Замуж за нелюдей

Лазарет находился на нижних этажах, куда с одной стороны вела винтовая лестница, а с другой — широкие врата с восточной части заставы, рядом с главными входом. Но спустили их именно по ступеням. Как будто бы для большего унижения не хватало именно этого.

Уже протрезвевший гном держался за подбитый глаз и едва успевал переставлять ноги в такт движению воеводы, что почти что волок его за шкирку по каменному полу. Фарин ничего не видел правым глазом, и его здорово пугала возможность того, что он ослеп.

Гном зло процедил то еще крепкое словечко, ощупывая свое лицо. Отделал его ушастый что надо: нос был точно сломан, кровь заливала подбородок и терялась в бороде — но и Фарин не остался в должниках и, кажется, сломал долговязому руку.

— Ну как так можно? — хмуро сказал воевода, ногой отворяя деревянную дверь в лазарет и заталкивая туда провинившихся. — Вы что, ополоумели?! Во время праздника! Мне плевать, что у вас там были за разборки и кто первый начал, выговор и наряды вне очереди получите оба. И чтоб даже не думали снова колотить друг друга. Выгоню к черту обоих! Подди!

Из-за угла выглянула немолодая женщина со светлыми кудрявыми волосами, собранными на голове в растрепавшийся пучок. Она держала в руке миску, в которой быстро что-то размешивала ложкой.

— Принимай болезных, — Лью толкнула гнома вперед, а эльфа, который был выше его чуть ли на голову, посадил на кушетку.

— Боже правый, — покачала головой женщина. — Милый, мне не до них, у меня тут целый отряд с отравлением лежит.

И в подтверждение за спиной лекарки кого-то громко стошнило. Она поморщилась.

— Получилось выяснить, чем траванулись? — воевода скрестил руки на груди.

— Ронни сварил ядовитые грибы, — вздохнула она. — Позови девочек, мне будет нужна их помощь.

— Хорошо, — кивнул Лью и покинул лазарет, громко хлопнув дверью.

Гном с эльфом переглянулись полными злостью взглядами. Воздух снова накалился, как это было пять минут назад, когда, допивая пятую кружку пива, Фарин не заметил длинную фигуру, которая чокалась кружками с отдыхающими воинами. Сперва гном решил, что это просто очередной житель заставы, которого он еще не видел, — за три месяца безвылазного нахождения в кузне с тех пор, как он сюда прибыл, гном и саму заставу-то толком не обошел и особо не знал, что где находилось. Дел было столько, что накопленные вещи предыдущим кузнецом пришлось разбирать и переплавлять денно и нощно — попросту не хватало времени на остальное. Его и на этот людской праздник Нового года пришлось чуть ли не на руках вносить в общий обеденный зал, чтобы приобщить новичка к местному сборищу самого разнообразного сброда. Вот и этот, как только повернул голову на бок и непривычные для эльфа короткие каштановые волосы обнажили острые уши, был тем еще отбросом. Где это видано, чтобы остроухие пили пиво и общались наравне с людьми? Да еще и так заливисто смеялись? Фарин вспомнил чопорные лица эльфийских дипломатов, что прибыли в его родной дом, разрушили его, спалили дотла, после чего ему пришлось скрываться и бежать. Кровь вскипела, подогретый алкоголем мозг затуманился, и в следующую секунду эльф оказался на пол, а дальше Фарин ничего не помнил. Только то, как их разнимали.

Подди поставила миску на стол и, минуя гнома, подошла к эльфу.

— Рукой шевелить можешь? — спросила она.

Эльф мотнул головой.

— Плохо, — женщина помогла эльфу избавиться от зеленой рубашки и принялась прощупывать его руку, пока что-то вдруг не щелкнуло и эльф тихо не зашипел, словно кошка, которой наступили на хвост.

Это был какой-то неправильный эльф. Фарин никак не мог понять, откуда такой вообще взялся. Он не был похож на полукровку, а если и был чистокровным, то почему отрезал волосы и что вообще делал в такой глуши, на самой границе? Хоть в его движениях и сквозила элегантность и легкость, присущие любому эльфу, вел себя он прямо как человек, а не как подобает его «высшей» расе.

— Вывих, — убедилась женщина, — тебе повезло, Ванаг.

Гном не сдержал смешка — еще и имечко под стать. Неправильное.

Подди обернулась и сузила глаза.

— Что смешного? — спросила она, даже не скрывая свое раздражение.

Фарин оторвал руку от лица и нахмурился:

— Почему меня не лечат? У меня травма куда серьезнее, — возмутился гном.

Подди поджала тонкие губы.

— Твои раны не требуют срочной помощи, в отличие от моего зятя.

Гном вытаращился на эльфа, который повернул к нему голову, и в свете свечей стал виден ужасный шрам, который тянулся через все лицо линией от правой брови до подбородка, и вдруг расхохотался, да так сильно, что пострадавший глаз стал болеть еще сильнее.

Он что, женился на человечке? Во дает! Это же невозможно! Истинный эльф никогда не свел бы свою долгую жизнь с людьми, которых они считали чернью под своими ногами. С этим-то что не так?!

И только Фарин захотел съязвить на эту тему, как с лестницы раздались быстрые шаги, и, оттолкнув тяжелую дверь, в лазарет ворвалась девушка в коричневом платье. Она с беспокойством, тяжело дыша, видимо, от бега, огляделась круглыми карими, почти шоколадными глазами, перекинула на спину две светлых косы и, заметив эльфа, с криком бросилась к нему:

— Дорогой! Что случилось? Тебе больно?

Она с беспокойством посмотрела на его руку, потом — на разбитую скулу.

— Все хорошо, душа моя… — впервые на памяти потрясенного гнома эльф заговорил. — Ты лучше присядь.

Его голос был мягким и бархатистым и никак не вязался с его внешним видом — какого-то наемника, который поучаствовал в опасной вылазке, чудом остался жив и с трудом добрался до крепости. Ничего общего с благородством ушастых.

— Что случилось?

— Подрался твой дорогой, Фина, — проворчала Подди, все еще продолжая оценивать вывихнутую руку эльфа.

— Что? Но с кем?

— Вот с этим, — Подди кивком указала на гнома, который уже и забыл, что хотел сказать.

Девушка гневно взглянула на гнома, отчего Фарин на секунду виновато съежился, и открыла рот, чтобы что-то тому крикнуть, но внезапно охнула и схватилась за живот. Гном уставился на ее круглый живот, не совсем понимая, что видел, а когда до него наконец дошло, внутри заворочалась совесть. Выходит, он набил морду не просто эльфу, а эльфу с беременной женой.

Ванаг подскочил, Фина остановила его взмахом руки, а Подди железной хваткой придержала эльфа на кушетке.

— Все хорошо! Малыш просто пихается.

— Фина, — строго заговорила ее, по всей видимости, мать, — я посылала за девочками, за Готт, а не за тобой. Иди отдохни, попей чего-нибудь. Нечего в праздник сидеть в лазарете. В твоем положении…

— Нечего мне наверху прохлаждаться, когда у меня муж здесь! — воскликнула девушка. — И ничего мне говорить о моем положении! Я лекарствую не хуже тебя и вполне способна оценить свое состояние. Я помогу вправить локоть, — она тут же засучила рукава платья и подошла к мужу.

Фарин так и сидел, наблюдая за этой странной семейкой. Радоваться тому, сколько гном нанес увечий эльфу, Фарину расхотелось. Наоборот, он чувствовал лишь вину за то, что напал на него с кулаками, за то, что заставил его беременную жену переживать, за то, что вообще напился, за то, что вообще пришел. Но эльф получил то, что заслужил, за то, что они вытворили два года назад, за то, что напали на Твердыню, за то, что…

Раздался щелчок, и эльф громко охнул. Державшие его женщины отступили. Остроухий повращал больной рукой и кивнул. Подди, погладив плечо дочери, ушла к остальным больным, которых в соседней комнате постоянно тошнило. Фина осталась и под собственные причитания фиксировала мужу предплечье бинтами. Свободной рукой Ванаг гладил ее по спине.

Фарин было снова начал возмущаться, что им никто не занимается, — его глаз начал сильно болеть — как в лазарет вошла…

Гном поморгал, чтобы избавиться от наваждения, но оно никуда не делось. На пороге стояла девушка. Невероятно высокая. Ее волосы цвета вороного крыла лежали волнами на спине и груди, а синее платье, расшитое цветами, обрамляло стройную фигуру так, что не залюбоваться было невозможно. Но больше всего привлекли ее глаза — голубые, светлые, холодные, цвета зимнего неба, колючие и в то же время спокойные. Ее взгляд остановился на гноме. Фарин вздрогнул и помотал головой, избавляясь от дурацкой мысли, что он, возможно, нашел свою будущую жену…

Ее тяжелый взгляд метнулся к Ванагу и Фине, а затем — опять к Фарину, и она прищурилась. И то, как недобро она всмотрелась в гнома… Похоже, шутки с ней плохи. Причем, любые.

— О, Готт! Займись Фарином, — крикнула откуда-то Подди.

— Что случилось? — спросила она.

Ее голос хладнокровно и как-то скучающе прокатился по лазарету.

— Все в порядк… — попытался ответить Ванаг, но жена дернула его за руку.

— Не в порядке! Я расстроена! Он подрался, представляешь? В праздник! С гномом! Как он тебе не прибил — еще загадка!

— Не я начал, — попытался оправдаться эльф, но Фина и слушать ничего не хотела. — Не волнуйся, моя душа. Все целы.

— Не волновалась бы, если бы тебя чудить не понесло. Все! — она осмотрела повязку и поднялась с кушетки. — Я пошла. Обработаешься сам, мазь и обезбол на столе. До утра чтоб не показывался дома, понял?! Не желаю тебя видеть!

— Ты решила свалить и оставить все на мне? — возмутилась Готт, отчего железа в ее голосе только прибавилось.

— Ничего, не хрустальный, он уже взрослый мальчик, сам напивается, сам дерется, сам огребает.

Черные брови Готт взметнулись на лоб.

— Ну, давай, успокаивайся, — протянула с ленцой девушка, чуть откинув голову в сторону выхода, и прошла за матерью на склад.

На недолгое время Ванаг и Фарин остались наедине. Гном неловко качал ногами, которые не доставали до пола. Ванаг уставился в одну точку, о чем-то задумавшись.

Фарин хмыкнул:

— Странно, что такая прекрасная женщина выбрала такого невнятного эльфа.

Тот повернулся и сверкнул зелеными глазами так, что гном тут же понял, что никуда его истинное эльфийское «я» не делось. Оно просто лежало где-то на дне его глаз, готовясь в любой момент по команде показаться на поверхности.

— Да пошел ты, — огрызнулся Ванаг, и Фарин едва не захлопал от неожиданного восторга.

Он еще и ругается! Ругающийся эльф! Да это же чудо! Рассказать — не поверят. Фарин проигрывал в голове его слова снова и снова, пока не стал полностью уверенным, что все услышал правильно. Этот ушастый оказался не так прост. Гном с удивлением обнаружил, что он даже чем-то начал ему нравится.

Вернулась Готт. Взмахнув синим платьем, она уселась на ту же кушетку, на которой сидел гном, и окинула его цепким взглядом и так близко к нему наклонилась, что Фарин испугался, что они столкнуться лицами. Ее внимательные глаза заворожили гнома, отчего он пришел в себя лишь только тогда, когда девушка вдруг протянула руки и бесцеремонно схватилась за его лицо.

— Эй, ты че творишь, женщина! — воскликнул Фарин и попытался высвободиться, но держалась она его так крепко, что этого не получилось.

— Сиди смирно, — приказным тоном сказала Готт и надавила на глаз, отчего Фарин дернулся и охнул от боли. — Смирно, я сказала! Будешь дергаться, гном, надавлю еще сильнее, тогда кровотечение выплеснется в мозг. Если не веришь, можно попробовать это сделать.

— Ты не посмеешь!

— Еще как посмею. Мой отец — воевода. Мне ничего не будет. Подумаешь, был гном — и нет гнома, — растягивая слова, произнесла Готт, вызвав у Фарина справедливый гнев.

— Ты… — только собирался взорваться гном, как голос подал Ванаг.

— Лучше не спорь с ней, хуже будет.

— Откуда ты знаешь?

— Так она моя свояченица.

— А ну, замолчали оба! — не выдержала Готт, открывая какую-то желтую склянку.

Девушка зачерпнула пальцем вязкую субстанцию белого цвета и поднесла к гному. Тот невольно отстранился — вонь от этого средства была адской. По взгляду девушки сразу стало ясно, что она могла вообще отказаться от лечения и уйти по своим делам, если он и дальше не будет ее слушаться. Гном стушевался и мог только зло смотреть на нее. Готт помазала зону вокруг глаз этой гадостью, которая здорово начала щипать, и цокнула.

— Ничего серьезного, — бросила она, запечатывая склянку.

— Фу, — сморщился Фарин, — разве нет лекарства не с таким тошнотным запахом?

Готт взглянула исподлобья и улыбнулась так, что Фарина бросило в дрожь.

— Для тебя — нет, — Готт начала накладывать повязку ему на глаз.

Гном все-таки вспылил. Эти ее заявления вызывали что-то среднее между восхищением и гневом, и Фарин не понимал, как ему себя вести.

— Ты что-то имеешь против гномов, человечка?

Та замерла и улыбнулась еще шире.

— Нет, — она протянула ему склянку, — ты, как и все гномы, мне совершенно безразличен, но ты избил моего зятя и испугал беременную сестру, поэтому всю ближайшую неделю будешь обрабатывать рану только такой мазью и думать о своем поведении.

Она поднялась с кушетки, оставив озадаченного гнома вертеть в руках лекарство, взмахнула платьем и, прежде чем гном успел ее поблагодарить, она уже отошла к эльфу.

— Завтра тренировка, не забудь.

— Но как я буду… — он поднял пострадавшую забинтованную руку.

— Не думаю, что для эльфа это какая-то проблема, — холодно заметила она и с грохотом закрыла за собой дверь.

Ванаг со стоном откинулся на кушетку.

— Ну ты и влип, ушастый, с такими-то родственничками, — нарушил неловкое молчание гном.

— Это кто еще влип, — вяло отозвался эльф. — Не припомню еще никого в крепости, кто бы ушел невредимым от мести Готт.

— Подумаешь, какая-то девка. Чего ее бояться?

Тот нехорошо оскалился:

-Она злопамятная. И опасная. Я тебе не завидую.

— И не надо! Вот еще. Лучше посочувствуй всем тем гномам, которым вы перерезали горло.

Эльф тут же резко сел и перекинул ноги на другую сторону кушетки.

— Я слышал, — начал он. — И мне жаль. Но я к этому не причастен.

— А где ж ты был, когда твои сородичи нарядились в дипломатов и разрушили наш дом?!

Ванаг скривил губы.

— Меня там не было. Я тогда был далеко от вашей твердыни. И давно разорвал все связи с домом.

— Ну, по тебе видно, — не сдержался Фарин и съязвил. — Очеловечившегося эльфа я вижу впервые.

Ванаг грустно улыбнулся и завалился обратно на кушетку. В свете. прерывистого пламя догорающих свечей его шрам стал как будто бы глубже, продавливая нос и щеки вовнутрь. Фарин невольно задержался на нем. Такое впечатление, будто кто-то ударил мечом наотмашь, а эльф успел лишь немного отскочить назад, чтобы удар не пришелся по голове. Но его все равно задело.

Перед глазами Фарина стало маячить что-то другое, что он не мог сказать. Это что-то было синее, черное, белое, и он с удивлением отметил, что уже какое-то время прокручивал весь свой разговор с это прямолинейной и странной девушкой по имени Готт. Если сравнивать ее с сестрой, нельзя было найти сходств ни во внешности, ни в характере. Небо и земля. Даже ее мать, которая хлопотала над отравившимися, вообще на нее не была похожа. И почему он об этом думал? А неважно, главное — что он скоро снова засядет за уже полюбившуюся наковальню и больше никогда не увидит эту девушку.

Но Фарин никогда еще так не ошибался.