосписе, мало отличающемся от тюрьмы, с посещением раз в год, поскольку его гражданство высокого уровня было отозвано ещё шестнадцать лет назад. В ту же секунду, как было заведено уголовное дело о том, что он укрывал незаконнорождённую дочь. Всё имущество арестовали, и когда Министерство Вещания и Культуры после проверки изъятых документов сообщило, что бывший гражданин Ли много лет укрывал ещё и часть выручки от бизнеса, его судьба была предрешена. Прошлые заслуги перед государством и обществом стали отягчающими обстоятельствами, поскольку он не оправдал оказанное доверие.

— Это как надо было жить, чтобы на твои похороны никто не пришёл, — глухо сказала Камелия. И, фыркнув, вытерла глаза рукавом. — Вот же… старик. Будто не мог в другой день умереть… Обязательно надо было в мой день рождения.

— Я сожалею, что так и не смог вытащить господина Ли из хосписа, пускай он был не самым приятным человеком из тех, кого я знал. Но я буду вечно благодарен ему за то, что на свет появилась ты.

Она уткнулась в грудь комиссара и беззвучно заплакала. Крепко обняв, он поцеловал дочь в висок, и они простояли так несколько минут, пока Камелия не успокоилась.