Старые боги в забытых кумирнях
Грустно сидят: им скучно и нудно.
Тор с Кецалем играет в шашки,
Скорбно кривит на проигрыш губы.
Пыль, запустенье, в углах - тараканы.
Афина счищает с лат паутину,
Морщится нервно, вспомнив Арахну.
Жертвенник выстыл - прах, а не угли:
Ни жертвенной крови, ни свежего мяса,
Ни щепоти зёрен, ни капли кваса.
Брошены боги, подобно старому хламу,
Что делать великим, куда им податься?
Дети пишут Богу
Дети пишут сегодня Богу:
"Здравствуй, Бог,
Как твои делишки?
Ты уже приготовил воду,
Чтобы смыть потопом людишек?"
Бог читает детские письма -
Слезы льет по щекам бородатым:
- Да куда же без вас я денусь?
Чем я буду без вас, проклятых?
Стена Плача:
Стоят, плачут...
Суют записки в щёлки:
Здесь - близко -
Дойдут быстро.
Устали атланты,
И рухнуло небо.
Рухнуло небо
Вместе с солнцем.
Алмазной крошкой
Рассыпались звёзды,
Не стало дня,
И не стало ночи.
Ушли атланты -
Назад не вернутся:
Не будет теперь
Ни зимы, ни лета.
Ушли атланты,
Не оглянутся...
Я видел мир иной, небывший:
Покорный Рим пред мощью Александра,
Железные фаланги македонцев,
Бредущие по Галлии лесистой,
Речь эллинов у стен Майякопана,
Спор Аристотеля с монахами Чанъаня...
Много ль, Одиссей за морем нажил ты,
У троянских стен, да за два десятка лет?
Где богатство: пленники, злато-серебро?
Корабли твои где, и где спутники?
Сам живой пришёл, хоть и в рванине.
Без тебя сын рос, жена старилась.
Как жила-ждала ты не спрашивай,
Пока за морем ты бранью тешился...
Эсхил
Стоило прожить семь десятков лет,
Написать восемь десятков пьес,
Чтобы погибнуть, став камнем орлу...
Жить у моря в маленьком городе,
Полном ветром и солнцем, и солью морскою.
На заре просыпаться под шорох волны,
На рынок ходить за рыбой улова ночного.
И тут же - по чарке вина молодого
С рыбаками, проперчёными ветром и небом.
Потом неспешно тянуть обжигающий кофе
У старого грека в убогой кофейне,
Ледяною водой из родников горных
Запивать жгучее варево так, чтоб ломило зубы.
И смотреть на фелюг паруса косые,
Слушать чаячьи крики, да гомон рыбачек.
А потом к коменданту порта -
К обеду с извечным вопросом:
Нет ли каких вестей из столицы?
Не пришло ли прощенье от принципеса?
Получать ответ от него всегдашний.
В тоске и печали домой воротиться,
До утра без сна в постели метаться:
- Когда же простит мне стихи император?..
В Тевтобургском лесу опадает листва,
В Тевтобургском лесу - золотистая осень.
В Тевтобургском лесу чьи-то кости лежат...
И потерянный Август бормочет:
"Вар, верни мне мои легионы..."
Арминию пенсию платит Рим
По счетам своим и чужим...
Как выжившей жертве
Нерешенного "германского вопроса".
Монет хватает сполна
И на хлеб, и на папиросы.
В лачуге пусть бедно, но чисто.
Старый меч на стене,
Пусть и ржав, но на почетном месте.
Помнит его клинок
Дымную римскую кровь,
Последние всхрипы врагов...
А старый хозяин забывчив:
Лишь хмурит недоуменно бровь,
Пытаясь припомнить Лес Тевтобургский
И всхлипы манипул букцин.
Он теперь доживает в городке на Рейне,
Скупо платят герою германцы:
Монетой медной, редкой.
А вот римский Сенат сполна
За свои ошибки платит.
Легионы идут из провинций...
В столице - списки проскрипций.
В Рим ведут все дороги,
Ползут по ним похоронные дроги,
Топчут их военные калиги.
За плечами кровь и пот, и долгие лиги...
Что скажешь, милая Делия,
За чашей фалернского терпкого?
Век прожит. Сделано, что сделано.
Тает всё в кислоте времени едкого.
Все дороги - в Рим, в Рим...
Только Рим уж не тот, не тот.
Ну, а мы всё трендим и трендим
На кухнях, щеря щербатый рот.
Дорожает хлеб и вино,
Легионы уходят с границ.
А в сенате говорун за говоруном,
Да и цезарей частая смена лиц...
А давай нальём ещё по одной?
Сыр и оливки хорошо пошли...
Мир нормален, пока есть вино
И закуска - услады усталой души.
Ты нам кофе, Тибулл, намели,
Чтоб хватило хоть на две чашки.
Мы с тобою, дружок на мели.
Гость в безденежье - несколько тяжко.
Затепли в очаге огонь:
За дрова эти свитки сгодятся.
Нет, Овидия ты не тронь,
Лучше уж с Цицероном расстаться.
За окном шумит Авентин...
Что, раздачу ещё не кричали?
Выпьем кофе, мой друг, помолчим,
Предаваясь плебейской печали.
Вдоль границы варвар ходит хмурый
В драных шароварах из козлиной шкуры.
Ветер рвёт с волны барашек пену,
В лавке хлебной вновь подняли цены.
Как наместник поживает, знать ты хочешь? -
По ночам с лампадою германский учит.
Жгут архивы, золотишко прячут.
Мужики мрачны, а бабы плачут...
Бабы, впрочем, дуры, ты же знаешь.
Говорят, не будет больше римлян?
Что ж... ты станешь галлом, я - сирийцем,
Станем предъявлять друг другу счёты,
Оккупантами считать с тобой друг друга.
Нынче ветер. Снег крупой на крышу сыплет,
Солнце где-то в тучах заплуталось.
Как назло, из дома мне не выйти,
А вина ни капли в доме не осталось.
Голова с утра, что жбан из-под помоев -
Говорил себе вчера: не пей по-скифски.
Разлепить глаза - усилие большое,
И во рту... как побывали крысы.
Я помру сейчас от этой нудной боли,
Что сверлит мне лоб, затылок давит.
Ты, конечно, прав, любезный Публий,
Что от пьянства нас могила лишь исправит.
Они заходят просто посмотреть
Матроны и юнцы с овечьими глазами,
На бицепсы, на перси поглазеть,
Пощёлкать пальцами, поцокать языками.
Товар отменный: только завезли
Вчерашним кораблём опптовики с Родоса.
Товар хорош - со всех краёв земли:
Рабы крепки, рабыни хороши - да нету спроса.
Скучают продавцы: цедят себе вино;
Скучает и товар: с утра жара и мухи...
Пора торговлю прикрывать давно,
Да как-то надо обеспечить внуков...
Всё спокойно в Поднебесной, всё спокойно:
Заговорщики на плаху головы сложили,
Недовольных языки пошли на заливное.
Всё спокойно в Поднебесной, всё спокойно:
На границах нынче варвары притихли,
В храмах фимиам куриться Сыну Неба.
"Всё спокойно в Поднебесной, всё спокойно!" -
В дацзыбао грамотеи борзо пишут.
Только дробь бамбуковых дубинок громче
По плечам крестьянским и по пяткам...
Эта дробь победно возвещает:
"Всё спокойно в Поднебесной, всё спокойно..."
В чашке зелёный чай,
Снег за бумажным окном.
- Мальчик, жаровню раздуй,
Холодно что-то ногам...
Последней заставы приют -
Хрупок здешний покой.
К западным варварам путь
Долог и труден зимой.
Отсюда, пожалуй, письмо
Другу в столицу пошлю.
Выпадет ль случай ещё
Ему передать поклон...
Был хром. Не с рожденья -
Память о рабской колодке.
В старости с лошади падал -
Едва подняли, болел долго.
В юности у него жену украли:
Жену вернул - спасибо другу...
Друга потом убил, много позже, -
О себе слишком много думал.
Покорил полмира -
На пенсию так и не вышел.
Где схоронили - кто знает?
Следы совсем затерялись...
Я служу Фемиде борзописцем
Десять лет. Пожалуй, срок немалый.
А герои? Всё насильники, убийцы,
Казнокрады, душегубы да мздоимцы...
Много ль славы бедному поэту?
Лишь хула вдогон, да горстки меди.
День - в бегах, а после - до рассвета
Всё в трудах, пока коптит лампада
И стило царапает по воску,
Буквы в новости слагая.
А на завтрак - лишь оливок жменя
Да глоток вина, и вновь в делах я...
Подражание Катуллу
Прилетал Пегас - сожрал все сено,
Посетила Муза - устроила сцену...
Что за жизнь у поэта? Хуже собаки...
Голубь, пернатая крыса,
Хочешь обгадить поэта?
Метишь на голову точно...
Что ж ты, треклятая птица,
Памятник разве ответит?
К граниту приделан он прочно.
Захомутала Поэта Муза:
Стирает ему носки и рубахи,
По утрам готовит нехитрый завтрак,
Бутерброды в путь пакует в бумагу...
Так и живут.
Подрастают детишки.
По субботам все вместе - на рынок,
По воскресеньям семейством - в церковь.
Пегас прядает ушами в стойле,
Сеном хрустит, косится лилово...
Укатали сивку крутые горки -
Одряхлела, состарилась кляча.
А стихи? Давно пошли на растопку.
Задалася жизнь. Удача...
Тяжело расставался поэт с музой -
Отсудила себе машину и дачу,
Ему же досталась лишь стопка книг
Да долги по счетам из бутиков в придачу....
Я умею складывать строчки
Ломким пером на шершавой бумаге.
А песен, вот, петь не умею:
Ни голоса нет, ни слуха. И точка.
Ночь не спать
Напролёт до утра.
Цепким пером
Царапать бумагу.
Восковые слёзы
Утирать свечке.
Слушать шорох
Паука в паутине...
Я читаю книги на бумаге,
В шорохе страниц, с настольной лампой...
А пишу - коряво. Закорючки.
Непривычны стали руки к ручке:
Строки - вкривь и вкось: едва понятны.
Глянет кто, и вряд ли прочитает.
Бросить все и стихами заняться...
Писать их покойно в пустой кофейне:
Складывать буквы - за строчкой строчку
Нанизывать их, как бисер на нитку.
Крепкий кофе, ленивые мысли...
За окном - капель: весна наступает.
А слова бегут, на бумагу ложатся,
Измарал уже стопку - никак не уняться.
Утомила меня запойная муза -
Завалить бы ее на кровать, чертовку,
Изласкать, измотать, утомить любовью
До искусанных губ, до синяков под глазами...
Для меня загадка - тайные знаки,
Что на чистом листе чертила старуха.
Знахарка сложила голову на плахе:
Вот и вышла на старуху проруха.
А листы остались в пыльной каморке
Непрочитанной тайной, нераскрытой загадкой.
Я крутил из них с табаком самокрутки
И дымил в сортире школьном украдкой.
Нанизывая буквы слов
На нить основ,
Я проступаю в этот мир
Размытым негативом игр.
И шёпотом листвы,
Звенящей на ветру,
И шорохом воды,
И эхом пустоты...
Зерном, упавшим в борозду,
Я прорастаю... я расту...
Мы убиваем время -
Руки в его крови.
Не дергайся, бесполезно,
Не рыпайся и не кричи.
Мы потеряли время -
Оно заплутало в лесу.
Не проводить зимы нам
И не встретить весну.
Мы растратили время -
Пуст совсем кошелёк.
Мы уже рядом со смертью,
Остался всего волосок...
Старость стучится в двери
Седым волоском на виске,
Морщинками на ладони,
Маятою в ночной тоске...
Я - снег: я упал и растаял...
Я - дождь: я выпал и высох...
Я - ветер: пролетел и замер...
Я - шепот листвы: ты слышишь?
Изжёвана новость
Свежей газетой
Муха ползёт
По вчерашней котлете.
Табачные крошки
Просыпались на пол.
Радость была,
И вот не осталось...
Новость стареет быстро:
Раз - и нету ее...
Где он - сараевский выстрел,
Гибель Мэрлин Монро?
В жёлтых клочках газетных
С полустёртым свинцом
Доживают свой век в клозетах...
Новости - это сон.
Жить в хижине на берегу моря злого,
Где мокрая соль оседает в лёгких,
Где небо кругом едино с водою,
Где играет ветер на холмах плоских,
Где память о жарком юге стала золою,
Лишь крики чаек тишину разрывают.
На валун присесть, ковырять песок ногою,
В низкое серое небо табачный дым пуская.
С берега высокого
Головою вниз - да в омут...
И стекло воды
Враз до дна расколото.
Прикручен фитиль керосиновой лампы,
Копоть по краю стеклянной колбы.
Шорох и писк радиоволн в эфире:
Как ещё узнать что происходит в мире?
Шорох капель по барабану брезента.
Запах дождя терпкий, как вкус абсента.
Пророщенные зерна пустоты,
Сухой остаток майских ливней,
Раскрывшие объятия мосты,
Несбывшиеся каналы Линий.
Державный Петр рубил окно -
От стылых сквозняков одна чахотка.
Любой проект кончался все равно
Строительством большого околотка.
Опять Невы кривые зеркала
Рябят дворцов ветшающие своды.
Стучат в стекло пьянящие ветра
Иллюзией очередной свободы...
Чужих болот томительный туман,
И финских колдунов неспешные проклятья.
Слова скользят: обманом за обман,
И полон мелочью пустой карман...
Жестянка с табаком,
Жестянка с чаем...
Да склянка коньяку...
Шипение углей,
Скрипенье половиц...
Шуршание страниц.
Парок от кипятка,
Дыханье сквозняка
Сквозь жар камина...
Шершавчатость бумаг,
Прилипчивость чернил,
Да треск пера...
Полночье за окном,
Озябшая звезда,
Да месяца клинок...
Сухая горечь дум,
Отрава пустоты,
И немощь слов...
Не ровен час, а трясок, как ухаб...
Хоть духом бодр, да чревом слаб.
Час чая и сливового вина -
Кружат хмельные мысли и слова.
В окне сгустилась тьма,
В гостиной - тишина.
В камине о своем трещат дрова.
И ты, конечно же, права...
Бросить всё и уехать
На острова, где песок белый,
Где зелёные скалы стонут
От ласки волны пенной.
Где весёлые негры тянут
Из глубин морских сети
С закатом зелёным.
И поют при этом
Долгие песни, полные грусти.
Бросить всё...
Только как бросить?
Если сердце насквозь пробито
Золотою иглою Адмиралтейской?
И кровь истекает по капле
В эти гнилые болота
Протяжною белою ночью?..
Жить в лесу, просыпаться под пение птиц.
Засыпать под мягкий перестук спиц...
По утрам умываться водой ледяной,
Любоваться хвои, листвы и света игрой.
Упиваться чаем, сдобренным дымком,
Иногда ходить в село за молоком...
Беречь крохи - угощенье для птах.
Вспоминать город лишь в редких снах...
Прогорели в камине дрова,
Память подернулась пеплом.
На ветвях - молодая листва,
Обернулся лес покрывалом светлым.
Этот май, холодный,
Как водки глоток,
Словно волк голодный,
Что в чащобе продрог...
Я живу над порно-магазином:
В гости ходят дамы из резины,
Выпивают рюмочку, другую,
И в глаза мои глядят, тоскуя.
Гуттаперчевые дамы - те же люди:
Хочется им счастия на блюде,
Хочется им принца на коне,
Хочется прогулок при луне...
Есть у пилота небо,
У капитана есть море,
У пастуха есть овцы,
Есть у вдовы - горе.
Есть у охотника пуля,
У дуэлянта - шпага,
Есть молоко у младенца.
У человека есть сердце.
У каждого есть что-то...
Один поэт бесприютен,
Да звезды в высоком небе,
Чьи они? Кто ответит?
Сам себя и спародирую...
Есть у кухарки кастрюли,
У полотёра - щётки.
Есть у хакера вирус,
Есть у бандита "волына".
Есть у "торчка" "колеса",
У коммерсанта - "бумер".
У белорусов есть батька",
А у "пендосов" - "баксы",
У россиян есть Путин,
У пионера есть галстук,
Есть у Аль-Кайды Бен-Ладен,
А у Спилберга - "Оскар".
Есть у собаки будка,
Есть у кошки сметана.
Ах, до чего же грустно
Устроено все в этом мире...