Зарисовка: о севооборотах и рокировках

Зарисовка, о севооборотах и рокировках

- Так значит, все согласно нашим планам получилось?

-Все верно, госпожа, - поклонился староста, - рис после травяных бобов сам-десять дал на полях, а вот на тех, что по традиции растили, едва до сам-трех собрали.

Госпожа кивнула удовлетворенно, звякнув подвесками в шпильках, переложила руки в широких рукавах и поджала губы.

- Тогда продолжим согласно планам. Арендаторы пусть меняют оборот, но только те, что согласятся добровольно! Мне тихие вредители не нужны. На моих личных полях, тех что на террасах к востоку, половину переводи на первый оборот, последовательно… впрочем, вот записи. Надо бы размножить.

Из расшитого перьями птицы огня лилового шелка рукава появились объемистые свитки. Староста почтительно принял опечатанные тубусы.

- И запиши всех, кто добровольно перейдет на мой оборот, отдельно. По ним я отдельно…

Госпожа замерла и повернулась к длинной дороге, изгибающейся между холмов. Там поднялась пыль, размазывая четкую линию горизонта.

С дозорной башенки донесся свист.

- Ну вот, гости пожаловали. Вы, господин Хун, знаете, что делать, верно?

- Конечно, госпожа.

- Так займитесь тогда, хорошо? – женщина, шурша праздничными шелками, поспешила с закрытой веранды наружу, к главным воротам.

- Конечно, госпожа, - староста Хун, прибрав свитки, покачал головой.

Госпожа действительно волнуется. Обычно она себе такой грубости не позволяет, ни с кем. Но вот в такие моменты дикое воспитание берет свое. Впрочем, Хун не в обиде. Столь важных гостей, из самой столицы, в поместье Хан никогда не принимали. Справятся ли слуги?

Впрочем, то не его дело, хотя госпожа и не склонна наказывать любопытствующих, по крайней мере палками или плетьми. Вот новой работой, это да…

Староста миновал суетящихся слуг, развешивающих последние гобелены и ало-золотые фонари во внутреннем дворе и разместился в бывшей кладовой, превращенной в удобный кабинет.

Чаю, пожалуй, сейчас он не дождется. Что ж… обойдемся. Усевшись на подушки и посетовав на возраст, не щадящий колени, не смотря на все практики, коими щедро делилась госпожа со всеми от мала до велика, староста потянулся к полкам. Как удобно, близко были поставлены алые лакированные шкафчики с множеством отсеков.

Из одного такого были извлечены горелка, глиняный чайничек и запас недорогого листового чаю. На маленьком огоньке, заплясавшем между чугунных загогулин, быстро забулькала вода из серебряного кувшина, между опорных столбов поплыл терпкий аромат. В высокой лампе за прочным стеклом также нужно разжечь огонек, скоро солнце опустится за холмы и стемнеет, и через окно, затянутое прозрачной бумагой, не будет поступать достаточно света, чтобы разобрать письмо. И вот кисть нырнула в густые чернила, чудесные, всегда находящиеся наготове чернила.

Итак, севооборот с бобовой травой, нужно описать подробнее…

Староста погрузился в работу, тщательно и разборчиво выписывая на длинном листе знаки и вырисовывая картинки. Не так уж много грамотных среди арендаторов.

На шум и гам за дверями он перестал обращать внимание почти сразу.

Закончив с записями, когда уже совсем стемнело, староста отправился на поиски госпожи Хан. Которая обнаружилась во внутреннем дворе, в одиночестве в значительном расстройстве она расхаживала между драгоценных самшитов, вскидывая руки и разговаривая с воздухом.

Староста старательно не вслушивался, но громкий монолог, обращенный к предкам волей-неволей разбирал.

- И мама, разве вы, в своей мудрости не могли бы выбрать не кого-то из рода Хань! И благородный отец, кто ж разрешил вам взять в жены северную варварку. Так, что получилось потомство достаточно благородное для брачного предложения от императорской семьи! Да мне делать больше нечего, только в императорских рокировках участвовать… ох, мама, надеюсь вам там, на Небесах, беспокойно! О, господин староста! Я совсем про вас забыла! Гости! – госпожа сложила руки в извинении.

Староста Хун поклонился.

- Я вполне понимаю, я прекрасно справился с посланиями и сам. Вас можно поздравить, госпожа?

- Да, с тем, что я выхожу замуж в Небесный город, за самого Великого императорского брата. Будь проклята политика и политические рокировки! Мы только севооборот наладили.

Староста округлил глаза. Это чрезвычайно высокая честь! Но как?

- Ах, вы не знаете, мой отец имел несчастье происходить из рода Хань, из страны Фань, и все бы ничего, но они наследие и по мужской, и по женской линии считают. И ах, моя драгоценная мать приехала в эту страну со своим отцом, посланником Северных лесов, братом одного из князей Севера. Мы не говорили об этом, и даже сменили имя рода на местный манер. Но вот! Все, все придется решать как-то…

Госпожа щелкнула пальцами.

- Будет сложно. Придется подыскивать управляющего. И писцов, и новых слуг, для Небесного города – то? И все из-за какой-то глупой беглой романтичной девицы, пренебрегающей своим долгом! За горы она сбежала, с мелким каким-то князьком, вместо того, чтоб как подобает закрепить военный союз. Имперский брат стар? Молю вас, Внутреннему дворцу какое до этого дело? Но в итоге что? Я! Выхожу! Замуж! Вот сорок сезонов без этого прожила и дальше бы жила… Но долг свой я знаю. Ох, прошу прощения, господин Хун!

Староста только поклонился, и куда ниже, чем раньше. Он тоже знает свой долг. Он будет молчать и служить. Деревни, в конце концов, никуда не денутся. А севооборот, что севооборот. Может, он теперь на всю Империю распространится. Потому что госпоже Хан, ну или Хань теперь уже, быстро станет скучно в Небесном городе. А то он свою госпожу не знает?