Анна нашла магазин случайно, в один из тех октябрьских дней, когда город окутан туманом, а мокрые листья прилипают к подошвам. Она просто шла куда глаза глядят — привычка последних недель — и вдруг увидела вывеску: "Между строк".
Дверь со скрипом поддалась, и ее окутал теплый воздух, пахнущий бумагой, корицей и чем-то ещё — уютом, что ли. За прилавком сидел старик в вязаном свитере, читающий под лампой с зеленым абажуром.
— Добрый день, — он поднял глаза и улыбнулся. — Яблочного сидра?
Анна растерялась:
— Я... просто зашла посмотреть книги.
— Тем более, — он уже наливал из термоса в керамическую кружку. — Здесь не смотрят книги на холодную голову. Варю каждое утро. Семейный рецепт.
Она взяла кружку — та приятно грела ладони — и двинулась вдоль стеллажей. Книги стояли без особого порядка: старинные тома в кожаных переплетах соседствовали с потрепанными детективами, философские трактаты — с кулинарными книгами.
На уровне глаз ее внимание привлек томик Рэя Брэдбери "Вино из одуванчиков". Женщина вытащила его, и из книги выпал листок бумаги, исписанный аккуратным почерком:
"Если вы читаете это, значит, вы тоже чувствуете, что лето кончилось. Не только за окном. Брэдбери понимал, как важно сохранить в бутылках немного солнца на зиму. Я пытаюсь. А вы?"
Внизу стояла дата — две недели назад.
Анна посмотрела на старика: — А что это?
— О, — он оторвался от книги. — Некоторые читатели оставляют записки. Я не запрещаю. Книги ведь не просто бумага, правда? Они мосты между людьми.
Анна вернулась к стеллажу, задумчиво листая Брэдбери. Слова незнакомца отозвались чем-то болезненным. Лето действительно кончилось. Ее лето закончилось ещё в июле, когда Михаил собрал вещи и ушел, оставив пустую квартиру и еще более пустое сердце.
Импульсивно она достала ручку и написала на обороте листка:
"Пытаюсь разлить по бутылкам хоть что-то. Пока получается только слезы. Но спасибо, что напомнили про солнце. Может, оно еще есть где-то внутри."
Она вложила записку обратно в книгу и поставила на полку.
Через три дня Анна вернулась. Как-то само собой получилось — ноги привели. Старик снова предложил сидр, и женщина снова бродила между стеллажей. Брэдбери стоял на месте. Анна открыла — записка была там, но теперь с дополнением:
"Слезы — это тоже часть жизни. Может, их тоже стоит сохранить? Не для того, чтобы упиваться горем, а чтобы помнить: вы выжили. Солнце никуда не делось. Просто облака. Попробуйте найти «Осеннюю сонату» Бергмана на верхней полке справа. Там, между страниц 47 и 48, есть засушенный кленовый лист. Он помог мне."
Руки дрожали, когда Анна искала нужную книгу. Нашла. Открыла. Между страниц и правда лежал совершенно симетричный красный лист, тонкий, как пергамент, но целый.
Она осторожно вынула его, поднесла к свету. Прожилки просвечивали, словно кровеносные сосуды. Живой, когда-то. А теперь — застывшая красота.
Анна приложила лист к груди и впервые за многие недели почувствовала, как внутри что-то теплеет.
Так началось. Каждые несколько дней она приходила в магазин, они обменивались записками через книги. Незнакомец рекомендовал ей Пастернака, она оставляла ему Ахматову. Он писал о том, как заново учится жить после смерти жены, она — о страхе остаться одной навсегда.
"Одиночество — не приговор, а передышка," — написал он однажды. "Шанс услышать собственный голос среди шума."
Старик-владелец наблюдал за этим молча, лишь улыбался и наливал сидр. Октябрь перетекал в ноябрь, листья за окном становились реже, но внутри магазина всегда было тепло.
Анна заметила, что стала просыпаться без тяжести на груди. Что может пройти по улице, не отводя глаз при виде влюбленных пар. Что даже думает о том, чтобы вернуться к рисованию — старому хобби, заброшенному годы назад ради "взрослой жизни".
"Я купила краски," — написала она в очередной записке, вложив ее в "Маленького принца". "Акварель. Хочу попробовать нарисовать осень. Не знаю, получится ли."
Ответ пришёл через два дня:
"Обязательно получится. А если нет — получится что-то другое, и это тоже будет прекрасно. Кстати, а почему мы до сих пор не встретились? Может, хватит прятаться за книгами? В субботу в 15:00, у камина в углу? Я принесу печенье. Домашнее."
Анна замерла. Сердце колотилось. Страшно. Но и... интересно?
В субботу она пришла на десять минут раньше. Надела любимый бордовый свитер, впервые за месяцы накрасила губы. Старик кивнул ей, как старому другу, и показал на угол, где между стеллажами стояли два кресла у маленького камина.
В одном уже сидел мужчина. Примерно ее возраста, в очках, с седыми висками и добрыми морщинками у глаз. На столике между креслами лежала книга и коробка с печеньем.
Он поднял голову и улыбнулся — немного неуверенно, немного надеясь.
— Я Андрей, — сказал он. — Но вы, наверное, догадались.
— Анна, — женщина села напротив, чувствуя, как улыбка сама расплывается по лицу. — Вы знаете, я боялась.
— Я тоже, — собеседник протянул ей печенье. — Но знаете, что я понял за последнее время? Самое страшное — не начать заново. Самое страшное — так и остаться между страниц, запиской, которую никто не прочитает вслух.
За окном начинался дождь. В камине потрескивали дрова. Старик тихо ставил на прилавок новые кружки с сидром.
А Анна и Андрей разговаривали — просто разговаривали, наконец-то не через книги, а глядя друг другу в глаза. И оказалось, что голос может быть таким же теплым, как слова на бумаге. И что осень — это не только конец, но и начало чего-то нового.
Что-то внутри исцелялось. Медленно. Как заживает рана — сначала болит, потом затягивается, и однажды замечаешь, что шрам почти не виден.
Уходя вместе с Андреем, Анна обернулась. Старик читал под своей лампой, а на прилавке стоял термос с сидром — готовый для следующего потерянного человека, который случайно найдет дверь с вывеской "Между строк".
И Анна подумала, что иногда лучшие истории начинаются не с "жили-были", а с "я случайно зашла".