Закуски под шёлковым ветром

— Сестрица, он здесь!

Звонкий крик Вэнь-Вэнь заставляет меня вздрогнуть. Ну да, с тех пор, как я надела кастрюлю для бао цзы на голову господина Шэня, в нашей лавке открылся сезон охоты.

Охоты на незадачливого жениха для нашей старшей сестры Мэйлин. Надутый павлин, который слишком много о себе понимает. Особенно после того, как последний раз посмел что-то сказать о нашей лавке. Мэйлин — сама доброта, она не станет устраивать разборки. Другое дело Вэнь-Вэнь. У неё характер грузчика из порта Цзюси, а у меня… у меня ещё хуже.

Вэнь-Вэнь влетает на кухню, развязавшаяся красная лента на фартуке вспыхивает ярко и невозможно. Как и сама Вэнь-Вэнь, которая разве что не пританцовывает на месте от нетерпения.

— Сюлань, давай быстрее!

Я быстро стряхиваю муку с рук — на столе тесто для булочек. Того самого, нашего фирменного, в который мы добавляем перец. Дедуля привез рецепт из южной империи, где предпочитают есть всё настолько острое, что потом можно изрыгать пламя у Вечного океана.

Вэнь-Вэнь обожает перец. Красный, зеленый, желтый — обычный. И щедро добавленный острый. Поначалу я не могла понять прелесть, но потом всё как заверте… В итоге острые булочки стали самым узнаваемым блюдом нашей лисьей лавки.

Вэнь-Вэнь была же сразу уверена в успехе. Мы спорили. Долго. Я не считала, что тут оценят, Вэнь-Вэнь — упиралась. Спорили до хрипа. До… такой степени, что Мэйлин пришлось потом нас обеих мирить и поить горячим чаем. После чая потребовался суп. Да, тот самый, который сестра настолько вкусно готовит, что позавидуют сами нефритовые придворные на небе. У них-то такого нет!

Что интересно, у меня выпекать острые булочки получалось лучше.

Первое время Вэнь-Вэнь ворчала, что такого не может быть, но потом признала. И теперь практически каждый день пыталась урвать хоть кусочек свежеприготовленного.

Но сейчас есть кое-что поважнее.

Мы обе выскакиваем в зал.

Здесь стены украшены традиционными чонгонскими узорами и символами, которые словно сошли со страниц старинных сказаний, рассказывающих о давно забытых временах.

В воздухе стоит аромат свежесваренного чая и сладостей. Ведь, кроме острых булочек сюда приходят за сладостями. Звук чашечек, что ставятся на столики, и мягкий гул голосов создают мелодичный фон.

У нас всего четыре столика, но я этим безумно горжусь. Мне хочется довести оборот до семи. Мэйлин уже предложила переоборудовать один из углов, чтобы сделать нечто похожее на стойку и поставить туда высокие стулья. Порой кто-то садится быстро перекусить и не хочет отвлекаться на вид из окна. Вид, кстати, очень ничего. Тихая улочка, на которой расположились маленькие уютные домики и виднеются зеленые вершины гор.

Эти высокие стулья – тоже заморское изобретение. Опять же дедуля привез рисунки, перед тем, как снова уехать. Он у нас колесит по всему Нефритовому Глазу, каждый раз привозя какие-то диковинки.

Противный Шэнь Сун обычно занимает место как раз возле окна. Смотрит на всех отстраненным взглядом, словно никогда не видит никого вокруг. Точнее, ему просто нет до ни дела.

Золотое дитя золотого хозяина сети гостевых домов с эмблемой в виде желтого карпа. Я не сразу поверила, что такого человека занесло к нам. Это тогда вызвало удивление. Но вот когда стало ясно, что он положил глаз на нашу сестру…

Мы могли с Вэнь-Вэнь ссорится, но когда речь заходила о Мэйлин, то были удивительно единодушны. Если кто-то пытался протянуть к ней свои грязные лапы, то этих лап мгновенно лишался.

Нет, мы не против хорошего мужчины. Но именно — хорошего!

Что мужик с такой мордой может дать нашей Мэйлин? Сплошную головную боль и одиночество. В искренность богатого наследничка не верили ни я, ни Вэнь-Вэнь.

Пользуясь тем, что Мэйлин уехала доставлять заказ, мы вознамерились как следует потолковать с Шэнь Суном и разъяснить, что не стоит тут кружить павлином — быстро обломаем клюв.

Хотя он смелый, после кастрюли даже явился.

Только вот… То ли Вэнь-Вэнь поздно пришла, то ли я замешкалась — Шэня на месте они не обнаруживают.

Я чувствую облегчение и одновременно разочарование.

— Чей-то хвост остался цел, — ворчит Вэнь-Вэнь, складывая руки на груди. — Он что, почувствовал, что мы выйдем?

— Он увидел твою разгневанную физиономию, — ворчу я.

Вэнь-Вэнь тыкает меня в бок.

— Сестрица, я и так в печали!

Вэнь-Вэнь не умеет обижаться. Особенно, на родных. Поэтому я могу хоть изворчаться — никто не обратит внимания.

В результате только хмыкаю, уворачиваюсь, хочу ткнуть её в ответ, но в это время меня подзывает постоянная клиентка — очаровательная бабуля Ли, которая приходит к нам раз пять в неделю, чтобы побаловать себя свежей выпечкой.

Сухонькая, худенькая и поразительно эксцентричная дама. Пожалуй, некоторые сочетания цветов в её одежде ставили в тупик даже таких молодых людей, как я и Вэнь-Вэнь, хотя, последнюю, казалось бы, вообще ничем не смутишь.

Я принимаю заказ на булочки и быстро возвращаюсь на кухню. Неудавшаяся охота на Шэнь Суна несколько выбила из колеи. Вэнь-Вэнь крутится рядом, помогая чем может. Но в основном все же выскакивает в зал, чтобы принять заказы, ответить клиентам и взять на себя ту самую часть работы, которую я недолюбливаю.

Ладно, прямо недолюбливаю… Практически не переношу. Люди… Духи… Им всем же улыбаться надо!

Поэтому я искренне благодарна, что есть Вэнь-Вэнь и Мэйлин, у которых общаться, улыбаться и располагать к себе людей получалось намного лучше, чем у меня.

Я не имела что-то конкретное против людей и духов… Просто… Всегда опасалась, что со своим характером и манерой общаться всё испорчу. Но в делах себе нельзя такого позволять.

Да и что дела… Лавка располагается на первом этаже, а мы втроем живем на втором. Не нужно никуда ехать, бежать, спешить, волноваться. Всё здесь. Всё сразу. И огненный хули-цзин, наш хранитель, обитает совсем рядом, у подножия гор.

Это место мы выбрали по образцу и подобию, каким была лавка мамы и папы. До того, как от неё остался пепел, а родители погибли при пожаре.

Я прогоняю навязчивые и отвратительно мрачные мысли. Не сейчас. Вообще прошлое начало преследовать по пятам, хотя казалось, что прошло уже достаточно времени.

Я неосторожно задеваю локтем лежащую на столе скалку.

Вэнь-Вэнь вовремя оказывается рядом и подхватывает её:

— Эй-эй, сестрица, что-то ты в нефритовых садах сегодня. Всё нормально?

— Нормально, — бурчу я, не желая развивать тему.

За окном всё затянуло тучами. Вот-вот сорвется проливной дождь. Ветер практически срывает молодую листву с деревьев.

Да уж, ну и погодка. Шелковый ветер может принести как желанную прохладу, так и чудовищную бурю.

Я надеюсь, что в этот раз не будет урагана, ибо никогда не предскажешь, что будет в горах.

В этот момент в окно влетает ярко-желтая птичка-вестник, и Вэнь-Вэнь кидается к ней, потому что мои руки снова в муке.

— Айя, Мэйлин, — звонко доносится возглас. — Что там? Да ты что! Ты под крышей? Бросай её. Я сейчас приеду.

Я резко поворачиваюсь к ней, обеспокоенная разговором с Мэйлин.

— Что случилось?

— Опять повозка сломалась, — морщится Вэнь-Вэнь. — Надо будет менять нам её. Второй раз её так подводит. Ослик в стойле?

— На месте, — отмахиваюсь я, — главное, будьте осторожнее, а то я тебя знаю.

— Я тебя тоже люблю! — отвечает та, уже выскочив из кухни. — Мы скоро-о-о!

Мне остается только закатить глаза. И да, я ни капли не сомневаюсь, что по приезду ослик будет просто очумевший. Не скакун, в конце концов.

Повозка мастера Цунь работает на духовных силах. Такое изобретение! Весь город гремел. Только вот недоработал он её знатно. Мы купили простенькую модель и теперь постоянно её ремонтируем. Все лучше, чем носить бамбуковый короб с едой на спине.

Остается только качнуть головой и заканчивать заказ для госпожи Ли. Она там поди уже допила свой имбирный чай.

Дождь стучит по крышам. Оглушительно. Громко. Весело. Ещё немного — и рухнет с неба шальным весенним ливнем.

Я люблю ливень. Вода всегда гасит пламя. И неважно, оно настоящее или полыхает внутри сердце.

Я ловко складываю булочки в бумажный хрустящий пакетик с эмблемой пекарни и выношу в зал.

Госпожа Ли улыбается, берет с благодарностью.

— Вы такие замечательные, — говорит она важно с едва различимой хрипотцой — всё потому, что курит тонкую трубку, прежде чем войти в нашу лавку.

Она, безусловно, считает, что никто этого не видит, но есть маленькое окошко, через которое видно куда больше, чем можно подумать.

Я вручаю госпоже Ли её выпечку и открываю дверь. Дождь, конечно, сильнейший, но уже подъехал извозчик, поэтому пожилой женщине не грозит промокнуть до нитки.

Некоторое время я просто стою в дверях, слушая звук рокочущих капель и вдыхая запах свежести. Прохлада забирается под ворот, щекочет шею, бессовестно кусает за нос. Все же ещё рановато выскакивать без накидки. Но я упрямо стою и очень надеюсь, что Мэйлин под крышей, а Вэнь-Вэнь быстро добралась к ней.

Надо бы с ними связаться…

Я захожу внутрь, собираю посуду со столика госпожи Ли. Сейчас редкий момент, когда никого нет. Бросаю взгляд в окно и вижу, что там остановилась повозка. Светлая такая, будто дождь её и не касается. Защита ци, что ли?

Она прямо… вызывающе белая. От одного только взгляда на которую понимаешь: тот, кто внутри неё, отвратительно богат.

Дверца повозки резко распахивается.

Я невольно замираю, разглядывая высокого мужчину в светло-сером ханьфу. Рост, разворот плеч, руки. Небесные боги, какой он…

Он быстро подбегает ко входу лавки. Получается это удивительно изящно, несмотря на далеко не хлипкое телосложение.

Тихий скрип — я отмечаю на краю сознания, что нужно смазать петли. Но ведь ещё недавно всё было нормально, так почему?

Мужчина оказывается внутри. В нескольких местах ханьфу всё же потемнело от воды. В длинных черных волосах поблескивают капельки. Почему-то появляется совершенно нерациональное желание поднять руку и смахнуть их.

Мужчина поднимает глаза, и почему-то кажется, что весь мир приобретает какой-то совершенно нереальный каре-золотистый оттенок, а во рту разливается медовая горечь.

Всего на миг. Но это хватает, чтобы поддаться наваждению и тут же сбросить его с себя.

До меня доходит, что я так и стою с чайничком, в который вцепилась, словно утопающий в ветку-спасительницу. До ужаса жуткое сравнение, но иного в голову не приходит.

Более, чем поспешно я оказываюсь за стойкой, бормоча что-то вроде приветствия. Ну, почему я? Почему не Вэнь-Вэнь? Где её, кстати, до сих пор носит?

Прошло на самом деле не так уж и много времени, но мне это кажется катастрофой.

— Добрый день, — говорит мужчина. — Зелёный чай, пожалуйста. И… — Он смотрит на витрину. — Это.

Я невольно замечаю на его руке золотой браслет, звенья которого похожи на солнечные лучи. А ещё пальцы… Длинные, сильные… Наверное, такие хороши для музыканта. Впрочем, на них можно смотреть и даже не услышать, что там играют.

И тут же мысленно я даю себе оплеуху, потому что к чему вообще эти мысли?

Куда важнее сейчас побыстрее сделать чай и отметить, что опять осталась последняя булочка с перцем. И именно её пожелал гость.

Мужчина занимает столик в углу, создает легким движением голубую птичку и кому-то явно передает сообщение.

Я переключаюсь на выполнение заказа. И стараюсь не думать, что в лавке появилась какая-то неловкая тишина, несмотря на тихо мурлычущую музыку, подобранную Мэйлин. Старшая сестра договаривалась с духом гуциня, который любезно согласился работать с нами.

Я стараюсь не смотреть в сторону гостя.

Это непрофессионально. С таким подходом нужно пялиться на всех, кто заходит, вместо того, что выполнять их заказы.

Я отчаянно недовольна собой. К чувству неудовлетворенности прибавляется ещё и то, что куда-то запропастились все подносики. Не может быть, чтобы не было! У нас их предостаточно! Недавно мы с Вэнь-Вэнь закупили отличные: прочные и с рисунками по краям.

— Соберись, Сюлань, — шиплю я сама себе.

Как ни странно, это дает сосредоточиться на происходящем. На какое-то время мысли о клиенте исчезают.

И вообще… Какая странная реакция. Ранее ничего подобного за собой я не замечала. А к нам заходили разные люди. Бывали и очень обеспеченные. Но тут вот просто смотришь — и забываешь, что хотел сделать.

У мужчины чирикает птичка. Он мягко роняет:

— Да, Чжэчэн.

Тембр просто потрясающий. Низкий, глубокий, волнующий. Мне кажется, что он пробегается легкой вибрацией по холке, проскальзывает под одежду, касается позвоночника, чтобы эхом отозваться где-то в груди.

Поэтому сердце пропускает удар.

Приходится даже мотнуть головой, чтобы выгнать совершенно непозволительные мысли.

Подносик находится. Как назло, он был на самом видном месте. Розовый лотос весело подмигивает с фигурного бортика.

Я размещаю чайничек, чашку, блюдце с выпечкой. Сахарница и салфетница есть на каждом столике, хоть об этом можно не переживать.

Лучше всего сейчас просто подойти, поставить и тихонько исчезнуть, не прерывая разговора.

План кажется отличным. Я подхватываю поднос и выхожу в зал. Мужчина говорит ещё, смотрит в окно. Птичка чирикает, передавая слова собеседника. На улице по-прежнему дождь бодро стучит по асфальту.

Я тихо подхожу, ловко переставляю посуду.

Миссия закончена. При таком рассеянном внимании я мысленно хвалю себя, что ничего не грохнула по пути. Это же не кастрюля для Шэнь Суна. Там я как раз прекрасно попадаю в цель.

Это смешно и глупо, однако слишком правдиво. Сколько чашек мы переколотили с Вэнь-Вэнь, когда пытались взять слишком много, либо отвлекались. А потом очень быстро, чтобы не расстроить Мэйлин. Вот уж кто умеет делать, будто сказочная фея.

Это, конечно, было немного по-детски, но удивительно укрепляло сестринские отношения, делая фундамент молчания о шалостях и огрехах.

Я наливаю чай. Запах идет потрясающий — не зря покупаем именно этот сорт. Старик из чайной лавки как посоветовал с самого начала деятельности, так и до сих пор откладывает как для постоянных клиентов.

Взгляд мужчины опускается на чай. Задерживается.

— Хорошо, Чжэчэн. Передай дяде, что мы все именно так и сделаем. Пусть не переживает.

Мне необъяснимо хочется постоять тут подольше, но я понимаю, насколько это будет выглядеть неуместно.

— Приятного аппетита, — коротко желаю я и отхожу.

Внезапно меня хватают за руку. Я дёргаюсь от неожиданности, делаю неловкий взмах и задеваю чашку, которая со звоном летит прямо на мужчину.

В этот миг весь мир останавливается, внутри всё будто проваливается в черную бездонную дыру, не давая больше никогда возможности выбраться наверх.

В моей голове проносится всё: от ужаса до желания раствориться прямо здесь. Исчезнуть. Осыпаться пеплом сквозь доски в полу.

Грохот стула, спешно отодвинутого от столика, вырывает из мыслей.

Всего какую-то секунду мы смотрим друг другу в глаза, и я почему-то ухаю в мягкую медовую бездну, в которой можно остаться навсегда.

Но тут же резко убираю свою руку, невольно отмечая, что меня не удерживают — просто коснулись.

— Простите, — хрипло выдыхаю я.

На светлом ханьфу расползается темное пятно. Внутренняя часть бедра. Хорошо, что только туда, а прямо на… ой, мамочки, что за мысли?

Боги небесные, о чем я вообще думаю?

— Простите. Я сейчас!

— Подождите! — летит вслед, но я уже скрываюсь за торговой стойкой.

В голове отчаянно пусто. Если вдруг туда кто случайно бросит монетку, то она ударится о стенки черепа и будет долго-долго звенеть эхом, сообщая всем вокруг, что мозга здесь никогда не было.

Я бы непременно усмехнулась, попади в такую ситуацию Вэнь-Вэнь. Усмехнулась, да. И непременно сказала бы, что такой может случиться только с моей непутёвой сестрицей.

Но вот сейчас…

Я вляпалась по уши сама. И это совершенно не смешно.

Полотенце. Где проклятое полотенце?

Я не хочу даже думать, что после этого придется искать мазь от ожогов. Всё же гость очень быстро среагировал.

Я возвращаюсь и приказываю тоном, не переносящим возражений:

— Сядьте.

Гость приподнимает бровь, но потом слушается, словно тоже сообразив, о чем речь. Он смотрит пристально, но я сфокусирована на другом. Я опускаюсь на колени возле мужчины и промакиваю полотенцем ткань ханьфу. Пятно, слава богу, не такое большое, как сразу показалось.

Я немного придавливаю ткань, совершенно не заботясь… даже не задумываясь, как это выглядит со стороны. Куда больше меня беспокоит, что его одежда стоит, как месячный доход нашей лавки, а, значит, я влипла.

— Как вы себя чувствуете? — спрашиваю я, не поднимая взгляда и покусывая нижнюю губу. — Нужна ли первая помо…

— Всё в порядке, не беспокойтесь, — спешно заверяет мужчина.

— Но вы могли…

— Всё. В. Порядке.

В голосе звучат металлические нотки. Хотя нет… пожалуй, мне хочется сравнить это с нефритом. Тоже твёрдо, но при этом с каким-то удивительным изяществом и благородством. Тут услышишь — и невольно сама сдашься. Подчинишься.

Я поднимаю взгляд.

На меня смотрят так, что делается жарче, чем обычно. И дышать почему-то в разы сложнее.

«Скажи спасибо, что он не скандалист, — одергиваю я себя. — Кто другой мог бы уже орать и угрожать, что опозорит на весь Чонгонг».

— Извините, это я виноват, — говорит мужчина. — Не стоило… Я говорил создавал сообщение для птички и действовал необдуманно.

Я искренне изумлена таким поворотом. Вот уже чего не ожидала…

Поэтому резко вскакиваю на ноги:

— Ваше ханьфу… Я оплачу очистку у госпожи Лян. Она лучшая в городе.

— Не выдумывайте.

— Нет, не выдумывайте вы, — резко говорю я, и на секунду на лице мужчины отражается удивление. Так… всего лишь его тень, но всё же.

Я понимаю, что моё появление — не лучшее, что могло случиться с этим человеком, но не намерена зацикливаться. И решаю проблему так, как умею. А потому тяну мужчину за рукав.

— Идёмте на второй этаж.

Каре-золотистые глаза округляются. События явно развиваются по сценарию, который он даже не мог предположить. Но меня не остановить. У нас в этом смысле с Вэнь-Вэнь есть определенное сходство. Пусть и по-разному выражается. Но если решила действовать — не остановить.

Что поразительно, гость не сопротивляется. И не возражает, когда я завожу его в комнату, выдает новое ханьфу, которое мы купили в подарок дедушке. По размеру должно подойти. А деду купим ещё.

Как ни странно, мужчина смотрит на него с глубокой задумчивостью, но не возражает. Ни когда я повторяю, что всё оплачу, ни когда сообщаю, что нужно переодеться.

А потом я выхожу, оставляя в одиночестве.

Сама я действую быстро, считай, на нервах. А вот соображаю туго. С логикой вроде бы ничего, но чувства забиты наглухо. Потому что если сейчас сесть и попытаться осознать произошедшее… Нет-нет-нет! Не сейчас. Нельзя. Собраться.

Я быстро привожу в порядок столик, упаковываю в бумажный пакет выпечку — не только заказанную, но и ту, что есть, — и выставляю. Нужно ли снова предлагать чай? Вряд ли мужчина захочет ещё.

Вещи клиента на месте. Я аккуратно их поправляю. Взгляд падает футляр в жёлтой обложке с оттиском в виде солнца. Под ним написано «Солнечный ветер». Название кажется смутно знакомым, только вот пока что в голове такой сумбур, что ничего не идентифицируется.

— Спасибо, — слышится за спиной.

Обернувшись, я застываю. Потом сглатываю. И ещё раз сглатываю.

Гость все же крупнее и выше. Ханьфу для дедули смотрится, конечно, не вызывающе, но приковывают всё внимание.

Приходится отвесить себе мысленную оплеуху.

Мужчина подходит ближе, достает магический камень и отдает мне.

— Я не настаиваю на очистке.

— Я настаиваю.

Снова взгляд, от которого странно тепло и неловко одновременно.

«Ты не должен так смотреть, — хочется выкрикнуть. — Не на меня».

По-хорошему, надо хоть прочитать имя, ведь в таких камнях оно и находится, но я беру пакет и с очаровательной жаждой хоть что-то исправить, сую его в руки мужчины.

— Это в качестве извинения.

Тот ничего не успевает сказать — снова появляется птичка.

Я успеваю увидеть, как над её головой возникает трогательное ласковое «А-Чэн». Родственник? Поэтому самое время отойти подальше. Повторения сцены не хочется, пусть я и вылила всё, что могла.

Мужчина подхватывает пакет и направляется к выходу. Только в последний момент у дверей лавки говорит:

— Сообщите мне, когда решите встретиться.

И тут же выходит, продолжая разговор с каким-то А-Чэном.

Некоторое время я стою, не в силах пошевелиться. Просто тупо смотрю на дверь, словно она может захлопнуться навсегда.

Потом со стоном падаю на первый попавшийся стул, не в силах подобрать ни единого цензурного слова. Перевожу взгляд на камень, которую до сих пор держу в руке.

«Чжань Дачэн, «Солнечный ветер», владелец».

— Все демоны Диюй! — страдальчески выдыхаю я, со стуком опускает лоб на крышку стола. — За что мне это?

***

Спустя час

— Чжань Дачэн из «Солнечного ветра»? — переспрашивает Вэнь-Вэнь таким тоном, будто услышала про небожителя, который просто решил перекусить у нас в лавке.

Я молча пялюсь в стену перед собой, стараясь не смотреть на сестер. Я только что узнала, что с повозкой теперь всё — надо покупать новую. Непредвиденные траты малоприятны, но, слава небожителям, с Мэйлин всё в порядке. Правда, она и сейчас умудряется смотреть виновато, будто сделала что-то не так. Хотя ни в чем, совсем ни в чем не виновата!

Ещё и Вэнь-Вэнь со своими уточнениями. Ситуация настолько дурацкая, что нет сил ничего повторять. Я и так всё пересказала, сделав над собой чудовищное усилие.

Стыдно. Неловко. Так тупо.

Всё было бы смешно, коль не было б так грустно.

Поэтому остается только выдохнуть и процедить сквозь зубы:

— Да.

— Сестрица! — По плечу прилетает хлопок такой силы, что я тут же пинаю двойняшку в бок. — Ауч! Прекрати драться! Я тебе даже сочувствую. Немного. Потому что увидеть тебя на коленях перед…

— Заткнись, а?

— Сюлань, Вэнь-Вэнь, — мягко вмешивается Мэйлин. — Прекратите обе. Ничего такого не случилось. Давайте я отнесу ханьфу госпоже Лян, а потом отвезу господину Чжаню?

— Нет!

Удивительно, но это звучит хором. Единогласие заставляет нас с Вэнь-Вэнь отвести взгляды.

Я резко встаю из-за стола, где только что ужинали, благодарю Мэйлин и ухожу к себе в комнату. Болтать на эту тему совсем не хочется. Шутить и смеяться — тоже. Никто не любит, когда сделал что-то, где ты кажешься глупым.

Никто не любит казаться глупым.

— Но что сделала, то сделала, — ворчу под нос я, растягиваясь на кровати и закидывая руки за голову.

Я смотрю в потолок.

Умом понимаю, что произошедшее — всего лишь одна из рабочих ситуаций. Неловкая, неудобная, но не такая ужасная, как могло бы быть. Однако мне настолько дискомфортно, словно не оправдала чьих-то надежд.

И совсем не хочется признавать, что так и есть. Для родителей я всегда… чего-то не оправдывала. Просто мать и отец по-разному это показывали. Мать резкими укорами. Отец — тихим безразличием. И от того, и от другого было больно. Хотя там вопрос, кого они не укоряли из нас…

Я резко выдыхаю. Не надо об этом думать.

В комнату кто-то тихо стучит. Я хмурюсь, но потом понимаю: лучше отозваться.

— Открыто! — кричу я.

Тихий скрип, в комнату просачивается Мэйлин. Всё ещё немножко встрепанная после дневных приключений. Едва вернувшись, она тут же кинулась готовить ужин. Пусть мы с Вэнь-Вэнь и помогали, но всё равно сестра была главной на кухне, когда речь шла про семейную еду.

Она подходит и садится на кровать. Я хочу сменить положение, но Мэйлин кладет руку мне на голову. Совсем как маленькой. И внутри что-то от этого замирает, а потом и вовсе переворачивается.

— Не злись на Вэнь-Вэнь. Ты же знаешь, что она не со зла.

— Я не злюсь, — мрачно отвечаю я. — Я просто оторву ей уши.

— Сестри-и-ица, — слышится из-за двери, и в комнату заглядывает Вэнь-Вэнь. — Как ты можешь быть настолько жестокой со мной?

Я кидаю в неё подушкой с кистями. Сестра ловко перехватывает её. После чего заходит и плюхается рядом с Мэйлин. Сгребает меня в охапку, не обращая внимания на протесты. И вообще на всё остальное.

И как ни странно, глупые мысли о сегодняшнем дне отступают.

…А ночью снится сплошное непотребство.

Почему-то Чжань Дачэн. Почему-то без одежды. Совсем.

И я завороженно на него смотрю, не в силах отвести взгляд. Дышать невозможно. Да вообще ничего невозможно!

Надо бы сказать, чтоб оделся, но тот даже не думает об этом. Зато подходит, касается пальцами моей щеки и внезапно улыбается:

— Мука. Ты вымазалась, Сюлань, когда готовила.

Но я не слышу слов, потому что от прикосновения по телу проносится нестерпимый жар и хочет потянуться всем естеством, чтобы продлить это касание.

К демонам муку. К демонам, что решила: одной лучше.

Поэтому я больше ни о чем не думаю и сама подхожу к Дачэну. Тот продолжает улыбаться так, что в груди будто разрастается золотой шар, который готов греть всю жизнь. А потом гладит по щеке, очерчивает линию челюсти, переходит на шею.

— Чего ты хочешь, Сюлань? — спрашивает он, и внизу живота всё скручивается в тугой горячий узел.

От этого одновременно и сладко, и страшно. Потому хочется слишком много, но я этого не смогу сказать.

— Я… — рвано выдыхаю. — Я…

А потом приподнимаюсь и прижимаюсь к губам Дачэна.

И именно в этот момент открываю глаза. Точнее, распахиваю и дышу, будто бежала к горе Янь. Разве может так умотать сон?

Я смотрю в сторону — Вэнь-Вэнь ещё сладко дрыхнет. Даже пятка высунута из-под одеяла. Вот же ж…

Мы делим с ней комнату, благородно оставив Мэйлин отдельную. На втором этаже помещения узкие, маленькие, но никто не жалуется. Нам всем нравится, когда так — рядом. Вместе.

Только вот на этом минутка сентиментальности закончена. Мне надо утром смотаться к госпоже Лян, а Вэнь-Вэнь и Мэйлин подстрахуют в лавке. Раз уж это мой косяк, то мне с ним и разбираться, не перекладывая ни на чьи плечи.

Только теперь значительно сложнее — перед глазами так и маячит Дачэн из сна. Поэтому приходится быстро заварить чай, выпить и умчаться, пока не начали задавать лишних вопросов.

Весь день потом проходит в запаре. Народу много — это хорошо. Но к вечеру ноют спина и руки. Я морщусь, но не жалуется. Жалобы делу не помогут. А если покажу слабость, Мэйлин снова скажет, что ему нужно идти к массажисту. Но когда идти, если здесь столько работы?

Птичка от госпожи Лян прилетает тогда, когда я не жду. Почему-то я совершенно потеряла счет времени и некоторое время просто пытаюсь сообразить, что делать. Но потом всё же понимаю, что не надо ничего откладывать. Поэтому хватит сидеть.

Камень Чжань Дачэна лежит в нижнем ящике тумбочки у кровати. Несколько секунд поколебавшись, я отсылаю сообщение, что готова привезти ханьфу и жду адрес.

Меня разрывает между «пожалуйста, не отвечай» и «ответь поскорее».

Время тянется, будто смола. И от этого я не могу даже пошевелиться. Просто стою и смотрю в окно.

Птичка прилетает почти сразу и весело чирикает.

Я сглатываю и прикрываю глаза.

Всё. Назад дороги нет.

***

Утром я встаю раньше всех и опять ношусь лисой по опушке, стараясь подготовить для вечера столько булочек, чтобы хватило всем. Жаль, что приходится отодвинуть в сторону опробование нового рецепта для сладких булочек. Обсудить обсудили, но надо выделить время, чтобы заняться им. А со временем как раз и проблемы…

То и дело я поглядываю на часы, чтобы не пропустить назначенное Чжань Дачэном время. И всё равно приходит в себя тогда, когда остается всего ничего.

Я выбегаю из пекарни, на ходу срывая с себя фартук, потому что извозчик уже ждет у порога.

— Сюлань! — слышится звонкий оклик Мэйлин.

— Потом! — успеваю крикнуть я и забираюсь в повозку.

Так всё равно быстрее. А ослика лучше не трогать. Мало ли кто придет и даст заказ. Тут лучше быть готовыми. Поэтому извозчик — лучший вариант. Всё же район, в который нужно ехать, я знаю плохо, поэтому так, скорее всего, не потеряю время и не создам проблемы оставшимся Мэйлин и Вэнь-Вэнь.

Сверток с приведенными в порядок ханьфу Дачэна лежит рядом на сидении. Я стараюсь на него не смотреть, будто тот живой и может в чем-то укорить.

Мне кажется, что мы едем жутко медленно. И это не дает покоя просто. Я делаю глубокий вдох, стараясь избавиться от давящих со всех сторон мыслей. В какой-то момент перед глазами все плывет, и я зажмуриваюсь.

— Всё в порядке? — интересуется извозчик.

— Да, — резче, чем стоило, отвечаю я.

Когда я ела? Сегодня точно нет. А вчера… Работы было немало. Но как-то не хотелось есть, а потом позабылось. Я сжимаю переносицу пальцами. Так, сосредоточиться. Отдать это диюево ханьфу, а потом уже можно заехать и нагрести какой-то вкуснятины на соседней улице. Там прекрасно делают лапшу с мясом и овощами. Или морепродуктами. И взять чего-нибудь, от чего обязательно всё слипнется, но это будет потом.

Когда мы подъезжаем, я выхожу и некоторое время просто стою на месте, не решаясь идти дальше.

Это… ничего себе! Впечатляет своими размерами и внешним видом. Это маленький дворец, что ли?

Вход в дом украшен величественной аркой, напоминающей всё величие чонгонгской империи. Стены облицованы светлым камнем, создавая впечатление роскоши и изыска.

— Это вообще законно? — бормочу я.

Я сообщаю птичкой, что приехала, хоть хочется позорно кинуть сверток за ворота и снова прыгнуть в повозку. Но поздно, потому что через некоторое время выходит седовласый сухонький мужчина в синей одежде и сообщает, что проводит меня к хозяину.

«У него тут ещё и прислуга отлично одета», — мрачно думаю я и шагаю следом.

Краем глаза я рассматриваю гостиную с потолком высотой до нескольких метров, обставленные дорогой мебелью и произведениями искусства. При этом ни капли не сомневаюсь, что здесь служат духи, что отвечают за освещение, тепло и безопасность.

Я с любопытством изучаю ковры с драконами, расписанные вазы и уникальные произведения каллиграфического искусства.

Пока я жду Дачэна, то успеваю заметить сад за окном. Неожиданно небольшой и очень уютный. А ещё пруд, через который перекинут изящный мостик.

«Возможно, здесь живет большая семья? — приходит догадка. — Тогда неудивительно, что столько места».

— Сянь Сюлань?

Я пропускаю момент, когда оказываюсь в комнате не одна. Поэтому тихое покашливание заставляет вздрогнуть и вцепиться в сверток.

Передо мной стоит сам Чжань Дачэн. И опять всё повторяется, как и в первый раз. Я смотрю на него и понимаю, что опять онемела и не могу пошевелиться. Это неправильно. Нельзя так бессовестно пялиться, но отвести взгляд не получается.

Что интересно, сам Дачэн тоже стоит в нескольких шагах и не пытается ничего предпринять. В этот раз на нем ханьфу цвета весеннего ливня в горах.

«Сегодня не работает? — почему-то возникает в голове мысль. И тут же сменяются следующей: — С чего такие выводы? Совсем уже того? Почему ты об этом думаешь?»

Меня злит собственное поведение. Ну что такое? Да, я давно признала себе, что люблю мужчин такого типажа. Но ведь это же не причина залипать так на стоящего перед тобой мужика, будто никогда не видела никого подобного.

— Здравствуйте, — коротко выдаю я и сую в руки Дачэна сверток. — Примите мои извинения. Если нужна компенсация, то я…

— Сюлань.

Это звучит неожиданно мягко. Спокойно. А ещё почему-то получается выдохнуть, будто разжимаются сковывающие грудь тиски, и я медленно поднимаю взгляд.

И это ошибка.

Потому что я тону, с головой ухожу в пронизанный солнцем янтарь, который вплавляется под кожу.

Интересно, как он смотрит на близких людей? На любимого человека?

Это мелькает быстро. Заполошно. Тут же становится жарко и стыдно. Нельзя о таком думать. Совсем не его дело.

— Да? — отзываюсь я, осознав, что снова пауза затянулась.

— Не переживайте, вы и так сделали много, — отвечает Дачэн.

Звучит, как совершеннейшая чушь, но возражать не хочется.

— Это ведь моя вина. Я вас коснулся.

— Глупости, — ворчу я и кошусь в окно.

Небо затягивают тучи. Сегодня обещали сильный ливень и ветер чуть ли не ураганный. Нужно сворачиваться тут и возвращаться.

— Сюлань, я понимаю, что сейчас не совсем время, но я хотел бы попросить вас об одолжении.

Я замираю, смотрю с подозрением. Всё же инцидент не исчерпан? Или же это никак не связано? Может быть, не надо всех рассматривать, как потенциальных врагов? Но… что может хотеть такой человек?

— Да, — киваю я.

— Тогда пройдемте во внутренний двор. — Дачэн делает жест к выходу из гостиной.

Я озадаченно моргаю. Это уж точно не входило в накиданные мною варианты. Хотя… сейчас в голове вообще очаровательно пусто. Наверное, стоило все же перекусить перед поездкой.

— Как специалист вы увидите точно больше, чем я, — быстро уточняет Дачэн, будто пытаясь прояснить ситуацию, но я запутываюсь ещё больше.

После чего понимаю, лучше просто пойти за хозяином дома и увидеть своими глазами. Что именно от него могло понадобиться — загадка.

Я иду на достаточно почтительном расстоянии. Невольно отмечаю осанку Дачэна, сильные руки, узкую талию и…

Я резко выдыхаю. Это ханьфу какое-то неправильное. Сзади почему-то оно подчеркивает всё так, что кровь приливает совсем к не тем местам. Местам, о которых не принято говорить в приличном обществе.

«Хорошо, что он не умеет читать мысли, — мрачно думаю я. — Иначе бы решил, что я развратница какая».

Хотя далеко не на всё. И эта реакция только делает хуже.

Мы выходим во внутренний двор.

С неба уже срывается дождь.

— Это здесь, — говорит Дачэн.

Я резко поворачиваю голову. Перед глазами темнеет. Издав сдавленный выдох, я теряю сознание.

***

Благо, это всего лишь какой-то миг, потому что практически сразу понимаю — упасть мне не дают. Просто вовремя подхватывают на руки. А вот что там говорят… В ушах стоит шум. Или в голове? Шума почему-то слишком много. Тело не подчиняется — накатила мерзкая слабость.

— Сюлань, вы…

Дачэн говорит что-то ещё, но разум почему выделяет только имя, отмечая, что оно звучит так… мягко. Так… интересно.

И тут же самой хочется влепить себе пощечину. Разве это нормально?

Я смутно понимаю, что оказалась на горизонтальной поверхности. Кажется, диван. Да, так намного лучше.

— Вы меня слышите? — Дачэн склоняется надо мной. В каре-золотистых глазах беспокойство. — Чем-то болеете? Давление?

За окном молния разрывает посеревшее небо. Гром оглушает. Следом на землю срывается чудовищный ливень.

Я немного морщусь:

— Всё… нормально.

Я пытаюсь встать, но внезапно моё плечо с силой сжимают и заставляют лечь обратно. Несколько ошарашенная, слушаюсь и не сопротивляюсь. Только вот смотрят на меня так, что почему-то становится жарко. А ещё чудовищно стыдно.

«Позор, — думаю я. — Это же надо было так вляпаться».

— Вы… — внезапно на лице Дачэна появляется догадка, и от этого совсем уже кисло. — Голодны?

Признаваться в таком — кошмар. Но я понимаю, что от меня не отцепятся так просто. И… да. Да, демон подери. Я тот самый повар, который за последнее время закрутился так, что забыл, когда ел. Запахи начисто отбили чувство голода. Один раз уже такое было. Но потом он клятвенно пообещала Мэйлин, что подобного не повторится.

Повторилось.

Да и ещё где. Но признаваться Дачэну? Уж нет.

— Я могу о себе позаботиться, — едко отвечаю я, искренне надеясь, что тон заставит беспокойство в этих глазах растаять как дым. Кто будет заботиться о грубой хули-цзин?

— Можете. Но не позаботились.

Я вскидываю голову. Не ожидала такого поворота. Голос Дачэна звучит спокойно, во взгляде ни намека на желание отступить и позволить просто встать и уйти.

— Что?

Дачэн присаживается возле постели. Я невольно замираю, как кролик перед удавом.

Нет, почему он так смотрит? Настолько прямо и обезоруживающе. Во рту предательски пересыхает. Только вот этот взгляд никуда не девается. Хочется шумно выдохнуть, а потом… перестать упираться.

Голова кружится. Слабость чуть отступила, но не настолько, как хотелось бы. Неужели придется посылать птичку Вэнь-Вэнь, чтобы помогла добраться домой?

Унизительно. Но не лишено здравого смысла.

Но едва я открываю рот, чтобы попросить сообщить о сестре, как Дачэн вдруг резко ко мне наклоняется.

Горячее дыхание обжигает губы.

Я пораженно распахиваю глаза, и в этот момент слышится какой-то звук из коридора. Выражение лица Дачэна молниеносно меняется. Я только чувствую, как мне выдыхают на ухо:

— Подыграй. Пожалуйста.

Всё, на что хватает, это только едва уловимо кивнуть, потому что в следующий момент меня внезапно целуют.

Все мысли из головы вылетают. Мир почему-то сжимается до одной полыхающей раскаленной белизной точки, где поцелуй обжигает, не давая ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я теряюсь и вместо того, чтобы оттолкнуть или возмутиться, приоткрываю губы, позволяя скользнуть языку Дачэна внутрь.

И тут бы все скинуть на обморок, только вот я прекрасно помнила, как залипала на этого мужчину с самой первой нашей встречи. Помнила и… понимала, что это совсем никуда не годится.

— О, я тебя нашёл… Дачэн!

Голос явно немолодого мужчины заставил меня вздрогнуть и попытаться отодвинуться, но Дачэн внезапно не дал мне этого сделать, мягко удерживая.

На нас во все глаза смотрел мужчина в сером ханьфу с серебряными узорами. Похож на Дачэна, но при этом не скажешь, что это отец и сын… Хм, дядя?

Проницательный взгляд, аккуратные усы и борода. Волосы, собранные в пучок. Дорогая заколка. Лучики морщин у уголков глаз.

Взгляд невольно зацепился за браслет с солнечными лучами на запястье. Подобный тому, что носит Дачэн. К тому же именно сейчас холодный металл зажат между запястьем мужчины и моим плечом. И кажется, что он ни разу не холодный…

«У меня беда с головой, — с мрачным удовлетворением делаю я вывод. — И ещё какая… Я в полной заднице».

— Здравствуй, дядя, — невозмутимо говорит Дачэн так, словно мы оба сейчас чинно сидят на диване и пьют чай.

Ну… хотя бы чай.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — Опасная складка между бровями «дяди». Он хмуро смотрит на меня, но при этом невозможно определить, чем именно вызвана такая реакция.

— Да, конечно, — улыбается Дачэн. — Дядя, познакомься, это моя девушка Сянь Сюлань.

У меня редко бывали ситуации, когда я не находила, что ответить. Однако сейчас в голове было отвратительно пусто. Только что-то звенело. И… больше ничего.

Даже не получается рявкнуть. Потому что, во-первых, я согласилась «подыграть», во-вторых… какого демона тут происходит?

Спасает, что Дачэн закрывает меня собой от острого взгляда мужчины, который, кажется, решил изучить с ног до головы.

Я с каким-то странным удивлением отмечаю, что оказаться за чьим-то плечом не так уж и… плохо? Стыдно? Неприятно? Ничего подобного. Наоборот, словно появилась возможность с облегчением перевести дыхание. Я сама не понимаю, зачем кладу руку на это самое плечо и чуть сжимаю.

Если Дачэн и не ожидал такой реакции, то не показывает этого. А сам накрывает мои пальцы своими и сжимает в ответ. По телу проходит странная волна. Будто без слов сказали: «Всё в порядке. Не волнуйся».

Глупо, конечно.

— Здравствуйте, — говорю я, решив, что это самое лучшее, что можно сделать в такой ситуации.

— Здравст…вуйте, — отвечает мужчина. — Дачэн, можно тебя на минутку?

Дачэн невозмутимо кивает, поднимается, касается моей щеки:

— Я скоро приду. Лежи.

И выходит.

Я резко сажусь на постели, едва дверь закрывается. Тут же морщусь, поймав перед глазами пляшущих лисичек, и зажмуриваюсь. Все же из вредности не стоит так двигаться. Но… да какого демона?!

Если бы не мерзкая слабость, то я и вовсе бы встала и пошла уже домой. Только вот она пока никуда не девается. Голод все же дает о себе знать. Есть неожиданно хочется до одури. Значит, надо как можно скорее отсюда убраться.

Но стоит подождать Дачэна. Будет крайне нелепо напороться на дядюшку. Никаких разборок сейчас не хотелось совершенно. Вникать в отношения дома Чжаней — тем более.

Надо отметить, что я ожидала услышать разговор на повышенных тонах, но ничего подобного не происходило.

«То ли ушли далеко, то спокойно говорят, — отмечаю я, — все может быть…»

Вставать с дивана не хочется. Здесь мягко. Очень мягко. И дождь стучит так убаюкивающе. Можно только прикрыть глаза. Только сделать вдох, чтобы собраться с силами и встать.

Я прикрываю веки и… проваливаюсь в сладкий глубокий сон.

В нем я почему-то оказываюсь на кухне, окруженная уютом и ароматами свежей выпечки. И совсем немного — специй, среди который перец. Передо мной рабочая поверхность, усыпанная мукой. Всё окутывает атмосфера домашнего тепла. Мои руки заняты мягким тестом, и каждое движение наполнено любовью к тому, что будет.

Солнечные лучи проникают сквозь окна, наполняя пространство светом и теплом.

Внезапно откуда-то звучит голос — любимый, невероятный, настоящий. Я знаю, кому он принадлежит, но при этом это знание спрятано где-то очень глубоко. Просто факт.

Сердце начинает стучать быстрее, я поднимаю взгляд. Дверь распахнута, там в лучах света стоит человек. Ее улыбка ощущается как солнечный луч в серых облаках — теплый, немного щекочущий.

Внутри от этого разливается какой-то покой. Такой… как в детстве, когда родители ещё были живы. Я точно знаю, что как только подойду к этому человеку, то почувствую, как крепко обнимают сильные руки, а губы касаются волос. И… обещают:

— Всё будет хорошо.

Сон настолько сладкий и яркий, что я не просыпаюсь даже, когда в комнате кто-то оказывается. Стоит и не двигается, молча разглядывая меня спящую и сейчас такую юную и беззащитную. А потом тихо подходит и осторожно накрывает теплым шерстяным пледом. А ещё вытягивает заколку, чтобы волосы могли свободно упасть на подушку.

Я еле слышно выдыхаю, прижимаюсь щекой к подушке, ещё не зная, что вышивка оставит отпечаток, и умиротворенно проваливаюсь в сон глубже.

Чьи-то пальцы невесомо гладят меня по волосам. А потом дверь тихо прикрывается.

…Я просыпаюсь, словно толкают изнутри. Жмурюсь, провожу ладонями по лицу. Голова тяжелая. Не отказалась бы поспать ещё. Смотрю в окно — по-прежнему идет дождь, но значительно слабее того, что было.

Было…

О небожители! Я вскакиваю как ошпаренная, судорожно оглядываюсь по сторонам. Плед. Диван. Заколка на тумбочке.

— Я что, заснула… — бормочу под нос. — Этого ещё не хватало. Я…

Я совершенно не жду, что в этот момент заглянет Дачэн, внимательно посмотрит и спросит:

— Как ты себя чувствуешь?

— Я… нормально, — остается только буркнуть. — Мне надо идти.

— Тогда пошли есть. Всё на столе.

Я теряю дар речи.

— И это все? — Я хмурюсь, внутри поднимается раздражение. — Ты ничего не хочешь мне объяснить?

— Хочу, — спокойно говорит Дачэн. — И извиниться тоже. Но лучше это сделать, когда ты не будешь голодна.

«Я не голодна!» — хочется рявкнуть мне, но тут же вспоминаю, к чему это все привело раньше. И да, теперь желудок намекает, что он очень даже не против подкрепиться.

Это неправильно, но сейчас необходимо. Я растерянно моргаю, чувствуя, как теплые руки Дачэна, заботливо поддерживая меня за плечо, помогают подняться с дивана. Я в замешательстве, поэтому подчиняюсь.

— Мне правда нужно идти, — нахожу я в себе силы возразить, но голос звучит неуверенно, почти жалобно. Услышь Вэнь-Вэнь — ржала бы как конь. Хоть и лиса. И эта мысль немного отрезвляет.

— Не глупи, — спокойно отвечает Дачэн. — Ты едва стоишь на ногах. Ты должна поесть и восстановить силы.

Я понимаю, что придумывать очередную причину для отказа, как Дачэн уже ведёт меня в столовую, где всё выглядит так, словно кто-то действительно меня ждали.

«Не тупи, — одёргиваю я сама себя. — Сказал же, что еда готова».

Чуть осмотревшись, я понимаю, что поражена простотой и уютом этого места. Белые шкафчики, деревянный стол и большие окна, сквозь которые виднеется моросящий дождь. На столе уже стоит готовая еда, и аромат такой домашний, что у меня невольно урчит в животе.

«Будто вовсе не из этого пафосного дома, а перенесенное из какой-то маленькой сказки про лисят», — невольно отмечаю я.

Чем-то похожей на ту, что всегда рисуется в мечтах.

Дачэн заботливо пододвигает стул, и я поначалу просто стою, не зная, что делать, но потом сажусь, чувствуя, как напряжение медленно покидает моё тело. Зато появляется странное и неловкое смущение. Что это ещё за расшаркивания, как перед госпожой?

На столе стоят миски с горячим рисом, суп с тофу и водорослями, несколько пиалочек с овощными закусками: острая капуста, маринованные огурцы и обжаренные баклажаны с чесноком. Также я замечаю тарелку с бао цзы — мягкими булочками, начиненными свининой и зеленью. Рядом стоит чайник с горячим жасминовым чаем, от которого поднимается ароматный пар.

— Начинай, — предлагает Дачэн, наливая чай в маленькие фарфоровые чашки. — Надеюсь, что-то придется по вкусу, я не знал, что ты любишь.

Я осторожно беру палочки для еды и накладываю немного риса в свою миску. Потом закуски. И… ему кажется всё невероятно вкусным — теплым и утешающим, словно я вернулась в детство, когда всё было хорошо.

Я замираю на какое-то время, но голод берет своё. Поэтому некоторое время уходит, чтобы его утолить. И только потом я смотрю исподлобья на Дачэна и задаю вопрос:

— Ну?

Слишком коротко, чтобы что-то понять. Но Дачэну больше не надо. В конце концов, не я полезла к нему целоваться и назвала своим парнем.

«А зря, — мелькнула мысль, от которой бросило в жар. — Согласись, он же в твоем вкусе. От пяток до кончиков этих восхитительных длинных волос».

Наваждение нужно прогнать. Не хватало ещё этого!

Дачэн вздыхает:

— Я приношу свои извинения, что поставил тебя в столь неловкое положение. Я не должен был втягивать тебя в это и…

— Короче.

Это слово явно отрезвляет, потому что Дачэн прекращает рассыпаться в витиеватых извинениях и просто говорит:

— Деньги. Дядя. Объединение достатка с влиятельной семьей драконов через брак.

Я не в силах отказаться, когда мне пододвигают суп. В общем-то, порядок еды нарушен, но кому это интересно? Конечно, у сестры вкуснее, но сейчас тоже неплохо.

Как ни странно, объяснений достаточно. По крайней мере, причину можно понять.

— Бывает, — наконец-то произношу я, глядя на бульон в ложке. — А дальше-то что?

— Ты злишься? — аккуратно уточняет Дачэн.

Я пытаюсь проанализировать свои чувства. И… нет. Не злюсь. Обескуражена. Раздражена. Но не зла.

— Абсурд какой-то, — наконец-то вздыхаю я. — Ладно. Я поняла. Постараюсь больше не приближаться, чтобы не иметь проблем. Скажешь потом своему дяде, что расстались.

Я говорю это и сама не вникаю. Но так правильно. Потому что один раз подыграла, считай, помогла, чем могла.

Я не вижу, как меняется лицо Дачэна. Я просто хочу домой. Этого всего уже слишком. Придется, конечно, рассказать всё своим. Мэйлин обеспокоится, Вэнь-Вэнь все же будет ржать. Ну да и хрен с ней.

— Спасибо за еду, — быстро говорю я. — Надеюсь, мы в расчете.

Встаю из-за стола, не желая признавать, что это чем-то похоже на бегство. Плевать. Нет больше никакого желания здесь оставаться.

— Я вас отвезу.

Я выставляю ладонь вперед:

— Нет. Не надо.

Дачэн явно хочет возразить, но только пристально смотрит в мои глаза, а потом вздыхает и кивает:

— Хорошо. Тогда я вызову извозчика. Там дождь.

Я киваю в ответ, не в силах найти слова, чтобы выразить все, что чувствую. Я подхожу к окну и смотрит на город, скрытый под серым покрывалом дождя. Капли стучат по стеклу, оставляя за собой длинные извилистые следы.

Через некоторое время прибывает повозка, и я с трудом собираюсь с духом, чтобы выйти на улицу. Там мокро. А тут — непонятно. Но уходить надо.

Дачэн открывает дверь, держа в руках зонт, чтобы проводить меня к повозке. Я снова хочу сказать, что этого не нужно, но слова застревают в горле. Я просто иду вперед, слыша за спиной тихие шаги Дачэна.

Почему-то это не укладывается в голове.

Сквозь пелену дождя я вижу силуэт повозки, ждущей меня у обочины. Я сажусь внутрь, чувствуя, как мягкие сиденья буквально обнимают уставшее тело. Хорошая повозка. Я благодарно киваю Дачэну, который все еще стоит под дождем с зонтом, смотря на меня с непроницаемым выражением.

Повозка трогается с места, и я откидываюсь назад, устремив взгляд в окно. Город под дождем кажется другим — загадочным и немного печальным. Капли искажают свет уличных фонарей, превращая их в размытые пятна. Люди под зонтами спешат по дорожкам, прячась от непрерывного ливня.

Повозка медленно движется по мокрым улицам, и я чувствую, как ритмичный стук дождя убаюкивает меня, унося в полусон, в котором почему-то за моим плечом стоит Дачэн.

Проезжая по городу, я невольно вспоминаю, как в детстве любила смотреть на дождь, сидя у окна. Тогда мне казалось, что мир за стеклом — это другая вселенная, полная тайн и загадок.

Теперь же, глядя на город под дождем, я чувствую себя так, будто наблюдаю за собственной жизнью со стороны. Я понимаю, что всё сделала правильно.

И… совсем не понимаю, почему же внутри такая пустота?

Вэнь-Вэнь действительно ржёт как конь. Точнее, кобылица.

Не спасают ни грозный взгляд, ни обещание надрать уши, ни метко запущенная паровая булочка. Булочку она ещё и ловко хватает, откусывает и подмигивает.

После чего снова оказывается рядом, сгребает меня за плечи, заставляя практически уткнуться носом в себя и заговорщицки выдыхает:

— Слушай, а у этого твоего Чжаня случайно братишки нет? Или кузена? Вдруг им тоже нужна фиктивная невеста?

— Иди гуляй. — Я легонько отталкиваю её. — Глупышка.

Вэнь-Вэнь хохочет и ни капли не раскаивается, только подмигивает Мэйлин, мол, ещё немного — и заживем.

— Сюлань, он точно не сделал ничего такого, что… — начинает она и останавливается.

— За кого ты меня принимаешь? — возмущаюсь я.

— Ну видок у тебя был ещё тот, — замечает Вэнь-Вэнь, прекратив хохотать. — Знаешь ли, то ли как после драки, то ли после страстной ночи.

Я всё же запускаю в неё металлической кружкой, которой насыпала муку из мешка. Вэнь-Вэнь ойкает и не успевает что-то предпринять — кружка прилетает по лбу.

— Айя! Мэйлин, она хочет меня убить! Вы останетесь без гениального повара и доставщицы! Потому что Сюлань покушается на мои мозги.

— Их там нет, — мрачно замечаю я, понимая, что второй кружки под рукой нет. Поэтому хватит дурить и пора приниматься за лепешки.

Я смотрю на муку в большой миске и решаю, что этого достаточно. Вода, немного соли и масло следуют за ней. Я тщательно замешиваю тесто, чувствуя, как оно становится мягким и эластичным под пальцами.

— Вот так, — бормочу я себе под нос, когда тесто достигает нужной консистенции.

Это отвлекает и расслабляет одновременно. Даже Вэнь-Вэнь больше не бесит.

Мэйлин, наблюдая за мной с улыбкой, наклоняется к столу, чтобы помочь.

— Нужно сделать начинку, — говорю я, отрезая кусок теста и раскатывая его в тонкий пласт.

Для начинки идет сочная свинина, которую предварительно уже нарезала на мелкие кусочки одна пигалица с ушами. Вэнь-Вэнь, в смысле. Я в воке разогреваю масло, добавляю свинину, обжариваю её до золотистой корочки, затем добавляю мелко нарезанный зелёный лук, чеснок, имбирь и немного соевого соуса. Ароматы сразу же наполняют кухню, вызывая у всех усиленное слюноотделение.

— Пахнет потрясающе, — замечает Мэйлин, наблюдая за моими движениями.

Когда мясо готово, я снимаю его с огня и даю немного остыть. И почти сразу раскатываю тесто в небольшие круглые лепёшки. В центр каждой лепёшки кладу щедрую порцию мясной начинки, затем аккуратно складываю края, запечатывая начинку внутри. Каждая лепёшка превращается в небольшой плоский пирожок, готовый к жарке.

Я разогреваю на сковороде масло, выкладываю лепёшки и начинаю их жарить. Лепёшки шипят и румянятся, заполняя кухню ещё более аппетитными ароматами. Я переворачиваю их, добиваясь равномерного золотистого цвета с обеих сторон.

— Вкусно-о-о, — тянет Вэнь-Вэнь, заглядывая через плечо. — Нет, сестрица, определенно мы тебя никому не отдадим.

— Я никуда не собираюсь, — вяло отзываюсь я, но не отвлекаюсь от процесса.

Почему-то хочется вспоминать, как побывала в доме Чжаней. Как отключилась на диване и чувствовала, что меня накрыли одеялом. Как потащили на кухню кормить, не слушая возражений.

«А ещё поцелуй был невероятно хорош, — думаю я. — Невероятно».

И от этих мыслей делается как-то очень тоскливо. Я даже не смущаюсь этого и не думаю, что так нельзя. Просто понимаю, что все произошло настолько глупо, что аж обидно. Только со мной такое может случиться. Кого-то любят просто так, не называют фиктивной парой и…

Мне хочется дать себе пощечину. Что это ещё за нюни? Расклеилась. Позор. Хорошо, что сестры не могут заглянуть в голову. Вот позору-то было. А голова и правда дырявая. Я только дома сообразила, что так и не забрала свою заколку, которая осталась на тумбочке в доме Чжань Дачэна.

Нужно срочно переключиться, ибо до добра такие мысли не доведут.

Вскоре лепёшки готовы, и я выкладываю их на тарелку, украшая мелко нарезанным зелёным луком и кунжутом.

— Пробуем, — говорю я.

Вэнь-Вэнь и Мэйлин не теряют времени.

— М-м-м, божественно.

— Очень вкусно. Сестрица, нам нужно таких ещё штук сто!

— Если ты слупишь сто лепешек, то не вкатишься в лавку. Так и останешься торчать, застряв в дверях, — хмыкаю я, ополаскивая руки.

— А-а-а, Мэйлин, она не верит в меня!

На самом деле я чувствую удовлетворение, что смогла порадовать их в очередной раз. Кажется, всё налаживается, и глупая ситуация с семьей Чжань останется в прошлом.

Только вот я даже предположить не могу, что на следующий день в разгар рабочего дня на кухню заглянет растерянная Мэйлин и сообщит:

— Сюлань, выйди в зал, пожалуйста. Тебя зовет один господин.

Нахмурившись, я отряхиваю руки от муки и выхожу, чтобы в следующий миг увидеть за столиком… мужчину, которого Дачэн называл дядей.

Я замираю. Тут же появляется трусливое желание сделать вид, что меня нет. Да и никогда не было. Но я тут же одергиваю себя. Это что ещё такое? Трусость, которую даже словами не описать.

— Я иду, — коротко говорю я и выхожу в зал, дальше при этом искренне радуясь, что тому уже подали чай.

Мужчина выглядит собранным. Спокойным. Пристально смотрит на меня. Изучает и поглаживает бородку. Делается неловко. Как внимателен, гад.

Остается надеяться, что мужчина не собирается устраивать бучу. Никаких скандалов в лавке не нужно. С другой стороны… мужчина просто берет чашку и отпивает, держит во рту, потом одобрительно кивает.

— Добрый день, — все же произношу я, понимая, что стою столбом.

— Добрый. — Мужчина делает жест рукой, дающий понять, чтобы я присела.

«Сейчас скажет, чтобы не приближалась к его племяннику, — думается в первую очередь. — Ну и пожалуйста».

Все логично. Всё правильно. Но внутри немного неприятно тянет. Я приказываю себе об этом не думать и сажусь.

— Меня зовут Чжань Хуань, — без предисловий произносит мужчина. — Сомневаюсь, что тебе успели об этом сказать.

— Я… — начинаю и тут же замолкаю. Стоп. Откуда он…

— Не стоит недооценивать старшее поколение, — невозмутимо сообщает Чжань Хуань и кивком благодарит Мэйлин, которая приносит ему «Закуски под шёлковым ветром» булочки с перцем и беконом — мы только недавно запустили их в производство. Дедушке очень понравится название. Это точно.

Берет, откусывает, задумчиво жует. Я не знаю, что говорить. Да и как-то неприлично прерывать человека во время еды.

— Хорошо. Сюда хорошо пойдет соус с чесноком, — внезапно протягивает Чжань Хуань. — Подумайте о такой подаче.

Я несколько теряюсь. Это явно не то, что я ожидала услышать.

— Господин Чжань, не будете ли вы против озвучить, почему здесь? Вы хотите, чтобы я… не приближалась к вашему племяннику?

Ну вот и все сказано. Как прыгнула в ледяную воду. Остается только закусить нижнюю губу и хоть попытаться не выглядеть, как потерянный щенок.

Чжань Хуань замирает. Переводит на меня взгляд. Булочку из рук так и не выпускает.

— Нет.

Мне кажется, что я ослышалась. Я медленно поднимаю взгляд. На лице Чжань Хуаня нет ни намека на ехидство или попытку уколоть. То есть он сказал правду?

— А… что?

— Хочу понимать, что ты можешь дать моему мальчику.

В первую секунду мне кажется, что я ослышалась. Потому что звучит столь нелепо, что даже не знаешь, как прокомментировать.

— Я, простите… что?

— Сянь Сюлань, я хорошо изучил вашу биографию, — сообщает Чжань Хуань снова возвращаясь к булочке. — Нигде не заметил, что для вас характерно плохо соображать. Все же вы держите приличное дело, которое после гибели родителей не только не захирело, но и вполне хорошо держится. Я прекрасно понял, что это был спектакль. Однако я так же прекрасно знаю Дачэна. Только ради того, чтобы сбить меня с толку, он бы никого не попросил назваться его девушкой.

Я фыркаю. Получается не слишком убедительно, но это пока единственное, на что я способна. Потому что надо услышанное обдумать и проанализировать. Звучит слишком невероятно.

— Не стоит фыркать, как дикий кот, — невозмутимо говорит Чжань Хуань. — Я слишком хорошо знаю своего племянника. Поэтому жду ответа на вопрос.

— Я — лиса, — гордо сообщаю ему.

Да, они-то сами поди драконы…

Я чувствую, как спину жгут взгляды Мэйлин и Вэнь-Вэнь, которые явно заняли наблюдательный пост.

— Господин Чжань, мне нечего ответить на этот вопрос. И раз вы все поняли, то, пожалуй, стоит говорить не со мной, а как раз с вашим племянником.

В глазах Чжань Хуаня вспыхивает что-то похожее на возмущение, но он берет себя в руки и говорит:

— Нет, молодая госпожа, ошибаетесь. С теми, кто станет частью семьи, разговор обязателен тоже.

— Какой семьи? — распахиваю я глаза.

Ответить мне не успевают, потому что в этот момент в пекарню заходит господин Шэнь, за которым следует парень в светлом ханьфу, похожий на Дачэна, но при это будто бы моложе.

Я слышу шумный выдох Мэйлин. Ну да, опять он тут!

Впрочем, как следует его рассмотреть не получается, потому что сам Дачэн появляется через каких-то несколько секунд и решительно идет к нашему столику.

— Дядя, что здесь происходит?

Меня хватает всего нескольких секунд, чтобы собраться с мыслями и принять решение. Я быстро подхожу к Дачэну, хватаю его за запястье и тяну за собой на улицу.

— На пару минут, — бросаю я, вцепившись настолько крепко, что вырваться невозможно.

Надо отметить, тот даже не пытается воспротивиться — покорно идёт следом.

— Сестрица! — Вэнь-Вэнь хочет пойти следом, но её останавливает похожий на Дачэна парень.

Я уже переступаю порог и не вижу, что происходит дальше. А ещё вдруг осознаю, что теперь уже меня ведут к роскошной повозке.

«Здесь лучше. Стоять на солнце — такое себе, — подсказывает внутренний голос. — Сидя удобнее».

Конечно, удобнее, если бы не бурлила энергия, и не хотелось бы вцепиться в Дачэна и вытребовать ответ.

Но я сдерживаюсь, пока мы не оказываемся внутри. И молчим.

Внутри повозки напряжение достигает своего апогея. Я чувствую, как моя злость и раздражение нарастают с каждой секундой молчания. Я смотрю прямо на Дачэна.

— Что, демон побери, происходит? — Мой голос прерывает тишину, словно гром средь ясного неба.

Дачэн нервно сглатывает, отводя взгляд в сторону. Его лицо покрывается легким румянцем, и он, наконец, решается заговорить. О небожители, какой он сейчас милый. Ужас, что за мысли?

— Всё произошло... очень глупо, — начинает он, его голос не такой, как обычно. — У меня всегда так... всегда что-то выходит не так, когда... когда мне кто-то действительно нравится.

— Нравится? — Я не могу сдержать саркастического смеха. — Это всё, что ты можешь сказать? Вот это всё…

Я резко замолкаю, когда Дачэн смотрит мне прямо в глаза. Все слова, которые готовы были слететь с губ, вдруг исчезают. Становится жарче. Вот просто внутри что-то вспыхивает. Горячее и большое, как июльское солнце.

На меня раньше никто так не смотрел.

Дачэн продолжает:

— Сюлань, ты мне действительно нравишься. Я знаю, что с самого начала все пошло не так... Тогда, когда я коснулся твоей руки. Это было необдуманно. Мне просто до такой степени захотелось тебя задержать, что…

— Чай оказался у тебя на ханьфу, — растеряно произношу я. Нет, на это я совсем не рассчитывала. И что он продолжает так смотреть!

Дачэн внезапно опускает взгляд, закусывает нижнюю губу. Я запоздало понимаю, что этот гад скрывает смех.

— Не смешно, — фыркаю я.

— Да, я знаю. Прости. И твоё… ваше ханьфу до сих пор у меня.

— Это дедушки, — бормочу я.

Я смотрю на него, пытаясь понять, что происходит в его голове. Его гнев постепенно утихает, уступая место растерянности и удивлению. Он вздыхает, проводя рукой по лицу, и закрывает глаза на мгновение, чтобы собраться с мыслями.

— Это всё странно, — тихо произношу я, голос уже не такой резкий. — Я не знаю, что и думать... И твой дядя. Я все не выслушала, но не уверена, что готова к отношениям.

— Дядя… — Дачэн качает головой. — Мы поговорили. Он не будет против.

Мне кажется, что я слышу что-то не то.

— Подожди. Ты же сам захотел так сказать, потому что заставляли заключить брак с кем-то другим.

— Мы наконец-то нормально поговорили. Хоть мы и богатые драконы, но при этом не глупые.

Воцаряется тишина.

То есть Чжань Хуань пришел не устраивать скандал. Кажется, он и правда хотел посмотреть, что я из себя представляю.

— А теперь что? — тихо спрашиваю я.

Дачэн наклоняется вперёд, я забываю, как дышать.

— Я не хотел тебя обидеть, — говорит он мягко. — Прости меня за всё. Дай мне шанс всё объяснить и исправить... И пригласить тебя на свидание. Нормальное свидание.

Я смотрю на него во все глаза. И вздрагиваю, когда пальцы Дачэна касаются моей скулы, а губы прижимаются к собственным.

Остается только почувствовать, как мир вокруг меня исчезает. Все мысли, тревоги и сомнения растворяются в тепле прикосновения. Губы Дачэна мягко, но настойчиво исследуют, и я, забывая обо всём, отвечаю на поцелуй.

В этот момент всё остальное теряет значение. Есть только мы двое в этой просторной повозке, и чувство, что всё наконец-то встало на свои места. Поцелуй, полный страсти и нежности, плавно перерастает в нечто большее, чем просто физическое прикосновение. Обещание, данное друг другу без слов?

Поцелуй не похож на тот, что был в доме Чжаней. Это лучше. И кружит голову не хуже вина. Того самого дурацкого и сладкого с кучей бульбашек.

Я чувствую, как моё сердце колотится, как сумасшедшее. Мои руки оказываются на плечах Дачэна. Губы горят от ласки, но прерывать её не хочется. Да я просто сошла с ума.

Дачэн нежно касается моей щеки, шепчет между поцелуями:

— Я обещаю, что сделаю всё, чтобы ты была счастлива, Сюлань.

Хочется сказать что-то порезче, чтобы хоть как-то спрятать смущение, но ничего не выходит. Поэтому остается только снова прижаться к губам.

А там… Там уж мы как-то разберёмся.